Преследуя Аделайн
Шрифт:
Мое тело движется на автопилоте. Я вскакиваю с кровати и бросаюсь к двери шкафа, прежде чем успеваю все обдумать. Я понятия не имею, что я буду делать, если он будет стоять там.
Наверное, обделаюсь.
Я распахиваю дверцы и замираю, когда передо мной оказывается лишь слишком много одежды, которую я не ношу.
Здесь ему негде спрятаться. Это не глубокий шкаф, и уж точно не достаточно большой, чтобы спрятать мужчину ростом шесть футов с лишним дюймов. Мои руки все равно рылись в одежде, ища его. И даже когда я
Возьми себя в руки, Адди. Как будто ты хочешь, чтобы он был там.
Я вздыхаю и отворачиваюсь, прилив адреналина ослабевает. В этой комнате ему больше негде спрятаться. Какой бы огромной ни была комната, это открытая концепция с минимальным количеством мебели.
Теперь я чувствую себя просто идиоткой.
Я плюхаюсь на кровать, скрещиваю ноги, глядя на свой телефон, словно это мышеловка с большим куском сыра. Гурманский копченый сыр гауда, если быть точной.
Телефон загорается от входящего сообщения, вибрация кровати поднимается прямо по моим ногам.
Я выхватываю его. Я чертовски люблю сыр гауда, черт побери.
Неизвестный: Увидимся вечером, мышонок.
Я рычу.
Я: Около моего дома, и желательно в наручниках.
Неизвестный: Тебе не нужен полицейский, чтобы надеть на меня наручники, детка. Я позволю тебе делать со мной все, что захочешь.
У меня будет сердечный приступ от того, в каком сильном направлении мчится моя кровь. Моя киска пульсирует от незаконной мысли о нем, прикованном наручниками к моей кровати, ухмылка на его лице, капающая грехом. И эти чертовы непохожие глаза, смотрящие на меня так, как он смотрел, когда трахал меня своим пистолетом. Как будто я маленькая мышка, которую он хочет сожрать, застрявшая в ловушке, с сыром гауда, наполнящим мои щеки.
Блядь.
Мои руки трясутся, когда я пытаюсь выкинуть эту мысль из головы. Но она закрепилась, и я не могу ее выкинуть.
Я выпрямляю ноги, сжимая бедра вместе. Но это не облегчает ни постоянную пульсацию между моими сжатыми бедрами, ни влажность, скопившуюся между ними.
Мое сердце бешено колотится, когда еще одно сообщение вибрирует на моем телефоне.
Я не хочу смотреть, но у меня нет никакого гребаного самоконтроля.
Неизвестный: Ты играешь с собой, маленькая мышка? Ласкаешь свою сладкую маленькую киску, думая о том, что я прикован наручниками к твоей кровати?
Я: Ты отвратителен.
Но именно это я и начала делать. Как только я прочла эти слова, он словно овладел моим телом, чтобы сделать именно то, о чем он просил. Моя рука пробралась в трусики, палец нежно поглаживал мой набухший клитор. Даже когда я писала свой язвительный ответ.
На мне только длинная футболка и удобное нижнее белье.
Под тонким хлопком я чувствую себя голой и обнаженной. Когда мои ноги начинают подкашиваться, я вырываю руку, словно коснулась
Неизвестный: А ты лгунья.
Я: Блядь. Отвали.
Неизвестный: В следующий раз, когда ты скажешь мне «отвали», твой клитор окажется между моих зубов.
Я резко втягиваю губу, потрясенная его наглостью. Чистой наглостью, которой обладает этот человек. И в то же время так же возбуждена.
Я сжимаю руку вокруг телефона, ненавидя себя все больше и больше по мере продолжения разговора.
Мои пальцы дергаются от желания снова сказать ему, чтобы он отвалил. Этот мудак, наверное, даже не знает, насколько я оппозиционна.
Скажи мне не делать что-то, и я захочу сделать это еще больше.
А с такой угрозой я так чертовски соблазнительна. Я чувствую, как мое сердце снова колотится в груди, ударяясь о грудную клетку, пока мой большой палец проводит по буквам.
Я смотрю на два слова на экране, мой большой палец завис над кнопкой «Отправить». Моя тень доказала, что выполняет свои угрозы.
Так почему же я так сильно хочу это сделать? Кто подстрекает своего гребаного преследователя? Да еще и чтобы он положил рот на их киску, не меньше.
Я бросаю телефон, как только мой большой палец скользит по кнопке. Сообщение исчезает, и я понимаю, что только что сделала что-то идиотское.
Черт, черт, черт.
Моя голова снова лежит на руках, пальцы крепко сжимают волосы, пока я не чувствую, как пряди натягиваются, и крошечные уколы боли следуют за ними.
Пинг.
Мышцы внутри моей грудной клетки вырываются на свободу и поднимаются к горлу.
Я не могу смотреть. Я резко встаю, беспокойство охватывает мои нервы, почти до конвульсий. Мне нужно… что-то сделать. Отвлечься.
Выхватив телефон, я спешу по коридору, спускаюсь по скрипучей деревянной лестнице и иду на кухню.
Здесь темно. Жутко. Но мое упрямство не позволяет мне включить свет.
Пинг.
Шатаясь, я наливаю два пальца дедушкиного виски в стакан. А потом поднимаю графин, отмечая, как мало осталось.
Засранец.
Я выпиваю алкоголь одним глотком. Вкус дымный, с нотками цитрусовых. Он обжигает сходу, превращая внутренности моего тела в инферно.
Как будто я и так не горю.
Налив себе еще два пальца и выпив их, я набираюсь смелости и смотрю на свой телефон.
Неизвестный: О, маленькая мышка. Не могу дождаться, когда съем тебя. От тебя ничего не останется, когда я закончу.
Проклятье.
Дрожь пробегает по моему телу, и я роняю телефон. Он громко стукается об остров, нарушая застоявшийся воздух.
— Боже? Почему ты меня ненавидишь? — спрашиваю я вслух, и мой голос гулко отдается в пустом воздухе.
Конечно, он не отвечает мне. Он никогда не отвечает. Я даже не разговариваю с Богом. Я говорю с собой и с призраками в этом доме.