Преподобный Максим Исповедник и византийское богословие
Шрифт:
Являясь средоточием тварного мира и созерцаемой в нем гармонии и как бы вмещая в себе весь мир, человек, естественно, должен иметь такое же значение, какое принадлежит всему делу миротворения, а вместе с тем получить в самом мире преимущественное положение и стать в отношения преимущественной близости к Творцу мира — Логосу. И действительно, человек выступает среди всего тварного бытия с особенным значением. Если мир и каждая вещь в нем причастны Логоса, то в особенности причастен Его человек: он — образ Божий [361] . Если ; каждой вещи отображает собой Бога [362] , то в особенности человека. Плоть его, облегающая душу, представляет собой лучшую параллель миру [363] , облекающему собой Логоса, как одеждой [364] . Его душа является образом Самого Божественного Логоса, проявившегося в мире Своими энергиями [365] . Она имеет в себе как бы всю совокупность этих энергий [366] . Поэтому через созерцание ее можно приобрести такое же познание Логоса, как и из рассматривания природы. Как в мире Логос являет Себя сущим в ипостасной Бытийности и Жизни, так и в душе человека обнаруживает Себя как Разум, имеющий Ум и Жизнь, — в соответствии с тем, как и в человеке разумно–словесная (практическая) способность покоится в уме и проявляется в жизненной силе души [367] . Как Логос, воплощаясь в мире, проявляет в нем Свои естества, промысла и суда, определяющие все бытие мира, так и в человеке Он обнаруживается как его сложный , определяющий все его бытие, деятельность и судьбу: это — а) бытия человека — бытия двусоставного [368] , имеющего основные черты разумной и телесно–животной жизни и отражающего собой гармонию миров; далее, б) благобытия , намечающий нормы деятельности человека соответственно целям промысла и суда и находящий себе приложение в добрых задатках души человека [369] ; наконец, в) вечнобытия , или обожения [370] , этой высшей и конечной цели промысла, завершающей богоуподобление (благобытие) соединением с Богом и дарованием боготворной непреложности душе и нетления телу [371] . Как Логос через Свои идеи проявляет в мире Свою творческую, промыслительную и судящую деятельность, так и человека направляет к тому, чтобы он в познании и деятельности сосредоточил в себе все творческие идеи естества, все законы промысла и суда, а в них познал и все божественные свойства и проявления скрывающегося в них Логоса [372] , словом, чтобы он сам стал духовным миром, состоящим из естественных, нравственных и богословских созерцаний [373] и в этих созерцаниях сосредоточил в себе всю полноту Божества [374] (полноту божественных озарений). Человек, таким образом, во всех отношениях является образом Логоса.
361
Cap. de charitate III,25 [р. п. I,124]. Ambigua, PG.91, 1084A. 1345D, f.125a. 238a; ср. 1085С, f.126b.
362
Ambigua, PG.91, 1157A-B, f.202b.
363
Quaest. ad Tahl. XXXII, PG.90, 372C, p.75 [р. п. II,107]. Mystagogia 7, PG.91, 685AB, p.506 [р. п. I,167–168].
364
Ambigua, PG.91, 1129B, f.146a-b.
365
Ср. EP.6, PG.91, 429C-D, p.241–242.
366
Cap. theol. II,79 [р. п. I,250].
367
Сар. quing. I.3,4. Ambigua, PG.91, 1085С-1088А,1196А, f.126b,176a. Quaest. ad Tahl. XXV, PG.90, 332D, p.53 [р. п. II,84]. Orat. Dom. expositio, PG.90, 876D. 892C, p.346,355 [р. п. I,186,194]. св. Григорий Богослов, Oratio 28 (de theol. II), a.17, PG.36, 48C; р. п. III3, 26; Or.12, n.1, PG.35, 844B; р. п. I,250; cp. Or.7, n.21, 784A; р. п. I,213. св. Григорий Нисский, Or. cat. 1, PG.45, 16CD; р. п. IV, 8–9.
368
Ambigua, PG.91, 1341D, f.236b.
369
Ibid. 1084B, f.125a.
370
Ibid. 1084B, f.125a-b;
371
Ambigua, PG.91, 1088С, f.127a. О всех этих 'ax человека см. Ambigua, PG.91, 1084В–С.1116В, f.125B.139b-140a; ср. 1392АВ, f.254b-255a. Cap. theol. I,56 [р. п. I,224]. — Об и см. у св. Григория Богослова, Or.38, n.3, PG.36, 313С; р. п. III.3,194, и у Дионисия Ареопагита, De div. nom. IV, I, PG.3, 696A; особенно: V, 8, 821D (здесь речь и о ). — По учению св. Григория Нисского, человек, украшенный свойствами богоподобия, должен был получить и свойство вечности (Or. cat. 5, PG.45, 21D; р. п. IV,16), т. е. вечнобытие.
372
Ambigua, PG.91, 1248С.1245А, f.198B.197a-b.
373
Cap. theol. 11,79 [р. п.1,251].
374
Ibid. II,21 [р. п. I,238].
