Преподобный Симеон Новый Богослов и православное предание

Алфеев Иларион

Я тоже становлюсь богом

Через это невыразимое соединение [394] .

Симеон затем описывает соединение двух составных частей человеческой природы, то есть души и тела, с двумя естествами Христа [395] . Речь идет о полном слиянии человеческого существа с Телом Христовым [396] .

В Евхаристии, пишет Симеон, мы соединяемся со Христом таким же образом, каким Христос соединен со Своим Отцом [397] . Посредством причащения мы становимся сынами Небесного Отца и братьями Христа [398] . Сын Божий, Который воспринял от нас человеческую плоть, взамен дает нам Свое Божество посредством Своей обоженной плоти; благодаря такому»обмену»мы становимся сродниками Его [399] . В каждом христианине, причащающемся святых Тайн, происходит таинство Воплощения Слова Божия:

394

Hymn 30, 467–472.

395

Hymn 30, 474–488

396

Eth. 2, 7, 167–200

397

Eth. 3, 506–511

398

Ср. Eth. 1. 3, 42–44; Eth. 2. 7, 200

399

Eth. l, 3,32–37

Ибо,

принимая Дух Владыки нашего и Бога, мы становимся сопричастниками Его Божества и сущности; вкушая же всенепорочную Плоть Его, — я говорю о Божественных Тайнах, — мы поистине всецело делаемся сотелесниками Его и сродниками [400] .

Не только душа, но и тело человека просвещается и преображается через его соединение с Богом; и мы совершенно уподобляемся Господу, делаемся из ветхих новыми и воскресаем из мертвых [401] .

400

Eth. l, 3, 79–86. Употребление термина апостола Павла (ср. Еф. 3:6) стало традицией для святоотеческих текстов о Евхаристии. См. ниже цитаты из Кирилла Иерусалимского и Иоанна Златоуста.

401

Eth. l, 3, 91–112

Интересную параллель к учению Симеона о всецелом единении со Христом в таинстве Евхаристии мы находим у Ефрема Сирина, который столь же реалистично выражает сходные мысли:

По–новому Тело Его сплавилось с нашими телами,

И Его честная Кровь влилась в наши жилы…

И полнота Его с нашей сплавилась по Его милости [402] .

Среди греческих Отцов подобное учение о всецелом соединении человека с Богом через причащение выражали (упомянем лишь троих авторов) Кирилл Иерусалимский, Иоанн Златоуст и Кирилл Александрийский.

402

Гимны о девстве, 37, 2 [133]. О»евхаристическом реализме»Ефрема см. Yousif. Eucharistie, 288–294.

Первый из них так говорит о единении причастника со Христом:«Приобщись Телу и Крови Христа, дабы стать сотелесным и единокровным с Ним. Таким образом мы становимся хри–стоносцами , когда Его Тело и Кровь подаются нам» [403] . Второй описывает нашу сопричастность Христу весьма реалистично:«Христос смешал Себя с нами и растворил Тело Свое в нас, так что мы составляем нечто единое, как тело, связанное с главой… Тем, кто хочет не только видеть Его, но и взять Его в свои руки, Он дает вкусить Себя, зубами вкусить Его Плоти и теснейшим образом соединиться с Ним» [404] . Посредством такого единения человек становится сродником Христа [405] . Приобщаясь Телу Христову, мы становимся не многими телами, но единым телом [406] . Что же касается третьего автора, Кирилла Александрийского, то он, размышляя на те же темы, пользуется подобными же выражениями: он говорит о»приобщении естества»человеческого к Богу [407] и о»единстве естества»с Богом [408] , а также о том, что, причащаясь, мы становимся»сотелесниками» Христа [409] . Разница между цитированными авторами и Симеоном заключается в том, что последний обращает больше внимания на преображение и обожение человека через его соединение с Телом Христовым, тогда как первые подчеркивают само соединение. Что же касается темы обожения в контексте учения о Евхаристии, то ее мы находим у Дионисия Ареопагита и особенно у Максима Исповедника. Последний пишет:

403

Слова тайноводственные, 4, 3 [136].

404

Иоанн Златоуст. Беседы на Евангелие от Иоанна, 46, 3 [260].

405

Там же [26 Ц

406

Беседы на 1–е Послание к Коринфянам, 24 [200].

407

Беседы на Евангелие от Иоанна, 10, 2 [341 D].

408

Беседы на Евангелие от Иоанна, 11,11 [556 D — 557 С].

409

Там же [560 В].

Святым Причастием пречистых и животворящих Тайн [показывается] общность и тождество с Богом по сопричастности, воспринимаемые через наше подобие [Ему]; посредством причащения человек удостаивается стать из человека богом [410] .

Если в учении Иоанна Златоуста и Кирилла Александрийского о Евхаристии просматривается тенденция к своего рода»натурализму»в понимании таинства, а в учении Дионисия и Максима — тенденция к»спиритуализации»этого

понимания, то в учении Симеона мы находим некий сбалансированный синтез обеих тенденций. Упомянем также о том, что, хотя Симеон был, по–видимому, знаком с евхаристическим учением Дионисия и Максима, он все-таки был чужд ареопагитской традиции символизации всего литургического чина и каждого его элемента, включая даже сами освященные хлеб и вино [411] .

