Престолы, Господства
Шрифт:
— Конечно, нет. Но как это реабилитирует Лоуренса Харвелла?
— Время, — сказал Питер. — Если Харвелл ломился в двери Хайд-Хауса чуть позже двенадцати, а Эймери видел Розамунду живой приблизительно в час…
— Конечно.
— И реабилитируя Харвелла, он затягивает петлю на собственной шее. По его собственным, словам, он был последним, кто видел её живой. И по его же словам, он был в отчаянии и считал, что им пренебрегли. Между прочим, не расскажешь мне, что он говорил тебе.
— Она играла с ним в кошки-мышки, Питер. И он сказал, если это будет продолжаться,
— И ты поняла это так, что он мог бы напасть на неё?
— Абсолютно нет. Я скорее поняла, что он готов убить себя.
— И выбрал для этого несколько необычный способ самоубийства, — сказал Питер.
— Он этого не понимает. Ему лишь кажется, что ты ему поверишь.
— Ну, Харриет, люди, которые говорят правду, могут рассчитывать, что им поверят, как бы нелепо не звучала их история. А эта не кажется нелепой, а лишь очень трудно проверяемой. В конце концов, он не первый и не последний молодой человек, который сошёл с ума от неразделённой любви. Я хотел бы задать ему несколько вопросов; интересно, позволит ли мне Чарльз поговорить с ним.
— О чём ты спросишь его, Шерлок?
— Слышал ли он лай собаки. Имеется что-то наводящее на глубокие размышления в собаке, которая не лает. [158]
Адвокат строго велел Эймери ни с кем не разговаривать без него. Питеру пришлось преодолеть некоторые трудности при подготовке беседы, а затем он был вынужден встретиться с Эймери в офисе Манто, где ему противостоял враждебно настроенный свидетель, неодобрительно взирающий на него и в любой момент готовый выпалить: «Не отвечайте на этот вопрос!»
158
См. Артур Конан Дойль, «Серебряный»:
— Есть ещё какие-то моменты, на которые вы посоветовали бы мне обратить внимание?
— На странное поведение собаки в ночь преступления.
— Собаки? Но она никак себя не вела!
— Это-то и странно, — сказал Холмс.
(Перевод Юлии Жуковой).
Эймери уставился на Уимзи покрасневшими безжизненными глазами.
— Простите, что обеспокоил вас, Эймери, — начал Уимзи. — Я видел ваше заявление полиции, и есть один или два момента, о которых мне хотелось бы узнать поподробнее.
— Мой клиент не обязан отвечать ни на какие ваши вопросы, лорд Питер, — заявил мистер Манто. — В данном деле вы не являетесь официальным лицом.
— Абсолютно. Совершенно согласен. Но, возможно, я смогу вам помочь.
— Что вы хотите знать? — спросил Эймери.
— Я хотел бы знать, слышали ли вы во время ваших посещений бунгало в вечер 27-ого лай собаки?
— Она лаяла, когда я пришёл туда в первый раз, — сказал Эймери. — Проклятая тварь постоянно вертелась около меня. Розамунда увела её в спальню.
— Она продолжала лаять оттуда?
— Нет. Немного поскулила и поскреблась в дверь. А затем сидела тихо, пока я не ушёл.
— Но когда Розамунда провожала вас, она снова залаяла?
— Да. По дороге к парадной двери мы проходили мимо двери в спальню, и она начала снова.
— Очень хорошо. Теперь, позже вечером вы возвратились в бунгало и провели некоторое время в саду и в садовом сарае?
— Да. Я так и сказал.
— Тогда вы слышали лай собаки?
— Да, но недолго. Я ещё испугался, что она выдаст меня.
— Вы думали, что она обнаружила ваше присутствие около дома и подняла тревогу?
— Я боялся, что да.
— А это действительно была хорошая сторожевая собака?
— О небо, нет. Глупая скотина, рявкающая на любого, друг или враг. Просто входит в азарт и всё.
— Но её лай мог заставить кого-нибудь задаться вопросом, почему. Вам приходило в голову, что она могла лаять на кого-то или что-то внутри дома?
— Нет, — медленно сказал Эймери. — Не приходило. Я считал, что она бесится из-за меня.
— А когда вы возвратились в дом в третий раз, что тогда?
— Ну, тогда я ничего не слышал. Это странно, правда?
— Именно так я и подумал. Я имею в виду, вы же, кажется, бродили вокруг, стучали в окна…
— Мой клиент… — начал было мистер Манто.
— Всё в порядке, Манто, — раздражённо сказал Эймери. — Я уже рассказал об этом в полиции. Что толку отрицать то, что уже сказал?
— В ваших собственных интересах…
— Разве вы не понимаете, я хочу, чтобы всё выяснилось? — сказал Эймери. — Лорд Питер пытается помочь. Он должен хотеть поймать и наказать убийцу Розамунды — он её знал.
— Да, я действительно имел честь встретиться с ней, — сказал Уимзи.
— Значит, вы тоже должны были любить её! Она была самым красивым человеком, лорд Питер, ведь правда? Как мог родиться на свет тот, кто способен причинить ей боль? Я — последний человек в мире, кто поднял бы на неё руку, вы же верите мне, лорд Питер?
— Нам поможет лишь то, что может быть доказано, а не мои мысли или мнение кого-то ещё, — сказал Уимзи. — Итак, вы подходили близко к дому и ходили там, вы стучали в парадную дверь, вы заходили на веранду и заглядывали оттуда в окно гостиной.
— А она сидела в кресле, совершенно не замечая меня. Она разбила моё сердце, лорд Питер.
— Но собака не лаяла на вас тогда?
— Нет, — сказал Эймери, хмурясь. — Я тогда об этом не думал. Возможно, её выпустили побегать.
— Но тогда она прямиком направилась бы к вам.
— Да, наверное.
— Вы сказали, что она пыталась до вас добраться в течение всего вечера.
— Нельзя предполагать, что мой клиент является экспертом в моделях поведения собак, — сказал Манто.
— Конечно. Теперь о другой вещи, — сказал Уимзи. — Бокал для хереса. Ранее Розамунда предложила вам херес, и вы двое выпили его вместе?
— Да. Стол был уже сервирован для обеда, но она сказала: «Вы не можете оставаться долго. Но раз уж вы здесь, полагаю, мы можем выпить».
— Таким образом, вы использовали два бокала? Когда вы выходили из дома, мистер Эймери, где в точности были бокалы?