Таким взглядом на человека объясняется и важное значение в системе преп. Максима идеи человека. Представляя собой суммарное повторение всего богатого содержания идеи Логоса, насколько она выразилась в макрокосме, идея человека сводит в себе воедино все нити как от катафатики, так и от онтологии. Раскрытие ее в той и другой области вполне заменяет собой рассмотрение природы. Мало того, оно имеет еще то преимущество, что отчетливее и ближе к библейским терминам выясняет основные пункты в катафатике и онтологии — учение об образе бытия Логоса во Св. Троице (Ум и Дух) и о причастии твари свойствам Божества (образ Божий). Само собой разумеется, что при таком широком объеме идеи человека и при тех выгодах, которые давались ее развитием, эта идея в системе преп. Максима должна была получить важное методологическое значение. И, действительно, она во многих случаях служит точкой отправления для созерцаний св. отца. В ней для него основа различения двух миров — мысленного (ангельского) и чувственного, основа характеристики каждого из них и установления идеи гармонии между ними [375] ; в ней основа различения духа и плоти в природе и Писании [376] ; в ней, наконец, и основа предпочтения жизни духовной жизни плоти, и мысленного познания — чувственному [377] . Таково общее (онтологическое и методологическое) значение идеи человека. Но она имеет в системе преп. Максима и свое специально–важное значение. Как образ Логоса, промыслительно ведущего мир к конечному объединению с Собой, человек получил великое предназначение — фактически осуществить это объединение и таким образом исполнить великий»совет Божий» [378] об обожении всего бытия. Он должен был совершить это в самом себе, в разных частях своего существа, в миниатюре представлявших собой разные части мирового бытия и отражавших все его противоположности или»деления». Учение об этих»делениях», почерпнутое из какого-то древнего источника и сохранившее еще все черты его наивной непосредственности, получает у преп. Максима философскую обработку в духе его воззрений [379] . Всех»делений»признается пять. Естество разделяется на Несозданное и созданное; последнее, в свою очередь, — на мысленное и чувственное; а это — на небо и землю; земля же — на рай и вселенную. Последнее деление находится в самом человеке — на мужеский пол и женский [380] . В человеке были все данные для объединения этих»делений». Он самым существом своим был связан со всеми основными (общими) членами деления: с землей — телом, с чувственным бытием — чувствами, с мысленным — душой, а к Несозданному естеству он мог восходить своим умом [381] . Все эти части он должен был подчинить одна другой, низшую высшей, и, таким образом, объединить в одном устремлении к Богу [382] . Эту задачу он должен был осуществить в сфере своего произволения, путем свободного направления всех сил души к Богу, иначе, путем правильного их употребления [383] , в целях объединения с Богом. Человек, прежде всего, должен был победить бесстрастием разделение в себе (на полы); затем святой жизнью соединить мир и рай, чтобы и тот и другой для тела его одинаково были землей; потом равноангельской добродетелью утончить тело и чувства настолько, чтобы открыть себе доступ на небо; далее, достигнуть равноангельского ведения и, таким образом, объединиться с миром мысленным; наконец, в любви недоведомо соединиться с Самим Богом [384] . Если бы человек исполнил это назначение, если бы, подчиняя в себе низшие потребности высшим, тело уму, а ум Богу, он привел так всего себя через посредство ума в объединение с Богом, то вместе с тем он установил бы соответственную гармонию и частей мира и тоже явил бы их единым, так что они представляли бы собой как бы один большой благоустроенный организм [385] . Объединяясь в конце концов с Богом, он достиг бы того, что на него излились бы потоки обожения, а через него и на все мировое бытие [386] . Это обожение, объединение с Богом, погружение в Него, как естественная энергия тварного бытия, всегда стремящегося к своей Причине [387] , доставило бы твари вечное и непреложное блаженство [388] . Так осуществилась бы та конечная цель, для которой Логос и поставил человека в центре мироздания, как Свой образ.
375
Mystagogia 7, PG.91, 684D-685A, p.506 [р. п. I,167]; ср. 2, 669А–С, p.496–497 [р. п. I,159].
376
Ibid. 6, PG.91, 684B, p.505 [р. п. I,167]. Quaest. ad Tahl. XXXII, PG.90, 372C, p.75 [р. п. II,107].
377
Mystagogia 7, PG.91. 685D, p.507 [р. п. I,168]
378
Ambigua, PG.91, 1087B-C. 1309D. 1305B-C, f.131b-132a. 223B.221b.
379
Некоторые параллели к этому учению можно, впрочем, указать у св. Григория Нисского, а именно: для разделения на»созданное и несозданное естество» — De hom. inis opificio 16, PG.44, 184D; р. п. I,142; - Oral. cat. 39, PG.45, 100A; р. п. IV, 103 (100D-101A весьма схоже с Ambigua, PG.91, 1312A, f.224a); на бытие»мысленное и чувственное» — Oratio cat. 6, ibid. 25A-B; р. п. IV, 19; на мужа и жену — De hom., opificio 16, PG.44, 181C; р. п. I,140. Говорит также св. Григорий Нисский и о Христе как о Соединителе разделенного (Or. cat. 16, PG.45, 52D; р. п. IV,50).
380
Ambigua, PG.91, 1304D-1305A, f.221a-B. Ср. Quaest. ad Tahl. LVIII, PG.90, 436A-B, p.111.
381
Ambigua, PG.91, 1305B, f.221b; cp.1309D-1312A, f.223b-224a; 1308B, f.222b.
382
Ibid. 1308B, f.222b; 1092B-C, f.129a.
383
Ibid. 1087C, f.132a; 1252B, f.200a; 1309D, f.223B. Cap. de charitate I,83; IV, 44 [р. п. I,105,138–139].
384
Ambigua, PG.91, 1305C-1308B, f.222a-b.
385
Ibid. 1312A-B, f.224a.
386
Ambigua, PG.91, 1092C, f.129a; ср. 1249С, f.199b.
387
Ibid. 1069D, f.119a.
388
Ibid. 1088D, f. 127b.
Насколько высока была цель человека и велико значение его в мире, настолько возвышенно было и первобытное его состояние. В духе св. Григория Нисского [389] преп. Максим изображает это состояние в самых идеальных чертах. Первому человеку было все дано, что могло облегчить ему задачу объединения всего в Боге. Он не имел нынешнего грубого и тленного (животного) состава тела, ибо элементы его тела еще не были подвержены противоборству, этому источнику разложения, тления, страдания. Состав тела его был легким и нетленным [390] , и человек мог не обременять себя заботой о поддержании его чувственным питанием [391] . Человек не был также подчинен закону скотского рождения от семени: в первоначальное намерение Божие и не входило размножение человека путем брака [392] , и если человек и создан был как мужчина и женщина, то лишь по предведению падения [393] . Не увлекаемый бременем тела и плотской жизни, человек имел все силы для жизни духа. Задатки добра естественно влекли его на путь добродетели, и чистый от страстей дух не нуждался для этого ни в каких тяжелых подвигах [394] . Ум его без труда созерцал сущность вещей и достигал духовного ведения. В него, наконец, вложена была любовь к Богу, естественное влечение к Нему, которое нуждалось только в движении [395] , в осуществлении, чтобы человек мог из рая земного взойти в рай мысленный (2Кор.12:2), в непосредственное общение с Богом в экстазе (обожение) [396] . Таково было блаженное состояние первого человека.