410

Мистагогия, 26 [704 D; 709 С].

411

О литургическом символизме Дионисия см. Bornert. Commentaires, 169–178 (особенно 170–173).

Последним аспектом евхаристического благочестия Симеона, о котором следует упомянуть, является его представление о Евхаристии как о праздничной службе, хотя бы она и совершалась ежедневно. Выше мы ссылались на мнение А. Шмемана о том, что первоначальное значение Евхаристии как исключительного и праздничного богослужения было утрачено в ту эпоху, когда Литургию включили в ежедневный круг монастырского богослужения. Если подобная утрата и произошла в студийской традиции в целом, это, во всяком случае, не относится к таким ее великим представителям, как Феодор Студит и Симеон Новый Богослов.

Для последнего ежедневное совершение Литургии и ежедневное причащение никоим образом не означало превращение таинства в рутинный ежедневный обряд. Напротив, Симеон утверждает, что Причастие всю нашу жизнь превращает в Пасху, в переход из земного бытия в небесное:

Если ты так празднуешь, так и святые Тайны принимаешь, вся жизнь твоя да будет единым праздником, и даже не праздником, но начатком праздника и единой Пасхи, переходом и переселением от видимого к умопостигаемому… [412]

412

Eth. 14, 281–289.

Симеон возвращается к изначальному значению Литургии как освящения всей реальности и преображения времени. Жизнь человека, который»сознательно и ощутительно»принимает Христа в таинстве святого причащения, становится единой непрекращающейся Литургией, единым празднеством приобщения к Богу через соединение с Телом и Кровью Христа.

6. Годичный круг церковных праздников у преподобного Симеона

Идея освящения реальности изначально была основополагающим принципом как седмичного богослужебного цикла, так и годичного круга церковных праздников. Если Божественная Литургия является центральным событием богослужебных суток, а воскресный день — главным днем седмицы, то праздник Святой Пасхи является центром всего годового богослужебного цикла.

В студийской традиции праздники играли важную роль, задавая ритм всему распорядку монастырской жизни на целый год. Ко времени Феодора годовой богослужебный круг развился в византийской Церкви. настолько, что почти каждый день был посвящен празднику или памяти какого-либо святого.«Вчера мы восхваляли святого Златоуста; сегодня восхваляем приснопамятного Ефрема, а завтра будем восхвалять другого святого», — говорит Феодор в поучении на 28 января [413] . Жизнь в монастыре описывается им как непрестанный переход»от праздника к празднику» [414] . В отличие от ранних монашеских текстов, которые почти обходят молчанием тему праздников [415] , в сочинениях Феодора эта тема занимает весьма значительное место.

413

Малое Оглашение, 42. Ипотипосис, 29 [PG 99, 1716 А] особо упоминает»дни когда есть память святого». Однако это не означает, что были дни без памяти святых; речь в Ипотипосисе скорее всего идет о так называемых»великих святых», память которых считалась праздником.

414

Малое Оглашение, 34.

415

Если в них упоминаются праздники, то часто с той же иронией, с какой говорится о»тропарях и канонах»(см. выше). Павел Эвергетидский отводит одну главу своей антологии монашеских текстов праздникам: главная тема избранных мест из Геронтикона («Изречений старцев») - необходимость воздержания в праздничные дни. Мы узнаем характерную ироничную интонацию:«Мирянам и богатым, но не монахам, позволительно поститься сорок дней, то есть в Великий Пост, и давать послабление и отдых в течение пятидесяти дней, то есть в Пятидесятницу. Также петь тропари и каноны и распевать напевы — дело мирских священников и прочих людей [но не монахов]»: , 19, 5 [2, 249].

Учение Феодора о христианских праздниках можно свести к следующим двум наиболее характерным идеям. Во–первых, церковные праздники, в отличие от мирских праздников, предназначены не для насыщения тела и не для отдыха [416] , но для пользы души и вдохновения к добродетельной жизни. Каждый праздник установлен ради того, чтобы дать нам возможность опытно пережить стоящую за ним реальность. Если вспоминается некое событие из жизни Иисуса Христа, значит, это событие каким-то образом присутствует в нашей жизни.«Радостью радуемся, — говорит Феодор, — когда наступает праздник Господень. И это естественно, поскольку мы просвещаемся, созерцая таинство, в честь которого установлен праздник» [417] . Деепричастие родственно термину , имеющему в данном контексте тот же смысл, что и в святоотеческом учении о Священном Писании: означает внутренний смысл, внутреннее содержание. Если день посвящен святому, мы углубляемся в созерцание его жизни, дабы подражать его добродетелям [418] .

416

Феодор сравнивает со свиньями тех мирян, которые проводят праздники в развлечениях, сборищах, пирах и пьянстве: Малое Оглашение, 37.

417

Малое Оглашение, 26

418

Малое Оглашение, 38