Прелести
Шрифт:
— Я думаю, что если ради эксперимента, то такие эксперименты на хрен не нужны. А если для того, что бы страну расширить, да богатств добавить, то почему нет?
— А два миллиона жизней?
— Какие два миллиона?
— Как какие? Тех, кто не согласится на передел?
— Да, действительно… — украинец оторвал правую руку от руля и почесал голову. — Два миллиона многовато.
— А миллион?
— Миллион тоже много…
— А сто тысяч?
— Сто тысяч?.. — он задумался.
—
— Ну, тысяча нормально. Для такого масштаба нормально. В Москве вон, во время переделов десятками гибнут и ничего… Стёпа, когда «освободился», его никто в долю брать не хотел, так такое творилось… Для войны тысяча — нормально.
— А какая разница между миллионом и тысячей?
— Ты чего, издеваешься, что ли?
— Да почему издеваюсь? Интересуюсь. Почему миллион убитых это много, а тысяча — нормально?
— Хорошо, тысяча тоже много.
— А один человек?
— Пошёл ты… Если бы один человек в расчёт принимался, то эта планета никак не Землёй бы называлась.
— А если это какой-нибудь царь или великий учёный, или выдающийся писатель?
— Тогда не знаю.
— В общем, гения жалко, а простого смертного нет?
— Получается так. Хотя, простого смертного тоже жалко.
— Гения — жалко. Простого смертного — жалко. Но если простого смертного во время исторического процесса убьют — ничего страшного, а вот если гения… Короче, Измайлов, в отличие от тебя, считает, что если нужно чего-то добиться, то особой разницы нет — одного человека или один миллион человек замочить придётся. Цель оправдывает средства.
— Вот мразь какая.
— Кто?
— Измайлов.
— Почему?
— Как почему? Нихрена себе, почему… Миллион человек уничтожить за ¬нехер делать. Фашист, бля… Я же тебе говорил, что у них ничего святого нет. Пройдутся парадным строем по Красной площади, котёнок случайно под ноги попадётся — каждый наступит. Первый раздавит, а остальные по свежему трупу, в ногу, по мозгам, по крови, только лишь бы строй не нарушить. Ни хрена себе, миллион человек…
Я представил себе площадь, по которой марширует ровная колонна. Рыжий котёнок неожиданно выбегает на середину и попадает под ноги. Колонна проходит, то, что раньше было котёнком остаётся краснеть на брусчатке…
— А сто человек — херня?
— Чего докопался? Кто о ста человеках вспомнит? Для войны это мизер.
— Так о котёнке ты зачем тогда вспомнил? Он вообще один. Даже ведь не человек.
— Это я так, образно, — Вадим опять посигналил, разгоняя очумевших от весны пешеходов. — Куда сейчас поворачивать?
— Налево, — я указал пальцем в направлении стандартных многоэтажек. — Значит, Личность вправе устроить любую авантюру, если в финале число жертв окажется близким к предельно допустимому? (Вот же выражение — «предельно допустимое число жертв»). Так?
— Ну, так. Только не грузи, голова болит.
— Не буду. Приехали уже. Я потому спрашиваю, что у меня в голове тоже что-то непонятное творится. С утра, как с Измайловым пообщался. А что сейчас ждёт, даже представить не могу.
— Ты же говорил, что здесь молодая мама проживает. Зачем приехали-то?
— Проверить кое-что хочу. Сам толком не знаю, что? — открыл дверцу. — А молодая мама, правда, здесь живёт.
Молодая мама открыла дверь и с порога сообщила:
— Представляешь?! Ирина сегодня… Впрочем, сейчас всё сам увидишь, — как будто только меня и ждала.
После такого вступления мне абсолютно расхотелось проходить вовнутрь, но очарованный Вадик уже подталкивал в спину. Прошли. Представились. Поздоровались с ребёнком.
Марина присела рядом с девочкой напротив нас и продолжила:
— Она сегодня ночью спала неспокойно, вздрагивала, плакала. Я тоже не спала, а под утро не выдержала… Когда проснулась, солнце уже взошло, в комнате светло, и Ирочка возле окна стоит. Представляешь? Поговори с ней.
Присел на корточки перед Ириной. А о чём говорить-то? И что делать?
Подняв правую руку, я осторожно, как это делал Александр, приблизил ладонь к лицу ребёнка. Слава Богу, никакого эффекта действие не произвело. Ира сидела неподвижно. Я повёл рукой влево — результат ноль. Вправо — то же самое. Наконец положил ладонь на лоб девочке:
— Мама говорит, ты сегодня рано проснулась. Что так?
Но Ирина не ответила и, некоторое время просидев молча, вдруг неожиданно произнесла:
— А ты мне сказку расскажешь дальше?
— Сказку? — убрал руку с лица ребёнка. — Конечно, как обещал. Пусть мама поговорит с Вадиком, а я расскажу продолжение. Кстати, Марина, очень рекомендую пообщаться с моим другом. Довольно интересный юноша и даже, так сказать, сердцеед, где-то, в чём-то.
— А что такое сердцеед? — вместо матери откликнулась дочка.
— Сердцеед? Ну… Это, пожалуй, профессия такая. Опасная. Вроде дрессировщика тигров.
— Ну что ж, будем знакомы, — рассмеялась Марина. — Присаживайтесь, в ногах правды нет.
Всё это время Вадим стоял на одном месте и, кажется, не совсем понимал, что здесь происходит. Скажи я в машине, что мы направляемся в квартиру, где проживает слепой ребёнок, пусть даже с симпатичной мамой, он бы, пожалуй, повернул обратно. Ну, а теперь Вадик «кушал, что дают». Сердцеед уселся в кресло, но продолжал молчать.
— Вы, Вадим, москвич? — присела напротив него хозяйка.
— Шо? — в ответ встрепенулся тот.
— Так вы с Украины? — по «шоканью» догадалась она.