389
См. выше, с.24.
390
Ambigua, PG.91, 1353B, f.241a.
391
Ibid. 1156D-1157A, f.158b-159a.
392
Ibid. 1305C. 1309A, f.222a. 223a. Quaest. et dubia 3, PG.90, 788B. P.301.
393
Ambigua, PG.91, 1401B, f.258b.
394
Ambigua, PG.91, 1356A, f.241b
395
Ibid. 1353C, f.241a-b; ср. 1361А–В, f.244a (cap. quing. V,98–100). Quaest. ad Tahl. LXI, PG.90, 628A, p.213 (cap. quing. IV,331). св. Григорий Нисский, De proposito secundum Deum, PG.46, 288A; р. п. VII,263; св. Григорий Богослов, Or.21, n.1, PG.35, 1084A; р. п. II,143.
396
Ср. Ambigua, PG.91, 1237С,1241В, f.194a,196а. — По учению св. Афанасия Великого, Бог дал человеку образ Свой — Логоса, вложил в него влечение к познанию Бога, — это отражение Бога в человеке, — чтобы человек, познавая Логоса, а в Нем Отца, нашел для себя в этом познании истинное блаженство: De mcarnatione Dei Verbi 11,12, PG 25, 116AB. D; p. n I.2,204–205,206; 13, ibid. 120B; р. п. I,208.
Такое представление об идеальном состоянии человека и его значении на первый взгляд может показаться несколько преувеличенным, в особенности, конечно, потому что нам на опыте известно лишь настоящее эмпирическое состояние человека, и вовсе неизвестно первоначальное [397] . Но в действительности преп. Максим не допускает никакого преувеличения. Он судит об идеальном бытии человека по тому восстановленному типу, который показан нам во Христе [398] . Здесь, собственно, в отношении к этому типу, находится центр тяжести всех речей преп. Максима о человеке, его значении и первобытном состоянии. С точки зрения преп. Максима, предвечная мысль Божества предзрела в Своих определениях о человеке не столько ветхого Адама, сколько Нового, и уже только в Нем и через Него все новое человечество, всю Церковь спасаемых [399] . В этом Новом Адаме фактически исполнилось все предназначение человека, объединен весь мир и даровано обожение. Идея человека, таким образом, находит себе питание и поддержку в другой еще более глубокой и таинственной идее. Это — не просто только идея Логоса, и не одна только идея человека, а объединяющая ту и другую — самая общая — идея Христа. Она является самой важной и основной идеей в системе преп. Максима, сообщая ей по существу христоцентрический характер, составляя в ней основу для разрешения всех вопросов и влияя на разработку всех ее частей. Уже в данном случае мы явственно видим, как эта центральная идея, еще не достигши центра системы, отражается на своих перифериях, на антропологии. Мы тем более считаем нужным отметить здесь эту отрадную и светлую идею, что идея человека не получила в первом Адаме своего осуществления и была омрачена падением.
397
Cp. Quaest. ad Tahl. LIX, PG.90, 613C, p.205.
398
Ambigua, PG.91, 1332C,1309D,1280D, f.232b,223b,212a.
399
Ibid. 1097D. B, f.132a,131b.
Грехопадение человека
Падение произошло в той области, в которой человек и долж6н был осуществить свое назначение, — в области произволения. Здесь начало зла. На зло преп. Максим смотрит под углом зрения Ареопагита, обычным, впрочем, вообще для всего греческого богословия. Зло не есть что-либо субстанциальное или имеющее бытие по естеству; оно — лишь недостаток естественной энергии, неправильное движение ее [400] ; само по себе, независимо от естественной энергии, оно — небытие [401] . Обнаруживается зло лишь в свободной воле разумных существ, когда они по ложному суждению [402] движутся помимо истинной своей Цели — Бога [403] , в Котором только и можно найти истинную опору бытия [404] и отделение от Которого приближает к небытию [405] . В таком неправильном движении сил души и заключается грех первого человека. Вместо Источника жизни и обожения он обратился, как к чему-то более реальному, к чувственным благам [406] , и в видимом мире стал искать для себя точек опоры [407] . Вместе с этим все силы души его получили неподобающее направление, наклонились ко злу, ко страстям. Ум забыл свое истинное питание, ведение духовное, и прилепился к чувствам, вместе с чем подпал духовной слепоте, страсти неведения Бога и вещей божественных - [408] , утратил способность созерцать божественное, видеть духовную истину, таинственно возвышаться к Богу [409] . Вслед за отпадением от духовной истины и наклонением к чувствам, в человеке — под влиянием чувственного познания природы как источника наслаждений и страданий («no–знания добра и зла») - возобладали плотские влечения [410] . Разум потерял силу нравственного руководства над неразумными (страстными) силами души — похотью и раздражительностью [411]– и подчинился их беспорядочным движениям, побуждавшим человека стремиться только к удовольствию и избегать страданий [412] , и, таким образом, впал во власть плотского самолюбия , страсти плотоугодия (извращение ) [413] и страсти насильничества , побуждавшей к борьбе за мирские блага, средства услаждения, и выражавшейся в ненависти ко всему, что препятствует удовольствию и причиняет страдание (извращение ) [414] . Так развились эти основные, а из них и другие неестественные страсти [415] . Заблуждение в истине и привязанность к чувствам (, ) [416] , страстная любовь или ненависть к чему-либо чувственному [417] наполнили жизнь человека и составили в нем закон плоти, закон животной жизни, подчиненный плотскому мудрованию [418] . В конце концов оказалось, что человек не только не одухотворил и не возвысил своей плоти, но и сам в познании и деятельности подчинился ей; оторвался от Бога, истинного бытия, и доверился веществу, которое само по себе — небытие [419] ; вместо того, чтобы стать богом, предпочел стать прахом [420] ; стал служить плоти, чтобы поддержать свое существование [421] , в действительности же поставил себя на краю погибели [422] . Греховному направлению воли человека правдой Божией положен был предел. Разрушая неестественное расположение его воли, Господь к неправедному удовольствию присоединил праведное наказание, и именно в той части, к которой обратились его греховные склонности (плоть) [423] . В элементы тела человека введено было противоборство, и в силу того оно стало грубым и тленным, подверженным страданиям и смерти (облечение в»кожаные одежды») [424] . Ко греху произволения присоединился, таким образом,«грех естества»(наказание за грех), естественная немощь [425] , так называемая»страстность»(, подверженность страданиям,«естественным страстям») [426] , ставшая как бы новым естественным законом [427] для человека. Эта»страстность» естества была явным осуждением греховного пристрастия к удовольствию и неоспоримо обнаруживала его несостоятельность [428] .
