Прекрасный человек

Панаев Иван Иванович

–  Согласитесь в одном: ведь в водевиле осмеивают только современные нравы, по большей части нападают на бедных чиновников, и я не понимаю за что… В этом предмете нет никакой поэзии…

–  Ах! я вам скажу, - воскликнул вдруг товарищ Владимира Матвеича, глядя на

Зет-Зета, - у нас есть два чиновника в нашем отделении, то есть просто смех; вот бы вам описать их.

–  Шампанского!
– закричал угощавший, обращаясь к Зет-Зету, - за успех твоего

"Теньера".

–  Ах жаль, что нет здесь Кукольника, - сказал повествователь, -

вот душа-то холостых сходок. С ним выпьешь всегда втрое больше. Да полноте, господа, перестанемте говорить об литературе, черт с ней! она нам и без того надоела; поговоримте лучше о чем-нибудь поумнее.

Владимир Матвеич захохотал: так ему показалось мило и остроумно последнее замечание. В другое время он не решился бы, может быть, и улыбнуться, по чувству приличия, но в эту минуту он был в таком невообразимо приятном состоянии, ему было и легко, и вольно, и тепло, и весело; никогда еще он не ощущал ничего подобного. Девица Рожкова опять предстала его разыгравшемуся воображению - и еще в каком-то идеальном свете, а шампанское при свете ламп пенилось и звездилось в его бокале… голова его немножко начинала кружиться…

–  Бутылку шампанского!
– закричал он.

–  Вот это умная речь!
– заметил повествователь. Водевилист насмешливо улыбнулся.

Уж кутить, так кутить. Я женюсь, так и быть… - запел чиновник военного министерства хриплым голосом.

–  Жукова!
– закричал инженерный офицер и крякнул, выпив залпом бокал; потом, когда трубка была принесена, затянулся и выпустил изо рта страшное облако дыма.

Бутылка за бутылкой откупоривались; ростовщик задремал; Владимир Матвеич, шевеля губами, рассчитывал, на сколько выпито шампанского, и никак не мог рассчитать, потому что цифры у него перепутывались в голове…

Был час десятый.

–  Не поехать ли туда, господа?
– закричал угощающий, - как вы думаете?..

–  Браво!
– закричал повествователь, - туда!

–  Туда!
– повторил инженерный офицер басом и снова затянулся, прищелкнув пальцем.

–  Куда это?
– спросил Владимир Матвеич.

–  В один знакомый нам дом, - отвечал его товарищ.
– Мы и тебя, кстати, представим… Ты еще незнаком в этом доме.

–  А что, там есть дамы?

–  Есть, как же!

–  Пожалуй, - прошептал Владимир Матвеич, - хорошо, что я во фраке, а то к дамам неловко в сюртуке, еще в первый раз… - И он начал шарить в карманах, ища свои белые перчатки, которые у него всегда были в запасе.

Когда принесли счет и когда угощавший начал расплачиваться, Владимир Матвеич закричал:

–  Вот за мою бутылку!
– и протянул руку с десятирублевой ассигнацией.

–  Как твоя бутылка? за все заплачено.

–  Ну, пожалуй!
– сказал Владимир Матвеич и спокойно положил ассигнацию в карман.

–  Едем, едем, господа!

И все поднялись с своих мест и начали искать шляпы.

Владимир Матвеич сел в сани с своим товарищем, который угостил их обедом. Сани помчались, но он никак не мог разобрать, по каким улицам;

наконец в каком-то узеньком переулке, у ворот деревянного одноэтажного домика, кучер сдержал лошадь.

Они через калитку вошли на двор и очутились у подъезда деревянного домика.

Товарищ Владимира Матвеича позвонил, дверь отворилась, человек снял с них шубы.

Они вошли в следующую комнату. У самого порога встретила их хозяйка дома - старушка лет семидесяти пяти, сгорбленная, худощавая, морщиноватая, в чепце, из- под которого торчали седые волосы, с небольшими седыми усиками и бородкой, которая беспрестанно шевелилась от движения ее нижней губы.

–  Здравствуйте, мой миленький!
– сказала она, протягивая руку к товарищу

Владимира Матвеича.
– Ох, ох, ох!..

–  Рекомендую вам моего товарища, Завьялова.

–  Очень рада, миленький, очень… Ох-ох! Пожалуйте сюда…

И старушка, кряхтя и охая, повела их в следующую комнату.

Владимир Матвеич до сих пор был как во сне. И только когда товарищ его подвел к старушке, он очнулся и с удивлением посмотрел кругом себя…

Комната, в которую ввела их старушка, была такая же маленькая, как и первая. У передней стены ее стоял широкий диван, а перед диваном - овальный стол… По обеим сторонам этого дивана расставлены были кресла, и в этих креслах сидели

"племянницы старушки", барышни, очень нарядно одетые. Они скромно взглянули на вошедшего незнакомца и потом, когда он учтиво раскланялся им, улыбнулись и посмотрели друг на друга.

–  Милости прошу садиться… Что вы, миленький, у меня давно не были?.. Ох-ох!..

Старушка сама села на диван и начала раскладывать гран-пасьянс, исподлобья поглядывая на Владимира Матвеича и шевеля бородкой… Товарищ Владимира Матвеича был совершенно как у себя в этом доме; он без церемонии подсел к одной из

"племянниц", которую назвал Катериной Яковлевной, и начал с нею любезничать…

Он что-то говорил ей очень долго и много, а она все улыбалась и повторяла ему:

–  Да полноте? Что это вы? Какой, право!..

–  У меня Катенька умница, - ворчала старушка, - у нее…

Речь старушки была прервана звонком.

–  Это он!
– сказала одна из барышень.

–  А нет, не он, - отвечала другая.

–  Ну, побьемся об заклад…

Старушка сердито взглянула на спорящих, и они замолчали.

Владимир Матвеич не постигал, что с ним делается; у него сердце так и замирало; ему как-то было страшно и дико, несмотря на гостеприимство почтенной старушки с бородкой и простое, радушное обращение барышень, особенно Катерины Яковлевны, которая очень понравилась ему. Он обрадовался, когда вошли в комнату наши знакомцы: два литератора, инженерный офицер, чиновник военного министерства и ростовщик… Владимир Матвеич вмешался в толпу.

–  Как похожа Даша на граведоновскую Лауру!
– сказал повествователь, обращаясь к нашему герою и указывая на одну из барышень, - две капли воды. Не правда ли?