Прелести
Шрифт:
— Да нет, не обиделась. Скорее… Скорее, напугалась. Ты ненормальный, Андрюша.
— Чокнутый, имеешь в виду?
— Да если бы чокнутый, ещё куда ни шло, а то… Какое бы слово подобрать? Ну, в общем, ты сам знаешь.
— Зачем же тогда привет передавала?
— Затем, что… — она подошла и присела на постель рядом со мной. — Потому что, мне… — Лола произносила слова медленно, растягивая их. — Мне нравятся ненормальные мужчины.
И взгляд насквозь. И сквозняк от этого взгляда гасит любые другие эмоции, оставляя главное.
— Не бывает ненормальных людей. Всё это слишком, слишком, слишком условно…
Она давит рукой на живот и осторожно, по-кошачьи, подкрадывается к губам. Губы сохнут от предчувствия слабости. Язык выполняет функции «скорой помощи». Внезапно Лолита замирает:
— Я хочу не только этого…
В моих глазах вопрос, хотя в её сразу два ответа. Только рассудок отказывается верить в повторяемость паузы.
— Понимаешь, я хочу, как в прошлый раз.
И восприятие преемственности раздваивается.
— Что ты хочешь, Лола?
— Я хочу, как в прошлый раз, — она спокойна в своей настойчивости и настойчива в кажущемся спокойствии.
«Как в прошлый раз» — проносится мимо горячим ветром и разбивает стёкла перекрытого ставнями окна. «Как в прошлый раз» — красные осколки подобны солоноватым на вкус каплям. Пол в красную крапинку, потолка нет, только ветер, по-прежнему горячий и живой. Я откидываю голову, гляжу в растворившийся потолок и начинаю смеяться. Глухо и неестественно.
— Хочешь?
Она не отвечает. Всё та же кошачья вкрадчивость во взгляде — я улавливаю её боковым зрением. Это не голод — это азарт. Новая игра всегда увлекает. Азарт ещё не деформировался в привычку.
Лолита кивает головой. Лолита протягивает руку и берёт с журнального столика пачку с лезвиями. Лолита достаёт одно и передаёт мне. Я гляжу на неё долго, долго. Время, как величина, прекращает существование. Сквозь прорезь бритвы виден тусклый солнечный свет. Лолита раздевает меня. Я лежу совсем голый на её постели и разглядываю мир сквозь отверстие в лезвии.
На руке шрам от прошлого пореза. Стараясь не задеть вены, делаю новый надрез и вижу, как в освободившийся проход на волю устремляется алая капля.
У Лолы учащается пульс. У Лолы раздуваются ноздри, но взгляд по-прежнему осмысленный, устремлённый в погоню за близким наслаждением.
Девушка садится сверху и, ощутив внутри себя мою плоть, медленно, ритмично раскачиваясь, приближает трепещущий змеиный язычок к ранке на руке. Капля сползает на пахнущую концом дня простынь, но остальная влага смешивается со слюной и исчезает во рту.
ТОМЛЕНИЕ…
Я делаю ещё один надрез, и Лолита тут же подхватывает новые шарики горячей крови. Движения ускоряются. Её зрачки расширяются до полного неприятия действительности. До полного приятия недействительности. Игра в кошки-мышки, где мышь научилась ходить по небу. Самозабвенное вышагивание по закату. Ожидание падения со стороны наблюдающего, привыкшего побеждать, противника.
Закат пытается стать алым, но не успевает этого сделать. Мышь ликует.
ПОГОНЯ…
Движения ещё ускоряются. Ритмичность бега в замкнутом круге. Вокруг рта красный сок выжатой рябины. Ло-ли-та… Девочка загоняет себя в безысходность с упоением скаковой лошади. Вокруг рта белая пена. Загнанных лошадей?..
ИСТОМА…
Я холодными глазами наблюдаю бег и тем самым уподобляюсь крупье, которому важен лишь результат. Игра воображения Лолиты выключила из игры разум. В сближении парадоксов отсутствует логика. Я почти не чувствую Лолиту, она уже не чувствует меня.
ЭКСТАЗ…
Движения набирают максимально возможный темп и, вместе с криком, воем, рёвом, воплем, стоном:
СТОП!..
Я отдёргиваю руку, её зубы почти вонзились в моё тело. Девушка падает мне на грудь, продолжая облизывать губы. Сказка в шутке природы. Новые капли падают на, ставшую такой жаркой, простынь.
ЛО-ЛИ-ТА…
Человек познаёт себя в отступлении от правил установленных предрассудками. Я глажу растрёпанные волосы и размазываю кровь по её лицу. «Пей, моя девочка, пей, моя милая, — это плохое вино…» Старая песня с новым тарифом. Блеф природы…
Я аккуратно приподнимаю Лолу и укладываю рядом. Встаю. Иду в ванную комнату и вновь долго, долго стою под душем. Долго, долго, долго, долго…
ПИ…Ц!!!
Иные слова отсутствуют. Иные слова залиты водой.
Я выхожу. Лолита ещё не встала. Лолита в прежнем положении.
Я одеваюсь. Не торопясь. Медленно. Ранки на руке больше не кровоточат. Они выполнили свою работу. Шрамы, шрамы…
Я подхожу к окну. День ещё не сложил своих полномочий. Мышь ещё не топчет закат. Мы поторопили время. Но время — старушка покладистая, простит. Лолита в прежнем положении.
Я забираюсь под шкуру верхней одежды и гляжу в зеркало на своё отражение:
— Ты кто?
— А ты кто?
Открываю дверь и выхожу, оставив время на растерзание памяти. Аккуратно щёлкаю дверным замком и спускаюсь вниз. Ло-ли-та… До встречи, моя кокетливая гурманка.
По выходу из подъезда я наткнулся на выбирающегося из машины, блаженного в своём вечном «оболдуйстве» и даже, как будто, трезвого Вадика.
— Никак от Лолы?
— Никак от неё, — поздоровался с другом. — А ты никак к ней?
— Ага, — заулыбался Вадим. — Никак. Чего это мы «разникакались»? Ещё раз не хочешь зайти?
— Нет, — я облокотился о дверь его машины и задумчиво покосился на дом. — Выпил бы сейчас с удовольствием.