400
Prol. ad Tahl. I, PG.90, 257А, p.7 [р. п. II, 29]. Дионисий Ареопагит, см. гл.«Аропагитики», прим. 28. Св. Григорий Нисский, Oratio cat. 6.7, PG.45, 28В,32С; р. п. IV,22,27; In psalm, inscript. I,8,10, PG.44, 480A,540C; р. п. II,52–53,115; De anima et resurrectione, PG.46, 93A-B; р. п. IV,269 (небытие); ibid. 89A; р. п. IV,265; De mortals, PG.46, 528B-C; р. п. VII,522 (злоупотребление). Евагрий, De octo vitiosis cogit., PG.40, 1276D; р. п., с.607; Сар. practica 65, PG.40. 1240В [ср. Cap. practica 12, Прилож., с.57]. Св. Афанасий Великий, Contra gentes 6, PG.25, 12D-13A; р. п. I 2, 131. Св. Василий Великий, hom. ilia quod Deus non est auctor malorum, 3–7, PG.31, 332C-345C; р. п. IV.4 125–135. Блаж. Диадох, , гл.3, с.24 (издание проф. К. Д. Попова). Авва Дорофей, Doctrina X, 3; XI,5, PG.88, 1725D,1737D; р. п.(Москва 1856), с.122,133.
401
Ambigua, PG.91, 1332А, f.232a. — Бог зла не знает (= не хочет) (Quaest. ad Tahl. XLI, schol.3, PG.90, 412B, p.101 (cap. quing. II,44); Ambigua, PG.91, 1085BC, f.126a-b). Следовательно, оно не существует по естеству.
402
Сар. de charitate II,17 [р. п. I,109]. Св. Григорий Нисский, De orat. Dom. Or.3, PG.44, 1156C; р. п. I,423; Or. cat. 22. 5, PG.45, 60C,24D; р. п. IV,59. 18; De virginitate 12, PG.46, 369C; р. п. VII,342.
403
Prol. ad Tahl. I, PG.90, 253B-C, p.7; 257B, p.9 [р. п. II,26].
404
Ambigua, PG.91, 1116C, f.140a.
405
Mystagogia 1, PG.91, 668B, p.495 [р. п. I,158].
406
Ambigua, PG.91, 1348A, f.238A. Quaest. ad Tahl. LXI, PG.90, 628A, p.213 (cap. quing. IV,33).
407
Prol. ad Tahl. I, PG.90, 257A, p.9 [р. п. II,29].
408
Prol. ad Tahl. I, PG.90, 257А,253С, p.9,7 [р. п. II,29,27]; ср. Quaest. ad Tahl. XVI,301В, p.35 [р. п. II,61].
409
Quaest. ad Tahl. LIX, PG.90, 604C, p.199 (cap. quing. IV,18). Quaest. ad Theopemptum, PG.90, 1396B, p.636 [р. п. I,204]. В развитии (под влиянием демонов) этой страсти человек дошел до всех видов религиозного заблуждения и даже до безбожия: Quaest. ad Tahl. LXII, PG.90, 653В, p.228; 657В, p.231 (cap. quing. IV,64); LXIV, 697AB, p.252; XXXVII. schol.4, 388C, p.84 [р. п. II,258] (cap. quing. II,24).
410
Prol. ad Tahl. I, PG.90, 253C-D,257AB,257C,260A-B, p.7,9,10 [р. п. II,27. 29. 30]; Quaest. ad Tahl. I,269A, p.15 [р. п. II,33] = cap. quing. I,65 (с сылкой на св. Григория Нисского, по–видимому, на De anima et resur., PG.46, 53A. 57B-C; р. п. IV,234,239 (животные влечения); De virgin. 12, PG.46, 369B; р. п. VII,342; De hom. opif.18, PG.44, 129A-C; р. п. I,149,50); XXXII,373D-376A, p.77. Ambigua, PG.91, 1112B, f.138a. св. Афанасий Великий, Contra gentes 3, PG.25, 8C-9A; р. п. I.2,128–129 (чувственное познание и страсти). св. Григорий Нисский, De virginitate 12, PG.46, 373D-376A; р. п. VII,347 (удовольствие — начало падения).
