Прежде, чем их повесят
Шрифт:
Байяз стратегией не увлекался. «Да», «нет» — вот и все его разговоры. В лучшем случае что-нибудь коротко рявкнет. В основном маг хмуро озирал бескрайние луга, словно человек, который совершил серьезную ошибку и теперь не знает, как ее исправить. В ученике тоже произошла разительная перемена, едва они выехали за ворота Адуи: юноша притих, посуровел, насторожился. Брат Длинноногий уехал далеко вперед разведывать дорогу. И это, пожалуй, было к лучшему. Всеобщее безмолвие, конечно, неприятно, но неумолчность навигатора еще хуже.
Ферро скакала поодаль от «теплой» компании: плечи сгорблены, брови нахмурены,
Веселый отряд, ничего не скажешь. Он понурился и без особой надежды обратился к Байязу:
— Долго еще ехать до Края мира?
— Так, какое-то время, — буркнул маг сквозь зубы.
И усталому, страдающему, скучающему Логену не оставалось ничего другого, кроме как рассматривать парящих над равниной птиц. Славных, больших, жирных…
— Хороший кусок мяса нам бы не помешал, — облизнув губы, проворчал он.
Свежего мяса они не ели давно, с тех пор, как покинули Халцис. Логен поскреб живот. Жирок, который он набрал в городе, постепенно рассасывался.
Ферро метнула хмурый взгляд на Логена, потом на кружащую стайку птиц и скинула с плеча лук.
— Удачного выстрела! — Он засмеялся.
Она ловко вытянула из колчана стрелу.
Зря, конечно. Даже Хардинг Молчун не попал бы, а лучше него, на памяти Логена, с луком никто не управлялся. Ферро наложила стрелу и, изогнув спину, впилась желтыми глазами к движущимся в вышине темным точкам.
— Хоть тысячу лет тренируйся, все равно не попадешь.
Она натянула тетиву.
— Напрасно тратишь стрелы! — крикнул Логен. — Надо здраво оценивать свои возможности!
Вероятно, стрела попадет ему в лицо. Или вонзится в шею лошади — та рухнет замертво и его раздавит. Чем не логичное завершение ужасного путешествия? Спустя миг в траву упала пронзенная стрелой птица.
— Не может быть… — потрясенно прошептал он, с открытым ртом вытаращившись на Ферро.
И в затянутое тучами небо взмыла новая стрела. На землю рухнула вторая птица, аккурат рядом с первой. Логен не верил глазам.
— Не может быть!
— Можно подумать, ничего удивительнее ты в жизни не видел, — хмыкнул Байяз. — Например, не встречал человека, который разговаривает с духами, путешествует с магами и наводит ужас на весь Север одним своим именем.
Натянув поводья, Логен соскользнул с седла и на дрожащих, ноющих ногах двинулся в высокую траву за подстреленной добычей. Вот они! Он осторожно присел и поднял одну птицу: стрела пронзила грудь в самом центре. Вряд ли бы ему даже с расстояния фута удалось попасть точнее.
— Поверить не могу!
Байяз, усмехнувшись, сложил перед собой на седле руки.
— Давным-давно, в незапамятные времена, наш мир, как гласят легенды, был единым целым с другой стороной. Демоны свободно являлись на землю и творили, что им заблагорассудится. Словом, хаос царил такой, какой и в страшном сне не привидится. В результате смешения демонов и людей рождались дети-полукровки: наполовину люди, наполовину демоны. Носители дьявольской крови. Чудовища. Один из них назвал себя Эусом. Именно он избавил человечество от тирании демонов, и в результате их яростной битвы мир приобрел нынешний вид. Эус отделил верхний мир от нижнего, а ворота между ними запечатал. Чтобы этот ужас вновь не обрушился на землю, он издал первый закон, запрещающий напрямую касаться другой стороны и разговаривать с демонами.
Логен оглядел остальную компанию: все смотрели на Ферро. Луфар и Малахус Ки хмурились, пораженные столь мастерской стрельбой из лука. Ферро, отклонившись назад, до предела натянула тетиву, твердо направила блестящий наконечник стрелы в небо и начала пятками перегонять лошадь с места на место. Логен даже при помощи поводьев едва управлялся со своей.
Кстати, к чему Байяз рассказал безумную историю о каком-то Эусе?
— Демоны, первый закон… — Он пренебрежительно махнул рукой. — Что с того-то?
— С самого начала в первом законе имелось немало противоречий. Ведь другая сторона дает земле магию, как солнце — тепло и свет. Кроме того, наш мир уже населяло много полукровок. В жилах самого Эуса, в жилах его сыновей текла кровь демонов. Она одарила их многими полезными способностями, но и мучений доставляла немало. В наследство от демонов им достались могущество, долголетие, сверхчеловеческая сила и зоркость. У их детей и дальнейших потомков необычайные свойства крови ослабли, а за долгие века перестали проявляться совсем — сперва у одного поколения, потом у другого, хотя изредка и встречались у некоторых представителей. Да, дьвольская кровь ослабла и в конце концов растворилась в человеческой. В наше время, когда верхний и нижний мир столь далеки друг от друга, увидеть проявление древнего дара — истинное чудо. Тут нам с вами крупно повезло.
Логен удивленно поднял брови.
— Она наполовину демон?
— Не наполовину, друг мой, гораздо меньше! — Байяз засмеялся. — Наполовину демоном был Эус. Своею мощью он вздымал горные хребты, выгибал земную твердь под моря. Полудемон внушил бы тебе такой ужас и страсть, что остановилось бы сердце. Ты бы ослеп, едва взглянув на него. Нет, столько демонской крови в ее жилах нет. Так, жалкая капля. Но след другой стороны в ней есть.
— Другой стороны, говоришь? — Логен взглянул на зажатую в руке птицу. — Значит, если я коснусь Ферро, то нарушу первый закон?
— А вот это любопытный вопрос! — Маг снова рассмеялся. — Ты не устаешь меня удивлять, мастер Девятипалый. Интересно, что бы на него ответил Эус? — Он поджал губы. — Думаю, я бы тебя простил. Но она, — он кивнул лысой головой в сторону Ферро, — она, скорее всего, отсечет тебе руку.
Логен лежал на животе, разглядывая через высокую траву пологую долину, по дну которой струился мелководный ручей. Неподалеку высилась горстка домов, точнее, их остовы. Ни крыш, ничего — только осыпающиеся стены в половину человеческого роста; по склонам, в колышущейся траве, валялись каменные обломки. На Севере подобный пейзаж встречался сплошь и рядом: с началом войн многие деревни опустели — людей изгоняли из жилищ огнем и силой. Логен часто такое видел. И не раз в этом участвовал. Нет, он не гордился тем, что творил в прошлом, — достойных гордости поступков у него почти не было. А если подумать, не было вообще.