Прибытие поезда
Шрифт:
– Пусть хоть пригубит.
Евдокия пригубила. Кэтэлин подул в усы, выпуская хмель, и выпил остаток.
Затем он медленно отступил, одной рукой держа девочку за шею, а второй направив в отца Василия револьвер. Взвёл курок и указательным пальцем довернул заедающий барабан. Два щелчка.
– У тебя шесть пуль, - отец Василий сидел, положив обе руки на стол. Дети замерли вокруг него.
– Значит, в живых останутся четверо. Пока зарядишь...
Кэтэлин зажал Евдокию так, что девочка едва дышала под его рукой.
– Я тебя не убью, батюшка. Я только её убью.
Священник шевелил пальцами; под каждым остался мокрый отпечаток на столешнице.
Кэтэлин сделал ещё один шаг назад и прижал ствол к уху Евдокии.
– Зачем?
– тихо спросил отец Василий.
28.
– Денег у меня больше нет, разбойник.
– Я знаю, - кивнул Кэтэлин.
– Но ты мне их можешь принести.
– Откуда я их возьму.
– От мускалей возьмёшь, батюшка. От мускалей.
– Дурак, - отец Василий с хрустом отлепил руки от стола и отпустил обратно.
– Кто мне даст денег ради одной девочки. Я бы отдал, если бы у меня были, но там, - он кивнул на окно, - там война. Думаешь, они станут платить за жизнь монашки? Ты на это рассчитывал всё это время?
– Я-то... Я ни на кого не рассчитывал. Ты хитрая сука, батюшка, вот что я тебе скажу. А это я знал с тех пор, как понял, что ты мускальский шпион.
– Я...
– Нкиде гура, блегуле. Ты выбрал длинную дорогу через глушь, где легче потеряться. Хорошо. За тобой - не говори, что не за тобой!
– пришли башибузуки. Не ходят в Румынию башибузуки. Что ж ты за крыса, думаю, что за тобой послали башибузуков. И эта Сволочь...
– гайдука передёрнуло.
– Ты шпион, Василикэ. Твоё дело, - он покраснел сильней обычного, и револьвер в его руке подрагивал, царапая ухо Евдокии.
– Будет большая война и много жизней заберёт, это твоё с мускалями дело. Наверное, оно того стоит. Наверное, всё никогда не будет как раньше. Понимаю, политика, вера, спасение. Ты везёшь им...
– (падает в обморок младшая Мария; мальчики подхватывают её под руку и держат, не зная, куда положить), - ...что-то эдакое. Ради этого тебе голову сложить не трудно, вот какое у тебя важное дело!
– Кэтэлин брызгал слюной и раздувал ноздри, как конь. (Злата просыпается, и брат Артемий заслоняет ей лицо вышитым рушником, шепчет что-то на ухо).
– Ты для веры и правды своей жизни не пожалел - бун, ам ынцэлес. Моей, прожжённой, поломанной, не пожалел - хорошо! Понимаю! Но что ж ты, - плевался Кэтэлин, - что ж ты, сучий потрох, детьми прикрылся? Дети! Мать твою шлюху, они же ещё ничего не видели!
– Что ты хочешь?!
– заорал в ответ отец Василий, поднимаясь и шаря вслепую по столу. И Кэтэлин сдулся; стоял, всхрапывая на каждом вдохе, и дрожащей ладонью зажимал монахине рот.
– Денег, - сказал он.
– Золота. Если бы я мог, - он мотнул головой, роняя капли с усов, - я бы сказал тебе - принеси столько золота, сколько весят все твои дети. Но это невозможно. Поэтому слушай сюда, батюшка. Сколько весит девчонка?
– гайдук приподнял Евдокию за шею и вновь поставил.
– Я думаю, фунтов восемьдесят. Но это тебе решать, потому что если она перевесит золото, я её убью.
– Ты дурак, разбойник, - хрипло сказал настоятель.
– Никого ты не убьёшь.
– Иди к своим мускалям. Вернёшься как миленький. Потому что остальные дети... Ты их не сможешь всех заткнуть,
– А ты хорошо придумал, - настоятель возвышался над головами детей, больше не горбясь, он оказался почти одного роста с Кэтэлином.
– Восемьдесят фунтов золота... Такого я, признаться, не ждал. Что ты нас ночью зарежешь, был готов, а вот чтобы такое...
Кэтэлин улыбнулся.
– Так бывает, батюшка.
– Если я сейчас скажу "нет", ты должен будешь выстрелить. Убьёшь Евдокию, и чем станешь меня пугать? Никто к тебе в руки не дастся. Чтобы получить золото, она тебе нужна живая. А пока она жива, зачем мне что-то тебе нести?
– Твою-то мать, - сказал гайдук.
– Я-то никуда не спешу. Так и буду здесь сидеть, час за часом, день за днём. Это тебе нужно к мускалям.
– Я совсем не о том говорю.
Из надрезанного калача отец Василий вынимает нож.
– Скучно жить стало, Василикэ?
– Поздно мне скучать, - сказал священник, перекладывая нож в левую руку.
– Жизнь моя долгая, нелёгкая. Такие, как мы с тобой, - он разжал пальцы и тут же вновь схватил падающий нож за самый конец клинка, - скучать уже не научатся. После нас да, это верно...
– Зубы-то мне заговаривать не...
– В кого ты выстрелишь? В меня? Они за твоими деньгами не пойдут, помрут со страху тут, в дверях. В неё? Ты даже не заметишь, как я тебя убью.
Настоятель поднял руку, и гайдук, отвернув револьвер от Евдокии, прицелился отцу Василию в живот. Потом голова Кэтэлина взорвалась и рассыпалась.
29.
Спустя две с половиной недели был форсирован Дунай.
Ободранный до голого дерева иконостас сгорел вместе с монастырём незадолго до прихода объединённых русских и румынских войск. Второй - женский - монастырь освободили в начале осени болгарские ополченцы.
...Евдокия вырвалась и забилась в тёмный угол, за сервант. Крупный осколок зеркала долетел до неё и оцарапал ногу. Кэтэлин переводил взгляд с опустевшей рамы на собственную руку.
– Чёрт, - сказал он.
Отец Василий выронил нож. Дети попадали: кто лёг ничком, кто присел на корточки. Пригнувшись, Кэтэлин перебежал к окну, но во дворе увидел только неподвижно лежащего смотрителя и красное пятно на стене конюшни. За воротами ходил конь, волоча по траве вожжи.
Грохнуло у самого уха, так что гайдук отлетел от проёма и затряс головой.
Тут в окно стали палить разом с двух сторон. На спины детям посыпалась штукатурка, и от поднявшегося визга Кэтэлин вконец оглох. Лёжа на полу, он вытянул руку и выстрелил в окно наугад. Комнату затягивало дымом, осколки зеркала и кружек рассыпались по всему полу, пули застряли в стенах и потолке. Над разбитой, ввергнутой в ужас и хаос почтовой станцией разливалось утреннее сияние.
– Сволочь!
– крикнул Кэтэлин в светящийся проём.
Выстрел; раскалывается и падает дубовая вешалка. Зелёный сюртук смотрителя распластывается по полу, как сваленное ветром пугало. Становится тихо, даже дети заткнулись и слышно в тишине, как звенит, разматываясь, пружина в сломанных часах.
– Сволочь!
– гайдук лежал, обеими руками держа револьвер над головой.
– Это ты, Сволочь?
– Я, - ответили из-за стены по-болгарски.
– Неправда!
– Кэтэлин сел.
– Слышь?