411
Ambigua, PG.91, 1196А, f.176а. св. Григорий Нисский, De oral. Dom. Or.4, PG.44, 1161C; р. п. I,432; De anima et resur., PG.46, 61B; р. п. IV,242. Немезий, гл.1, PG.40, 532B, p.26. — Троечастное деление души встречается у преп. Максима чаще всего (в особенности в применении к задачам аскетики): Cap. de charitate I,67,79; II,12; III,20,35; IV,15,44 [р. п. I,103,104,108,123,136,138–139]; Quaest. ad Tahl. V, PG.90, 277D, p.21 [р. п. II,40]; XVI, ЗООС. 301В, p.34,35 [р. п. II,60,61]; XXII, schol.7, 324C, p.48 [р. п. II,240] (cap. quing. I,63); XXVII,356C, p.66 [р. п. II,97]; XXXIX, schol.1, 393B, p.87 [р. п. II,258] (cap. quing. II,25); XLIX, 449A, p.118 [р. п. II,153]; schol.11, 461А, p.125 [р. п. II, 277] (cap. quing. II,72. 77); L, 472B, p.130 [р. п. II,164] (cap. quing. II,95); LIV, schol.11, 528D, p.161 [р. п. II,305]; LV, 544A. 548D, p.169. 172 [р. п. II,199. 202–203]; LXIV, 704D. 705C, p.257. 258; LXV, 765B, p.291; Quaest. et dubia 79, PG.90, 852D, p.332. рядом с встречается реже (Ambigua, PG.91, 1112D, f.138b; 1248B, f.198Ь). Указанное деление вообще часто встречается у древних церковных писателей (см. гл.«Мистика св. Макария египетского…», прим. 26,30).
412
Prol. ad Tahl. I, PG.90, 256АВ, p.8 [р. п. II,27–28] (cap. quing. I,53); 249C,257В,260А, D. 261A, p.5,10,11,12 [р. п. II,24,29,30,31] (cap. quing. I,55,51,52); cp. Quaest. ad Tahl. XLIII,412D, p.98 [р. п. II,133] (cap. quing. II,33); 413A (II,34); LVIII, schol.21, 601D, p.198; LXI,628A, p.213 (cap. quing. IV,9,33); 629D, p.215.
413
Prol. ad Tahl. I,253D, p.8 [р. п. II,27]. Cap. de charitate II,8. 59 [р. п. I,108,115].
414
Ep.2. PG.91, 397A, p.221 (cap. quing. I,31: , , ); Quaest. ad Tahl. XLIX, schol.11, PG.90. 461A, p.125 [р. п. II,277] (cap. quing. II,77). Prol. ad Tahl. I, PG.90, 256C, p.9 [р. п. II,28] ( ' ). Cм. гл.«Аскетика», прим. 20–22.
415
Quaest. ad Tahl. XVI, PG.90, 301A, p.34 [р. п. II,61]; XXI,313B, p.42 [р. п. II, 71] (в отличие от | или безукоризненных страстей); XXXIX, 393А–В, р.87 [р. п. II,122]; LI,481D, р.136 [р. п. II,171] (cap. quing. II,98); LIV, 513С, p.154 [р. п. II,187]; LV, 541A, p.168 [р. п. II,198]; schol.5, 560C, p.179 [р. п. II,320] (cap. quing. III,47); LXII,657C, p.231; LXIV, 708A, p.258; LXV, 769B, p.293.
416
Ambigua, PG.91, 1112B,1117A, f.138a,140b; 1132B, f.147a; Quaest. ad Tahl. LXII, PG.90, 657C, p.231; Quaest. et dubia 67, PG.90, 841A, p.327. Ep.1, PG.91, 384B, p.213.
417
Cap. de charitate I,35 [р. п. I,99].
418
Quaest. ad Tahl. XXXIII, PG.90. 373D-376A, p.77 [р. п. II,108–109] (cap. quing. II,10). Ambigua, PG.91, 1121B, f.142b; 1132A, f.147a
419
Ambigua, PG.91, 1085А, f.126a. Св. Афанасий Великий, De incarn. Dei Verbi 4. 5, PG.25, 104BC. 105A; р. п. I.2,196,197.
420
Ambigua, PG.91, 1092D, f.129a.
421
Prol. ad Tahl. I, PG.90, 257B, p.9 [р. п. II,29] (cap. quing. I,55).
422
Ambigua, PG.91, 1308C, f.222b; cp.1084D,1164A, f.125b,161b. Quaest. ad Tahl. LXI, PG.91, 633B, p.217 (cap. quing. IV, 47).
423
Ambigua, PG.91, 1093A, f.129b. Quaest. ad Tahl. LXI, PG.90, 628A, p.213 (cap. quing. IV,33); LVIII, schol.21, 601D, p.198 (cap. quing. IV,9); XLII,408B, p.95 [р. п. II,130]; cp Prol. ad Tahl. I,256A, p.8 [р. п. II,28]. св. Григорий Нисский, Or. cat. 8, PG.45, ЗЗА–В,36В; р. п. IV,28,30. — Вообще о первом грехе и его следствиях см. у св. Григория Нисского, De virgin. 12, PG.46, 373D-376A; р. п. VII,347 (удовольствие — начало падения, причина облечения в»мертвые кожи»и осуждения на рождение от брака).
424
Ambigua, PG.91, 1104А–В. 1156D-1157A, f.134a-b. 158b-159a; cp. Quaest. ad Tahl. LXI, PG.90, 632D-633A, p.217. св. Григорий Богослов, Or.38, n.12, PG.36, 324C; р. п. III.3,201 (облечение в»кожаные одежды»). св. Григорий Нисский понимает»кожаные одежды», с одной строны, как подверженность смерти (Or. cat. 8, PG.45, ЗЗС; р. п. IV,29), как совокупность всех признаков тленности естества (зачатие, рождение, питание, смерть; De anima et resur., PG.46, 148C-149A; р. п. IV,316), с другой — как совокупность свойств неразумных животных (похоти, гнева и пр.; De mortuis, PG 46, 524D; р. п. VII,518). О противоборстве стихий в теле ср. также св. Григория Нисского, De virgin. 22, PG.46, 404В; р. п. VII,380.
