Прекрасный белый снег
Шрифт:
– А как же быть? Как же мне быть, – всхлипнула она опять. – А маме его я что скажу?
И Серёге стало её жалко. Он смотрел на эту прекрасную, молодую ещё женщину с взглядом затравленной собаки, и странные какие-то, забытые давно чувства просыпались в нём. «Да ну их к чёрту, – вдруг подумал он. – Идиоты! Мне что, своих тут мало?»
– Ну хорошо, Светлана, хорошо. Давайте так: завтра приезжайте, там посмотрим. Или послезавтра. Силой здесь его держать никто не станет. Своих дураков хватает! Выпишем… Если, конечно, всё пойдёт нормально, – он посмотрел на Светку. – Вы, Света, меня слышите? Если динамика будет положительной, выпишем непременно, под
– Ладно, – вытирая припухшие глаза, улыбнулась тихо Светка. – Договорились.
– Но, вы уж меня, Света, извините, с одним условием! Вы, Света, мне будете звонить – иногда, не часто, не переживайте! Докладывать, как там у вас, – на этом «вас» он сделал небольшой нажим, почти и незаметный, очень лёгкий, – как у вас дела. А через месяцок примерно привезёте его сюда. Сами! Вы, Света, сами! – он посмотрел на неё внимательно и уточнил: – Вы меня поняли, Светлана? Вы сами привезёте…
И она согласно кивнула головой.
– Да, Сергей. Да. Я вас поняла. Я очень хорошо вас поняла. Я привезу его сама. Сама привезу. Конечно…
– Да, и завтра, прежде чем к нам ехать, вот, позвоните, – он протянул ей маленькую карточку с золотым тиснением. – Мало ли, вызовут куда… Тут, знаете, всякое бывает, – чуть грустно улыбнулся он. – Вот вам моя визитка, здесь и мобильный есть, – как-то смешно немного, будто желая немедленно расцеловать и эту визитку, и маленькую, всего-то в пол-ладони, сиреневую «Нокию», свою большую гордость, он сделал губы трубочкой и посмотрел на Светку. – У вас, кстати, есть мобильный?
– Нет, – мрачновато усмехнулась Светка. – Пока не заработали.
– Ну ничего, не страшно, заработаете ещё, – утешил он её, – а пока можно и с городского… Звоните, Света, звоните, не стесняйтесь…
Он проводил её до выхода, протянул руку на прощанье:
– Всё, жду вашего звонка. После обеда. Ближе к вечеру. До завтра…
– До завтра, – подала ему руку Светка. – До свидания.
И дверь, тяжёлая стальная дверь, закрылась за ней с тихим гулким стоном.
Серёга вернулся в кабинет, открыл свой секретер и налил полный фужерчик вискаря. «Да пропади оно всё пропадом, – подумал он. – И нафига мне это нужно?! Вот эти сцены безумные, дураки эти, самоубийцы бесконечные! И почему только такие женщины достаются каким-то идиотам?» Одним большим глотком он опрокинул виски в горло, подошёл к окну, раздвинул шторы. «Всё, хватит, – сказал он сам себе. – Хорош тут сопли распускать! Собрался! День ещё целый впереди…»
Он стоял молча и глядел в позднее ноябрьское утро. Впереди его ждал очередной тяжёлый бесконечный день, ещё один день в дурке. За окнами, огромными хлопьями, кружился, тихо падая, ко всему на свете безразличный, прекрасный и равнодушный белый снег…
Светка же вышла из больницы, в первом попавшемся ларьке взяла джин-тоника, села под крышей остановки и закурила. Мелкими глотками она пила горьковатую ледяную жидкость, и на душе у неё тоже было и горько, и страшно, и холодно ужасно. И холодно, и горько…
Глава пятая
Вечерний обход в закрытом психиатрическом стационаре огромной питерской больницы где-то в Купчино начался по расписанию, в шесть вечера, как обычно. Хотя, собственно, и обход-то весь – всего ничего, одна формальность. Три небольших палаты на восемь коек, никаких тебе буйных, убийц или преступников. Ободранные полунаркоманы-алкаши, народ в общем безобидный, пока до сладкого не доберётся. А как же тут добраться? Стальные двери, милицейский пост на входе, окна за проволочной сеткой, ещё и на решётках. Не отель в Анталье олл инклюзив. И захочешь тут – не расшалишься! С такими вот позитивненькими мыслями Сергей Станиславович Овчинников, завотделением, в сопровождении двух санитаров вошёл в третью, последнюю на сегодня, самую тихую и в чём-то даже образцовую палату.
