Претендент
Шрифт:
– Ну. как?
– Тренер ухмыльнулся. - Стало лучше?
– Хуже, - простонал Паво. - Что, за гадость в нем находится?
– Пепел животных, обугленные корни и рыбьи кишки, смешанные с уксусом в воде.
– Каламус широко ухмыльнулся. - Вкус победы, то есть.
Слуги исчезли. Крики стихли. Паво оглянулся на туннель в поисках дружелюбного лица. Но Букко удалился в лудус после своего вовремя-обеденного комедийного боя с карликом вместе с победившими гладиаторами. Несмотря на то, что тренер и полдюжины других гладиаторов составляли ему компанию, Паво чувствовал себя очень одиноким.
– Ну, нам пора! - Каламус хлопнул своего подопечного по плечу. - Пошли.
Тренер ткнул трезубцем в грудь Паво. Молодой человек сжал его в правой руке, а левой сжимал, лежавшую на плече, свернутую сеть. Ворота позади Каламуса заскрипели, когда охранники их открывали, а со стороны толпы раздавался ужасающий шум. Паво прошел мимо тренера и зашагал по коридору к Дентеру, подумав, что Каламус не прольет и слезинки, если он умрет.
Он вышел на Арену, моргая в ярком свете позднего осеннего солнца. В его уши ударил ужасный грохот, эхом отдающийся со всех сторон. В воздухе висела легкая затхлая вонь пролитой крови. Темные пятна потускнели на блестящем песке. Паво прикрыл глаза. Вчерашний легкий ветерок рассеялся. Теперь атмосфера на арене была душной, толпы зрителей теснились внутри амфитеатра, а воздух был насыщен кровью и потом. Холодные капельки пота стекали по спине Паво. Жар Арены душил его. Во рту он чувствовал соленый привкус от угольного напитка, и ему захотелось глотнуть воды.
Заревели трубы. Рев толпы достиг нового пика, и Паво почувствовал, как десять тысяч шей вытягиваются, чтобы взглянуть на него, пока он шагает к середине Арены. Зрители теснились плечом к плечу. Полная толпа пульсировала от волнения и предвкушения. Паво пробежался глазами по галереям. Арена в Пестуме имела четыре уровня, а у подножия самой нижней галереи был установлен крутой высокий бортик, который служил парапетом и защищал аристократов от кровопролития, происходившего на Арене. В нескольких шагах от бортика стоял подиум. Место, отведенное для Императора, было оставлено незанятым в знак его главного устроителя этого зрелища. Мурена и Паллас сидели по обе стороны от пустого места. Гурджесу удалось занять место на галерее сразу за вольноотпущенниками. Ланиста был одет в свой торжественный наряд: не совсем белая шерстяная тога, громоздко накинутая на его худощавую фигуру. Тени колыхались над высокопоставленными лицами от развевающихся над Ареной навесов. Паво понял, что Гурджес сэкономил на размерах навесов. Листы приносили облегчение только высокопоставленным лицам, собравшимся на подиуме и окружающих его галереях.
– Эй, рыбак! Поймай мне сардину! - крикнул голос из одной из секций галереи над туннелем. По толпе прокатился хор смеха. Паво повернулся лицом к этому зрителю. Он был слишком растолстевшим человеком. Его лицо было раскрасневшимся от солнца и в руках он держал кувшин с вином. Он встал со своего места и погрозил Паво кулаком. - Дентер съест твои кишки на ужин.
Паво узнал человека из банды помпейцев на пиршестве накануне. Он сразу понял, что целые галереи заняты сторонниками Дентера. Их число увеличилось, и заполнило почти четверть Арены. Несмотря на численное превосходство местных зрителей, они быстро начали разжигать напряженность между соперничающими сторонами , заглушая местных жителей чередой рифмованных песнопений, в которых подробно описывались сексуальные наклонности женщин Пестума. Ближе к верхнему ряду сидений несколько пьяных помпейцев встали и синхронно обнажили свои волосатые задницы перед Паво.
Судья нетерпеливо постукивал ногой посреди Арены. Стиснув зубы, Паво попытался очистить свой разум от всех отвлекающих факторов. Образ Гермеса встал перед его мысленным взором, напоминая ему о конечной его цели его жизни. Он зашагал к судье с удвоенной силой, решив во что бы то ни стало одержать победу над Дентером.