425
Quaest. ad Tahl. XLII, PG.90, 405C, p.94 [р. п. II,130]. св. Афанасий Великий, De incarnatione Dei Verbi 7, PG.25, 108D; р. п. I.2,200.
426
Quaest. ad Tahl. XXI, PG.90, 313A, p.42 [р. п. II,71] (см. о»естественных страстях»гл.«Полемика с монофизитами», прим. 34; здесь — прим.16).
427
Quaest. ad Tahl. XXI, PG.90, 312В, р.42 [р. п. II,71]; LXII,656C, p.230 (cap. quing. IV, 63); ср. XXVI,345C-D, р.60 [р. п. II,91]; LV, 537C, р. 166 [р. п. II,196]. Этот закон, к которому в эмпирическом состоянии обычно примешивается закон греха, закон плоти, — удовольствие — (о нем см. здесь. прим. 19), нужно отличать от , как»естественного»нравственного»закона»(Quaest. ad Tahl. XVI,349А, p.62 [р. п. II,60]; LXIV, 724C-D, р.268–269 = cap. quing. V,9), — проявляющегося в человеке, а также и во всем видимом естестве, и познаваемого в путем естественного созерцания (Quaest. ad Tahl. LI, PG.90, 477B, p.134 [р. п. II,168]; Ambigua, PG.91, 1129A, f.146a). Об этом последнем законе речь будет ниже, в гл.«Закон и благодать».
428
Quaest. ad Tahl. LXI. PG.90, 628B, p.213 (cap. quing. IV,35); Cap. quiag. I,25.
Но мало того. Человек не только лишен был нетления своей природы, но и осужден на страстное рождение от семени по образу животных [429] . Тело его было вполне подчинено законам добровольно избранной скотской жизни. Закон греха — чувственное удовольствие — нашел себе выражение в самой низкой форме скотского сладострастия. Сила этого осуждения была в особенности велика. Вместе с греховным рождением постоянно передавался и грех произволения и грех естества (, тление, ) [430] , так что в рождении всегда суммарно повторялся весь грех. Рождение ( вместо первоначального ) стало каналом, который приобщал человека с самым началом его бытия к потоку греховной жизни [431] . Оно поэтому стало синонимом первородного греха [432] .
429
Ambigua, PG.91, 1321A,1348A,1309A, f.228a. 238а–b,223а. Cв. Григорий Нисский, De hom., opificio 18, PG.44, 192A-B; р. п. I,149; De mortuis, PG.46, 521D-524A; р. п. VII,515–516.
430
Quaest. ad Tahl. XXI, PG.90, 313A, p.42 [р. п. II,71]; XLII,405C. 408C, p.94. 96 [р. п. II,129,130]. LXI. 632B, p.216 (cap. quing. IV, 44); 633B, p.217 (cap. quing. IV,47); 629A, p.214; 636B, p.219. Quaest. et dubia 3, PG.90, 788B, p.301. Понятие вины, проклятия, как и понятие греха, не имеет у преп. Максима самостоятельного значения — значения особой юридической величины, — наряду с греховной порчей и тлением; оно нераздельно мыслится и в том и другом и применяется у преп. Максима и к тлению произволения, и к тлению естества. Quaest. ad Tahl. LXII,652C, p.227–228; первое есть нарушение 'а , второе — . О греховной сласти рождения см. у св. Григория Нисского, Or. cat.16, PG.45, 49D; р. п. IV,48; ср. 13, ibid. 45A; р. п. IV,41; о страстности и тленности плоти — De virgin. 13, PG.46, 377С; р. п. VII,351.
431
Ambigua, PG.91, 1317A, f.226a-b. Quaest. ad Tahl. XXI, PG.90, 312B, p.41–42 [р. п. II,71].
432
Ibid. LXI,633D, р.218; LXV, 756В, р.285.
Свобода воли человека греховной порчей не была уничтожена [433] . Человек мог противостоять злу. Если он преклонялся ко страстям, то в этом каждый раз виновно было его нерадение [434] . Однако греховная порча в общем ослабила силу человеческого произволения. Наследственный грех постоянно жил в человеке, и в»страстности»плоти находил себе опору для дальнейшего развития. В естественных страстях он имел поводы для произведения разного рода»неестественных страстей» [435] . Так, тленность плоти давала все побуждения к тому, чтобы ради ее благополучия стремиться к удовольствиям и избегать страданий, словом, служить плотскому самолюбию [436] . Грубость плоти, закрывая своей толщей силу мысленного зрения и подчиняя ум чувствам [437] , делала почти невозможным для него духовное ведение [438] , которое, впрочем, при греховном направлении воли не могло уже быть для него полезным [439] . Само собой разумеется, что при таких условиях в связи с»страстностью»естества всегда развивались и основные страсти самолюбия и неведения, и ничто не могло положить предела развитию этого зла, как одна только смерть. Она была последним и страшным осуждением греховного естества.