Особенных сюрпризов он здесь не ожидал: действительно умалишённых и даже приличных симулянтов здесь не было давно. Обычный питерский, изрядно потрёпанный жизнью люд из пьяных коммуналок и с окраин. Разве что новенький этот, очередной самоубийца-неудачник, вызывал у Серёги некоторые сомнения.
Парня доставили прошедшей ночью, сразу в реанимацию, с огромной передозой тяжёлого снотворного и, как обычно в подобных случаях бывает, с изрядной долей алкоголя в крови. Его, как и положено, ещё на квартире промыли от души и накачали слегка адреналином, в реанимации провели дополнительные мероприятия, уже, скорее, для порядка, а утром перевели сюда, в третью палату. И вот теперь эта его койка на колёсиках стояла прямо в центре, в широком проходе между кроватями больных. А несколькими часами ранее Сергей провёл довольно тёплую, хотя и с лёгким воспитательным уклоном беседу со Светланой, его женой – удивительной красоты молодой женщиной со светлыми печальными глазами.
– Ну-с, – с лёгкой улыбкой войдя в палату произнес Сергей Станиславович негромко, – добрый вечер, граждане больные, алкоголики, как говорится, наркоманы, тунеядцы. Как здоровье? Не болеем? – Сергей Станиславович шутил; подобная, слегка панибратская манера общения со своими пациентами в его представлении играла роль некоего смягчающего демпфера и в то же время как-то сближала с обитателями стационара. – Как там наш новенький? Проснулся? – он подошёл к койке на резиновом ходу, чуть наклонившись посмотрел внимательно на Веню, и нарочито бодрым голосом с улыбкой произнёс: – Ну, здравствуйте, молодой человек, здравствуйте! Проснулись наконец? Тогда с днём вас, так сказать, рождения! Добро пожаловать в наш дивный сад! – Сергей Станиславович, казалось, просто светится радушием. – Как настроение? – довольно хохотнул он в стриженую свою, аккуратную бородку. – А! Вижу-вижу! Уже лучше! Вижу по глазам!
Завотделением, конечно, слегка лукавил. Глаза Венькины, сказать по правде, оптимизма большого отнюдь не излучали. Да и какой, признаться честно, какой вообще оптимизм могли излучать глаза вчерашнего самоубийцы, по пробуждении нашедшего себя привязанным к постели, под капельницей и за решётками на окнах. А если учесть ещё и пикантное то обстоятельство, что человек этот совсем недавно был начисто сражён известием о своём пребывании в психушке, так тут же станет ясно: ни радости, ни даже намёка хоть на какое-то веселье глаза счастливца излучать явно не могли. Это было просто невозможно…
– Здравствуйте, – мрачно выдавил из себя Веня. – Лучше, лучше. Куда уж лучше? И был-то вроде ничего. А теперь совсем уж здорово! Здоровее просто некуда…
– Ну вот, – опять заулыбался доктор. – Вот и чудесно! И чувство юмора, вижу, к нам вернулось! Недаром в народе говорят: здоровый сон – лучшее лекарство. В словах народных – вековая мудрость! Не находите?
– Нахожу, – криво улыбнулся Веня. – И опять теряю. И снова нахожу. Так и живу. Зато не скучно. Кто-то теряет, а кто-то находит. Народная мудрость, вековая…