Прелести
Шрифт:
— Когда виза кончится, спрячь куда-нибудь паспорт, с собой не таскай, иначе вышлют из страны. Вон напротив арабы свои кафе держат, так полиция в них облавы каждый месяц проводит и тех, у кого виза отсутствует, сразу в самолёт и в солнечную Африку — Алжир или Марокко отправляют.
— А что это власти на них так часто облавы устраивают?
— Поживёшь маленько, поймёшь. Арабы для французов — это национальное бедствие. Обрати внимание — полицейские их постоянно на улицах шмонают и постоянно депортируют, а они через некоторое время опять тут. В этом районе
— Значит, меня тоже могут депортировать?
— Так я и говорю, спрячь паспорт. Куда они тебя вышлют, если не будут знать кто ты и откуда? Да тебя и останавливать не станут, ты же белый. Белых они не шмонают, если только сам в полицию не угодишь.
— А если угожу?
— Тогда кричи, что ты откуда-нибудь из Абхазии. И главное, фамилию выдумай другую. Пошлют запрос, не обнаружат, кто такой, ну и выпустят. А что с тобой делать?
— А в Абхазию отправить не могут, что ли?
— Во первых, с Абхазией не существует дипломатических отношений. Она не признанна, как государство. А грузины не примут, потому что не знают кто ты на самом деле. Вариант проверенный, не ты один такой.
В магазин вошёл покупатель. Вагнер убрал бутылку и обратился к нему на французском. Покупатель, пожилой мужчина бравого вида в берете и длинном шарфе, долго выбирал товар, о чём-то разговаривал с хозяином и, наконец, купил несколько значков с изображением Ульянова-Ленина.
— Коммунист местный, — когда посетитель вышел, кивнул на дверь Владимир. — Часто заходит. Их тут вообще много. Молодые, старые. Скупают большевистскую символику, атрибутику разную. Забавляются…
— Слушай, — ещё раз оглядел внимательно его хозяйство. — И что, большой доход всё это приносит?
— Да ну, какой уж там доход. Так, ширма… Я иногда в налоговые документы сумму прибыли специально большую вписываю, чтобы думали, будто я с выручки живу. Разве это деньги… — он залпом выпил водку. — У меня раньше два собственных ресторана были и фабрика в Бельгии. Мануфактуру в Германию продавал. А затем не рассчитал малость, взял сумму приличную под одну операцию и прогорел. Немцы объединились, и с востока такой же товар как у меня пошёл, но только в шесть раз дешевле. Вот такие дела… Разорился, в общем. Пришлось продать и фабрику и рестораны. Потом братве кричу: «Дайте денег на раскрутку, возьму в аренду помещение под торговый дом, а там видно будет!» Дали. Торгую пока самоварами, как видишь. Ну, да ладно, это не надолго, — Владимир спрятал опустошённую бутыль назад под прилавок.
— И давно ты на Запад уехал? — я взял в руку свой стакан, повертел и поставил на место.
— У… Да лет двадцать уже. Сначала в Израиле жил, потом в Париж перебрался. Я по отцу еврей, а по матери русский, да ещё и православный по вероисповеданию, поэтому в Израиле не прижился и гражданства не получил, а только вид на жительство. А во Франции женился на француженке. Двое детей от неё. Живу помаленьку…
— В Россию-то летал за это время?
— Выбирался дважды, в последний раз лет пять назад. Ну, ты пей, а я пока ребятам позвоню. Ты, кстати, боксом не занимался? Здесь хорошие боксёры подобрались, возможность выступать есть. Я гляжу, ты крепкий, вроде.
— Нет, боксом не занимался. Дзю-до, рукопашным боем — приходилось, боксом — нет.
— Нет? Жаль… Ладно, сейчас позвоню, — он подошёл к телефону, набрал номер, долго ждал, потом положил трубку. — Никто не отвечает. В пять часов Серёга должен позвонить сам, а время… — посмотрел на часы. — А время полпятого. Подождёшь?
— Подожду, мне спешить некуда. Кто такой Серёга-то?
— Познакомишься. Из Питера парень. Твоего примерно возраста. Тебе сейчас сколько?
— Двадцать пять.
— Ну вот и ему где-то также. Он недавно из тюрьмы во Флюри освободился, ему компаньоны нужны. Вы с ним сойдётесь.
— А сидел за что?
— С фальшивыми франками попался.
— И много дали?
— Да нет. У него подельником француз был, а у того адвокат хороший. Отсидели по несколько месяцев, так до суда дело и не дошло. А могли хороший срок схлопотать. Во Франции и два пожизненных — дело не редкое. Правда, смертной казни нет.
— И что, потом его просто отпустили и не депортировали?
— А куда его депортируют? Я же говорю, тут все русские свои документы давно попрятали. А без документов поди докажи откуда ты. Сергей сказал, что он армянин. Придумал фамилию, заявил, что с войны сбежал. Он сейчас так и числится армянином «без родины — без флага». Ему, конечно, дали какую-то бумагу и предписали в трёхдневный срок выехать из Франции. Так Серёга эту бумагу выкинул сразу, только и всего, — Вагнер перевёл взгляд с меня на входную дверь и, улыбнувшись новым посетителям, с хорошо заметным акцентом произнёс. — Бон жур…
Ровно в пять зазвонил телефон. Владимир поговорил с невидимым собеседником и подмигнул мне блестящим от выпитого алкоголя глазом.
— Сергей будет здесь через час. Можешь подождать, а можешь просто подойти попозже.
Я выбрал последнее и ушёл в гостиницу. Принял душ, пытаясь освободиться от хмеля, и с горем пополам добившись намеченного, в пять минут седьмого вечера вновь появился на пороге торгового дома.
На этот раз Вагнер был не один. Кроме него в магазине находился малый примерно одного со мной возраста с хитрыми глазами и в синей кепке, а также присутствовала начатая бутылка виски.
— Знакомьтесь, — Владимир достал третий стакан, так что я даже сразу не сообразил, с кем надлежит знакомиться, со стаканом или с человеком.
— Сергей, — подал руку тот, что в кепке.
— Андрей, — пожал я его ладонь.
— Из Совка? — посмотрел он как-то исподлобья и наискосок.
— Ну да, — сообразил я, что под этим словом парень подразумевает нашу с ним «Историческую Родину». — Из Сибири.
— А-а-а… Из самого центра России, — улыбнулся Сергей. — Из сердца, так сказать. И надолго в Париж?