433
Западные ученые (Landerer, 585–586; Wagenmann, 136), воспитанные большей частию на блаж. Августине, конечно, признают недостатком системы преп. Максима отсутствие у него учения о полном извращении или потере свободной воли человека. Но это — такого рода»недостаток», который является общим для всего греческого богословия и который в свою очередь может служить основой для критики начал августинизма. — Греческие церковные писатели (не говоря уже о представителях антиохийского богословия, из которых некоторые, например Феодор Мопсуэстийский, прямо склонялись к пелагианству) всегда отчетливо отмечали значение свободы воли и не поступались ею в пользу другого какого-либо принципа. С их точки зрения, самое наказание падшего человека (одеяние его в»мертвые кожи») было осуществлено в таких размерах, чтобы нисколько не нарушить величайшего дара Божия человеческому естеству — свободы: оно рассчитано было лишь на то, чтобы побудить его свободную волю к исправлению (св. Григорий Нисский, De mortuis, PG.46, 521D-524D; р. п. VII,515–518), но не касалось ее по существу. В человеке, таким образом, и по падении осталась свобода выбора (св. Афанасий Великий, Contra gentes 4, PG.25, 9С; р. п. I.2,129; св. Григорий Нисский, De mortuis, PG.46, 521D-524B. D; р. п. VII,515–516. 518; De orat. Dom. Or.4, PG.44, 1165D-1168A; р. п. I,438): от нас и теперь зависит избирать доброе и злое (преп. Марк Подвижник, De baptizmo, PG.65, 989А; р. п., с.125; De his qui putant se ex operibus justificari 56 (p. п., гл.61), ibid. 937D; с.53); мы можем удерживаться от худых дел и исполнять закон (преп. Марк, De his qui putant 23(24), 933В, с.46–47; De lege spiritual! 31, 909В, с.14). Зло поэтому зависит от нашего нерадения (св. Григорий Богослов, Or.40, n.45, PG.36, 424А; р. п. III3, 263; преп. Марк Подвижник, De baptizmo, PG.65, 1016АВ; р. п., с.163–164). Оно поэтому и вменяется нам; без свободы же невозможно было бы нравственное вменение (св. Григорий Нисский, От. cat. 5, PG.45, 24С; р. п. IV, 18; преп. Макарий Египетский, hom.3, n.6; 27, n.21, PG.34, 472В–С. 708С-709А; р. п., с.21. 219). — Само собой разумеется, что это учение о свободе воли не вело ни к умалению значения первородного греха, ни к отрицанию необходимости благодати. Правда, преп. Марк утверждал, что на нас переходит не преступление Адамово (которое есть дело свободной воли), а лишь смерть (De baptizmo, PG.65, 1017С,1025C-D; р. п., с.168,181), но это была крайность, обусловленная полемикой с мессалианством; уже в V в. это мнение, по–видимому, было одиноким. По вопросу о необходимости благодати все писатели были единогласны. Преп. Марк учил, что без благодати мы не можем достигнуть освящения, осуществить вполне требования закона (De his qui putant 33 (24), PG.65, 933B; De lege spir. 31, 909В; р. п., с.46–47.14), как не можем и избавиться от греха Адамова — смерти (De baptizmo, ibid. 1012B, с.158). Равным образом и другие церковные писатели признавали необходимость благодати для осуществления (св. Григорий Нисский, De orat. Dom. Or.4, PG.44, 1165A; р. п. I, 436; De proposito sec. Deum, PG.46, 304D; р. п. VII,281; преп. Макарий Египетский, см. гл.«Таинства как плоды Божественной благодати», прим. 19) и даже для желания добра (св. Григорий Богослов, Or.37, n.13, PG.36, 297D; р. п. III,186). Преп. Максим руководствуется главным образом воззрениями св. Григория Нисского, и лишь яснее и раздельнее, чем вышеуказанные отцы, раскрывает вопрос о грехе, свободе и благодати, различая виды греха [грех прародительский (произволения и естества) и грехи личные — страсти] и благодати [общепромыслительной, евангельской, возрождающей, просвещающей и обожающей: с.94.4, 96–97, 972].
434
Cap. de charitate II,82 [р. п. I,118]; ср. III,92 [р. п. I,133].
435
Quaest. ad Tahl. XXI, PG.90, 313А–В, p.42 [р. п. II,71–72]. — св. Григорий Нисский, De beatitud. 4, PG.44, 1237А, р. п. II,406 (диавол всегда стремится обратить естественные пожелания в неестественные страсти). В силу тленности плоти в человеке имеет место тяжелая наклонность ко греху: De hom., opificio 18, PG.44, 193 B-C; р. п. I, 152; немощность к добру: De orat. Dom. Or.4, PG.44, 1164C; p. п.1,435.
436
Quaest. ad Tahl. XXI, PG.90, 316A, p.43 [р. п. II, 73]; LXII,657C, p.231.
437
Ambigua, PG.91, 1112B. 1121B, f.138a. 142b. Quaest. ad Tahl. LIII, PG.90, 505C, p.149 [р. п. II,183]; XXXIII,373D-376A, p.77 [р. п. II,108–109]; XLIII,413A, p.98. св. Григорий Богослов, Or.39, n.8, PG.36, 344A; р. п. III,213.
438
Ambigua, PG.91, 1353D, f.241a-b (cap. quing. V, 99).
439
Cp. Cap. de charitate III,70 [р. п. I,130].
Состояние падшего человека было, таким образом, весьма печальным и тем более ужасным, что совершенно было безысходным [440] . Жизнь человека необходимо начиналась неправедной сластью ) рождения, этим зачатком развития страстей, и необходимо кончалась заслуженной и праведной смертью [441] . С момента зачатия человек грехом чувственного удовольствия был оторван от Бога и подчинен диаволу, власть которого»под пупом»(Иов.40:11) [442] . И с этого же момента на нем лежало ничем не отвратимое осуждение»прародительского греха» — смерти [443] .
440
Quaest. ad Tahl. XXI, PG.90, 313В, р.42 [р. п. II,72].
441
Ibid. LXI,632D-633A, p.317.
442
Ibid. XXI,313A-B, p.42 [р. п. II,71]; XXVI,348D, p.62 [р. п. II,93]; LXIV, 696B-697C, p.252. Ambigua, PG.91, 1300D, f.219b (cap. quing. V, 96; ср. св. Григория Богослова, Or.40, n.40, PG.36, 416C; р. п. III,259); Quaest. et dubia 67, PG.90, 841 A, p.327.
443
Liber ascet. 1, PG.90, 912B, p.367 [р. п. I,75].
