Прежде, чем их повесят
Шрифт:
— Тогда мы сбавим темп, — возразил подоспевший Байяз.
За ним с лошадьми и повозкой следовали Малахус Ки и брат Длинноногий.
— Да, значительно сбавим. С дороги сходить нельзя. К тому же посторонних на дороге видно издалека. Хорошо-о издалека.
Луфара его аргументы не убедили.
— Если мы их увидим, они нас тоже увидят. И что тогда?
— Что тогда? — Байяз вскинул бровь. — Тогда нас защитит прославленный капитан Луфар. — Маг оглядел разрушенную деревню. — Вода есть, укрытие какое-никакое тоже… По-моему, отличное место для ночевки.
— Да, неплохое, — пробормотал Логен, разворачиваясь
Логен молча наблюдал из-за края миски, как едят остальные.
Ферро сидела на корточках чуть поодаль от костра, на границе тьмы и пляшущего света. Сгорбившись, практически уткнув затененное лицо в тарелку, она с подозрением посматривала по сторонам и быстро запихивала еду руками в рот, как будто боялась, что ее могут отнять. Луфар без особого энтузиазма изящно грыз передними зубами крылышко, словно опасаясь прикоснуться к нему губами; по краю его тарелки ровным рядком лежали забракованные кусочки. Байяз жевал мясо с удовольствием, и его борода блестела от стекающей подливки.
— Фкуфно! — объявил он с набитым ртом. — Тебе, мастер Девятипалый, стоит подумать о поварском искусстве, когда надоест… — маг неопределенно взмахнул ложкой, — то, чем ты занимаешься.
— Угу, — отозвался Логен.
На Севере все готовили по очереди, это считалось почетным делом. Хороший повар ценился почти так же, как хороший воин. Однако в нынешнем походе все было иначе. Когда дело доходило до готовки, прочие члены отряда впадали в идиотизм. Байяз мог вскипятить себе чай — на том его кулинарные дарования заканчивались. Малахус Ки мог достать из коробки печенье — и то если повезет. Луфар едва ли знал, где у котелка дно, где крышка. А Ферро, похоже, вообще презирала приготовление пищи. Наверное, привыкла есть все в сыром виде. Или даже в живом…
Когда северяне после тяжелого дневного перехода садились ужинать вокруг костров, каждый занимал определенное место. Самое почетное предназначалось для вождя, к нему присоединялись его сыновья и названные клана. Затем, соответственно заслугам, располагались карлы. Трэли разводили небольшие костры поодаль. Поменять место воин мог лишь по распоряжению вождя, если тот желал выразить благодарность за оказанную услугу или уважение за редкостную доблесть в бою. Если ты занимал чужое место, тебя могли отпинать ногами, а то и убить. Место у костра ни много ни мало приравнивалось к месту в жизни.
Здесь, на равнине, северные правила ничего не значили, однако Логен заметил определенную закономерность в том, как расселся отряд, и она ему не понравилась. У огня сидели лишь он да Байяз, а остальные, несмотря на холод, расположились поодаль. Ветер и сырость вынуждали их держаться вместе, и в то же время каждый будто отталкивал другого. Луфар таращился в свою миску так брезгливо, словно там плескалась моча. К спутникам он не питал ни капли уважения. Ферро, прищурившись, буравила Логена желтыми кинжалами глаз. К спутникам она не питала ни капли доверия. Он сокрушенно покачал головой. Без уважения и доверия отряд, случись им сражаться, распадется, точно стена, не скрепленная раствором.
Впрочем, в свое время Логену удалось покорить и более суровую компанию. Тридуба, Тул Дуру, Черный Доу, Хардинг Молчун… С каждым он бился в поединке, над
Логен вытянул затекшие ноги и, захватив мех с водой, медленно подошел к Ферро. Та настороженно следила за ним взглядом. Странная она все-таки… И не только внешне. Хотя и внешность у нее — мертвые свидетели! — довольно странная. Ферро напоминала ему новый меч: такая же твердая, острая и холодная. Безжалостная, как самый безжалостный из мужчин, которых знал Логен. Можно подумать, и хворостины утопающему не протянет. Однако его она спасала не раз, причем рискуя собственной жизнью. Из всей компании Ферро он доверял в первую очередь. Он присел рядом и протянул воду, на каменной стене покачивалась луковицеобразная тень меха.
Ферро угрюмо взглянула на сосуд, на Логена, затем резко вырвала мех из руки и снова сгорбилась над миской. Ни благодарности, ни дружеского кивка… Ну и пусть. Горы ведь действительно за день не одолеть.
Логен вернулся к костру и уставился на мрачные лица спутников, подсвеченные мерцающими отсветами танцующего пламени.
— Может, кто-нибудь расскажет занятную историю? — с надеждой спросил он.
Сидящий напротив Луфар презрительно скривил губы. Ферро как будто вообще не слышала вопроса. Не слишком ободряющее начало…
— Что, нет желающих? — Тишина. — Хорошо, тогда я спою песню. Я знаю парочку. Только бы слова вспомнить. — Он откашлялся.
— Ладно, погоди! — торопливо воскликнул Байяз. — Я знаю сотни историй. Надеюсь, мое признание избавит нас от песен. Что бы ты хотел услышать? Историю любви? Забавный анекдот? Или сказание об опасностях и отваге?
— Расскажите об этом крае, — встрял Луфар. — О Старой империи. Как великая страна превратилась в такое? — Он кивнул головой в сторону развалин и простирающейся за ними бескрайней безжизненной равнины. — В пустошь.
Байяз вздохнул.
— Я бы рассказал… Но нам повезло: в нашей скромной компании есть уроженец Старой империи и знаток истории. Верно, мастер Ки? — Ученик лениво поднял взгляд от огня. — Просветишь нас? Как великая империя из жемчужины мира стала тем, что мы видим?
— Долго рассказывать, — промямлил он. — Вы хотите с самого начала?
— Ну а с чего же обычно начинают?
Малахус Ки пожал костлявыми плечами и приступил к рассказу.
— У всемогущего Эуса, победителя демонов, затворителя врат и творца мира, было четверо сыновей, каждого из которых он наделил особым даром. Старшему, Иувину, достался дар высокого искусства, позволяющий изменять мир с помощью обузданной знанием магии. Второму сыну, Канедиасу, он дал талант делателя, благодаря которому тот мог по своему желанию придавать форму камню и металлу. Третьего сына, Бедеша, Эус научил повелевать духами. — Ученик зевнул во весь рот, причмокнул губами и, прищурившись, уставился на костер. — Таким образом появились три чистых направления магии.