Волна возгласов с трех четвертей Арены возвестила о выходе его противника. Дентер выбежал из противоположного туннеля и рысью подбежал по песку к Паво и судье. Его сторонники разразились бурными возгласами. Паво сосредоточил свое внимание на ветеране, когда тот подошел ближе. Затем Дентер опустил свой легионерский щит на ступеньку ниже, и Паво почувствовал, как кровь застыла у него в жилах, когда он увидел кольчугу, защищавшую туловище противника. Среди толпы раздались вздохи. Паво побывал на многих боях на Арене Статилия Тавра в Риме, но он никогда не слышал о гладиаторах, сражающихся с такой надежной защитой. Он поднял глаза на подиум. Паллас и Мурена обменялись понимающими взглядами. Гурджес ухмыльнулся. Высокопоставленные лица вокруг них заерзали на своих местах от такой грубой манипуляции шансами в пользу Дентера.
– Эти грязные греки, - пробормотал себе под нос Паво. - Они обманули меня.
Судья подал сигнал своей тростью к началу боя.
Оба мужчины на мгновение замерли. Дентер легко переносил вес своей брони. Помимо кольчуги, он был экипирован металлическими поножами для рук и ног, поддерживаемыми мягкими накладками, а его голова была полностью заключена в гладкий металлический шлем без полей. Пара маленьких глазниц давала ему ограниченный обзор Арены. Шлем придавал ветерану устрашающий вид. Оба мужчины тяжело дышали в изнуряющей жаре. Паво уже весь вспотел, а ему еще предстояло атаковать.
Судья бросился в сторону, когда Дентер сделал первый рывок, подняв свой большой прямоугольный щит к груди и приблизившись к Паво. На покрытии щита из телячьей кожи был нарисован символ Фортуны. Гладиаторов разделяло расстояние, немногим превышающее длину копья легионера. Паво держал своего противника в страхе, держа трезубец в подмышечной хватке, а древко из выветренного ясеня лежало на нижней стороне его предплечья. Он предпочел бы двуручный захват, чтобы вложить больше силы в каждый удар, но свернутая сеть в его левой руке вынуждала его сражаться одной рукой. Он держал зубцы под углом на уровне талии, что позволяло ему атаковать верхнюю часть туловища или ноги Дентера в быстрой последовательности. Он продолжал терпеливо кружить вокруг своего противника. Помпейцы призывали Дентера к атаке. Он зарычал от злости и с яростным фырканьем бросился на Паво, перенеся вес на правую ногу и направив острие своего короткого меча на голую грудь противника.
Паво отскочил от атаки и в такт уклонился влево, стремительно обогнув противника и вонзив трезубец в обнаженный пах Дентера. В самый последний момент ветеран обернулся и заметил, что зубья вонзились в его середину. Он издал резкий рев, отбив трезубец резким взмахом щита. Паво почувствовал, как его локоть встал на место, когда оружие безвредно устремилось к небу. Вес и инерция трезубца давили на Паво, он рванулся вперед и внезапно оказался в пределах досягаемости короткого меча Дентера. Аккуратным движением запястья ветеран дернул руку вверх и ударил основанием меча по виску Паво. Оглушительный звук пронзил его череп, и перед глазами вспыхнула белая вспышка.
Дентер снова пришел в Паво. Молодой гладиатор попятился назад, в голове у него звенело, а ноги шатались. В поле зрения плыли цветные пятна. Он отошел от своего противника так быстро, как только мог, благодаря тому, что не увязал под полным комплектом доспехов, как Дентер. На каждый шаг, который делал его противник, Паво делал два. Он быстро отступил и в четыре шага убрался из зоны поражения. Дентер остановился, собираясь с духом для новой атаки. Паво приготовился отпрыгнуть в сторону.
– Но что это за …
Паво замер в ужасе. Он посмотрел вниз на свои ноги, когда не почувствовал их. Как будто кто-то отрубил ему ноги, вплоть до туловища. На мгновение он запнулся на месте, цепляясь за свой трезубец , чтобы удержаться. Его губы покалывало. Его щеки онемели. Пятна в его глазах умножились. Постепенно он почувствовал потерю чувствительности во всех частях своего тела. На слышимые из толпы возгласы он в отчаянии опустился на колени. Судья бросил вопросительный взгляд на молодого бойца . Сжимая свой трезубец изо всех сил, Паво попытался произнести хоть слово, умоляя судью отменить бой. Но на его шее как будто затянулась невидимая петля. Его дыхание словно застряло в горле, и когда он попытался заговорить, с его холодных губ сорвался только хрип.