Прибытие поезда
Шрифт:
– Слышу.
– Я тебе не верю.
– Нас тут десять человек, - голос перемещался к двери.
– Давайте спокойнее там.
– Дверь запри, - шепнул гайдук настоятелю.
– Знаешь этот голос?
– Впервые слышу, - отец Василий проверил щеколды.
– Чего тебе надо?
– Кэтэлин шёл к противоположному окну, перешагивая через детей.
– Выходите, - ответил голос.
– По-хорошему. Мы вас можем всех перебить.
– А если выйдем?
– Тогда подумаем.
– Сука ты, батюшка, - прошипел гайдук.
– Кого ты на хвосте притащил... Слышь, - крикнул он.
– Сволочь! Я не выйду.
–
Окно, возле которого встал Кэтэлин, брызнуло в комнату. Гайдук повалился на пол и перелез под стол.
– Предупреждал же, - досадливо произнёс голос.
– Кто там живой?
– Я вообще-то живой, - гайдук выглянул из-под стола.
– Целиться надо, Сволочь, когда стреляешь.
Кто-то ходил и переговаривался под дверью.
– Дайте ещё минуту, - громко сказал отец Василий. Кэтэлин вытаращился на него.
– О, дед, - обрадовался голос.
– Зачем тебе минута?
Священник дёрнул Кэтэлина за ногу и показал странный жест: будто что-то поджигал. Кэтэлин кивнул.
– Помолиться.
Гайдук откатился в угол, к ружьям и мешкам. Из патронной сумки вынул жёлтый навощённый свёрток с витым фитилём.
– Минуту, - согласился голос.
– Молись.
– А о чём теперь молиться?
– процедил Кэтэлин, зажимая в зубах спичку.
– О лёгкой смерти?
– предположила Сволочь.
– Лёгкой, - Кэтэлин зажёг фитиль и выпрямился.
– Этого я тебе обещать не могу.
И бросил шашку в окно. Отец Василий скривился и заткнул уши в ожидании.
Ни звука.
– Сволочь, - гайдук постучал по стене.
– Ты там?
– Конечно, - сказал голос.
– Куда это я так хорошо попал?
Помолчали.
– В лужу, - донеслось через полминуты уже с другой стороны.
– Выходи.
– Чёрт, - Кэтэлин сел и размял лицо ладонями.
– Василикэ, ты к этому как-то ближе... Чего они хотят?
Священник жутко, мёртво усмехнулся. Кэтэлин поднял брови: "всех?" Настоятель прикрыл глаза.
"Детей?"
– Да, - вслух сказал отец Василий. Кэтэлин поверил.
Они смотрели друг на друга из углов. Потом Кэтэлин зевнул, растянул засаленный ворот рубахи и показал на дверь. Отец Василий встал, с трудом разгибая ноги.
– Собираемся!
– прокричал он.
– Не стреляйте!
Голоса, щёлканье затворов, шаги. За дверью кто-то кашлянул.
Кэтэлин прикусил губу.
– По одному, - сказала Сволочь. Она стояла где-то между дверью и окном.
– Думаешь, их правда десять, разбойник?
– Меньше. Слышишь, ходят? Семь-восемь.
Настоятель закатывал излохмаченные рукава.
– А сколько там до мускалей?
– устало спросил он.
– Полчаса, - гайдук пнул ближайшего к нему ребёнка и жестами показал: вставайте.
– Я не о том, - отец Василий прошёлся по черепкам, на ходу разминая пальцы.
– Сколько нам нужно продержаться?
Кэтэлин снова зевнул.
– Минут пять.
Их вывернутые лица отражались в осколках кружек.
– Трудно будет, разбойник, - священник оглядел разбитый сервант, вздохнул и повернулся к детям.
– Слушайте... Не думайте ни о чём. Я брошу в два окна бутылки. Потом, - священник принял из рук гайдука заряженное ружьё, закинул за спину, - мы выйдем в эту дверь. Приготовьтесь бежать. Когда услышите первый выстрел, бегите. Не смотрите на нас. Бегите, как никогда не бежали. Если кто-то упадёт, бегите.
– Да, - за всех ответила большеглазая.
– Вот так.
Он встретился глазами с Кэтэлином. Гайдук протянул второе ружьё.
Встали у стен. За каждым плечом по ружью, в руке по револьверу.
– Ну, - сказал голос.
– Разбойник, - отец Василий вытряхивал камешек из башмака.
– Щи врай, мэй?
– Так, - натянул сапог, поднял оружие. Сунул револьвер под атласную повязку, подошёл к серванту и достал пару бутылок. Не выпуская их из рук, почесал бороду сгибом запястья.
– Я бы хотел, чтобы ты попал домой, разбойник.
Кэтэлин пощёлкал по капсюлям, плотней насаживая их на пистоны.
– Всё это чушь, - сказал он.
– Всё это чушь. Ностальгия - всё это чушь. Сахарная глазурь на торте из чистого говна.
Дети пялятся на них совиными глазами.
Отец Василий замахнулся, сведя руки накрест, и резко распрямив их, швырнул бутылки в боковые окна. Снаружи донёсся топот, кто-то крикнул по-румынски: "окно!". Кэтэлин выбил дверь пинком, и они вышли, столкнувшись плечами в проходе, ничего не слыша и не замечая, что сами уже начали стрелять, они вышли на сухое истоптанное крыльцо с белыми стеблями, застрявшими промеж досок, вышли, окружённые дымом, с неузнаваемыми страшными лицами, выдыхая в застывший воздух собственную смерть.
30.
В середине ноября 1853-го года на холмах Вранчи выпал снег. Толкаясь боками, овцы выходили из долины, и на их шерстяных животах уже схватились первые катышки льда. Последний в этом году выпас окончился, теперь нужно было вернуть стадо в Молдову коротким путём - по степи.
Кэтэлин развернул серую рогожку, взял пистолеты под мышки и вышел из шалаша, кутаясь в белый кожок. Под огромным валуном у края холма Кэтэлин сел, и стал ждать. Забывшись, поднял руку почесаться и выронил пистолет. Пальцем кое-как выковырял снег из дула. Случается, ушёл чобан с отарой, а вернулся с гуртом. Откуда взялись новые овцы? Купил, нашёл, украл, дома не спросят. На заснеженной тропе под холмом появилась чёрная шляпа и два торчащих над ней ствола. Второго пастуха не заметил. Впрочем, неважно. Выйти к валуну можно всего одной дорогой, а перед валуном сидел Кэтэлин. На его кушме собирался небольшой сугроб. Лучше подохну, думал Кэтэлин, чем отдам вам своих овец.
Почти одновременно они встали у него за спиной. Кэтэлин слегка повернул голову, краем глаза увидев направленную к нему двустволку. Что у второго, не разглядел. Снег валил густо и невесомо, так что голова идёт кругом, пока смотришь сквозь него на бурые холмы. Маленькая сгорбленная фигурка, сидящая над крутым склоном, выпрямляется. Поводит плечами, сбрасывая кожок. Из-под мышек точат две чёрные трубы.
Валун обрызгало кровью. Кэтэлин повернулся и так сидел почти целую минуту, заворожённый. Положил на колени тёплые пистолеты. Тогда он и заметил, что оба ствола одинаково раздуты. Снегом забило, догадался Кэтэлин. На обратном пути он подобрал шляпу, далеко отброшенную с того, что осталось от головы трансильванца.