Тайна боговоплощения
Никто не мог избавиться от осуждения смерти. Все подлежали закону рождения, а с ним и греху, и тлению [444] . Человек погибал. Вместе с этим и великий план объединения всего через человека как бы рушился. Центральное звено в нем — человек — было уже разорвано и брошено в пищу смерти. Чтобы соблюсти великую цель промысла, нужно было спасти человека, спасти от тяжкого закона рождения с его последствиями, а для этого необходимо было возродить человека, очистить его от страстей, освободить от тления. Естественными средствами сделать это было невозможно. На это силен был один только Бог [445] . Лишь введение в человечество нового принципа — божественной силы, препобеждающей осуждение и немощь естества — могло даровать ему спасение [446] . Этому новому принципу естественно было войти и распространиться в человечестве таким же путем, каким принцип тления и смерти перешел от первого Адама [447] . Как ветхий Адам, уклонившись от своего назначения, распространил на всех потомков своих плотское рождение, грех и тление, — так Новый Адам, осуществивши все, чего не достиг праотец, должен был стать родоначальником нового человечества и распространить на него силу духовного безгрешного рождения, освободить его от греха и избавить от тления, т. е. привести к обожению [448] . Все это он должен был, прежде всего, совершить в Себе, чтобы таким образом стать во главе спасаемых [449] . Таким Адамом и стал Божественный Логос, чтобы спасти Свой образ (человека) и осуществить преестественно (через боговоплощение) великий»совет»Свой, не исполненный человеком [450] . Лишь Он, Божественный Логос, Творец и Первообраз человека, соединявшийся уже с ним через первое вдуновение, мог во вторичном и лучшем (ипостасном) соединении с человеческим естеством [451] , семенем которого явился Он Сам [452] , стать Новым Адамом, чистым по рождению, сильным над грехом и тлением, и лишь Он мог связать с Собой, как родоначальником, все человечество, как члены тела Своего [453] .
444
Quaest. ad Tahl. LXI, PG.90, 628C-D, p.214.
445
Expos, in psalm. LIX, PG.90, 872A, p.343 [р. п. I, 214]. Cap. gnostica 24, Прилож., с.36.
446
Cap. quiag. I,11. Ср. выше учение св. Афанасия и обоих Григориев, гл.«Свв. Григорий Богослов…«и там же — прим. 24.
447
Св. Афанасий Великий, Contra arianos I,51, PG.26, 119C-120A; р. п. II2, 243.
448
Quaest. ad Tahl. LXI, PG.90, 632B-C, p.216 (cap. quing. IV, 44. 45); 636BC, p.219 (о рождении и тлении). Ambigua, PG 91, 1348A-C, f.238b-239a. Фрагмент Прилож., с.28–29. О двух моментах искупления (освобождения от греха и тления) и о продолжении их в посланничестве св. Духа ср. в простых словах исповедания в Liber ascet. I, PG.90, 912ВС, p.367–368: ' , , , , , — , (в сокращении) [р. п. I,75].
449
Ambigua, PG.91, 1276C. 1280D-1281A, f.210a. 212a.
450
Ambigua, PG.91, 1097C-D, f.132a; 1308D, f.222b-223a. Quaest. ad Tahl. LIV, PG.90, 520C, p.157 [р. п. II, 191] (см. св. Григорий Богослов, Or.38, n.13, PG.36, 325C).
451
Quaest. ad Tahl. XXII, PG.90, 317B, p.45 [р. п. II,75]; LIV, 520C, p.157 [р. п. II, 191]; Ambigua, PG.91, 1289B-C, f.214a; ср. св. Григория Богослова, Or.38, n.13; Or.40, n.2, PG.36, 325C. 361A; р. п. III.3, 202. 225.
452
Ad Thomam, PG.91, 1037 A, f.106a. Псевдо–Иустин, Expositio fidei 10, PG.6, 1224C (Otto, IV, 1880.3, p.348).
453
Ambigua, PG.91, 1097B, f.131b св. Афанасий Великий, De incarnatione Dei Verbi 7, PG.25, 109A; р. п. I, 200; cp св. Григория Богослова, Or.39, n.13, PG.36,349В; р. п. III, 217 (Новый Адам).
Это была величайшая тайна боговоплощения ради нашего обожения, тайна, предопределенная в предвечном совете Божием [454] . Это та тайна, в предведении которой было создано все тварное бытие [455] , и человеку предопределено обожение [456] . Она обнимает собой все промысла и суда на всем протяжении веков [457] . Она — средоточие всего божеского и всего человеческого. В отношении к ней вся история тварного бытия распадается на два периода: период боговоплощения и период обожения человека [458] . В первый период Господь, подготовляя Свое вочеловечение и направляя все к целям Своего промысла, воплощался в естественном законе в видимой природе, потом в буквах писанного закона, после чего»в конце веков»принял совершенное воплощение, явившись во плоти человеческой [459] . После того настало время обожения человека, время таинственного воплощения Логоса в новом человечестве, продолжающееся все время бытия сего мира.
454
Ambigua, PG.91, 1097C. 1308D. 1309D, f.132a. 223a. b. Quaest. ad Tahl. XXII, PG.90, 317В, р.44–45 [р. п. II, 75]; Orat. Dom. expos., PC. 90, 873C-D, p.345 [р. п. I,185–186]. Cap. theol. II,23 [р. п. I, 238].
455
Quaest. ad Tahl. LX, PG.90, 621A, p.209. Cap. theol. I,66 [р. п. I,226].
456
Ibid. См. выше, с.73, прим.4; 78.
457
Quaest. ad Tahl. LX, PG.90, 621A-B, p.209; LIV, schol.18 [р. п. II,309], 532A, p.162; LXIII,684A, p.245. Orat. Dom. expositio, PG.90, 873D, p.345 [р. п. I,186].
458
Quaest. ad Tahl. XXII, PG.90, 317C, p.45 [р. п. II,75].
459
Ambigua, PG.91, 1285CD, f.213b-214a; 1129A, f.146a. О»естественном законе»и значении этого термина у преп. Максима см. гл.«Грехопадение человека», прим. 28.