Причесывая жирафу
Шрифт:
Она извивается. Видимо, ей нравятся драчуны, забияки, Гаргантюа, силачи, подлецы. Она доказывает это, положив свою красивую головку на плечо Храбреца. Он прямым ходом отправляется на седьмое небо без лестницы. Стеклянный взгляд, рот, искривленный в экстазе, ласкающая рука: он ощущает мгновения невыразимого блаженства.
Я подумал, что, когда маркиз появится и увидит, что здесь делается, с ним будет истерика. Два кризиса в большом спектакле – это слишком много, и я твердо решил пресечь битву в самом
Но мои опасения были напрасны. Когда ди Чаприни вернулся, он улыбнулся при виде парочки, сидящей щекой к щеке.
– Капитан, ваш друг очень понравился Барбаре, – сказал он.
Я должен был догадаться, что он не устроит истерики из-за девочки. Он приходит с ней ради фасада. Она служит для него ширмой.
– А что касается наших небольших дел, то в каком они положении? спросил я его.
– Ну что ж, я думаю, что смогу дать вам некоторые указания, – уверил меня маркиз.
– Правда, монсиньор?
– За столом слева от оркестра сидит пара, вы их видите?
– Превосходно, маркиз.
– В ту ночь, когда мы ушли отсюда, Градос и я, эта пара последовала за нами по улице.
– Интересно, ну а потом?
– Донато обернулся, и сделал это еще несколько раз до того, как мы сели в машину. Он сказал: «Поторопимся». Он казался испуганным и обеспокоенным.
– Почему же вы ничего не рассказали мне об этом случае, когда я приходил к вам?
– У меня это выскочило из головы, только теперь, увидев эту пару здесь, я вспомнил…
– И что же произошло?
– Ничего. Но в течение всего пути отсюда до моего дома Донато не переставал смотреть в заднее стекло. Приехав ко мне, он попросил у меня разрешения воспользоваться моим телефоном, и как раз тогда он и вызвал синьору Кабеллабурна.
Когда он закончил свой рассказ, пара, о которой он говорил, поднялась с места.
– Маркиз, – сказал я Умберто, – вы можете одолжить мне вашу машину?
– У меня есть «феррари». Но, знаете, это взятый напрокат, сломанный автомобиль.
– А у нас, – прохрипел я, – когда не хотят дать машину, говорят, что машина как женщина: ее не одалживают. Но для вас, как я вижу, это непонятно, так как вы не ревнивы.
Действительно, Беру держал Барбару в своих объятиях, сжимая ее своими мощными лапами и прижимаясь к ней щекой.
Ди Чаприни снисходительно улыбнулся.
– Барбара мне не жена, – проговорил он. Потом добавил:
– Но если вы позволите мне вести машину, это только доставит мне удовольствие.
– Охотно.
Мы оставили наших ласточек наедине. Беру отвел свою руку от губ Барбары. У него губы были как у обезьяны – от красной помады этой дамы.
– Вы снимаетесь? – спросил он.
– Мы отправляемся на работу, – ответил я, присоединившись к паре, остановившейся у гардероба.
– Когда ты вернешься в цирк, – тихо шепнул мне Беру, –
– Будь спокоен, ведь я очень скромен.
Мы влезли в «феррари» красного цвета и стали ждать, когда те, другие, отправятся в путь. Они заняли места в черной «ланчии».
В машине Чаприни его герб был вышит на спинках сидений. Он представляет собой голову лошади с красной уздечкой на фоне песка и горделивый девиз: «Ни в чем нет отказа».
Итак, собираясь начать преследование, Умберто (для друзей Тото), стал натягивать (за неимением лучшего) перчатки цвета сливочного масла.
Преследование началось. Черная «ланчия» свернула на вио Вилито, потом она направилась на авеню Помпулус, на котором огни кинотеатра «Ромус» уже погасли.
Я посоветовал Умберто немного отстать от них, чтобы не возбуждать их подозрений.
В конце улицы Лаватори I, с ее фонтанами и текущей водой на площади, мы свернули на улицу Фелини и поехали по ней в направлении Персонагранта, очаровательной местности с бесподобным географическим расположением, потому что она находится в 200 километрах от Монблана, и в 250 от Средиземного моря, и в 700 от Парижа.
Мы мчались с большой скоростью. Мы пересекли один за другим и в хронологическом порядке: Санта Мутардамора, Патермаркони, Бендвелло, Жиати Россо.
Наконец, «ланчия» покинула Национальную Б14, чтобы свернуть на проселочную дорогу 0001. Километр, еще 388 метров – и машина парочки остановилась перед герметически запертыми воротами поместья.
Мужчина вынул из кармана ключ и открыл ворота. Потом вошел в них вместе со своей девицей.
Маркиз подождал пятнадцать секунд и в свою очередь приблизился.
– Вы бы лучше оставили свою машину снаружи, – сказал я.
Он оказался очень безрассудным, этот милый синьор.
– Ба, – проговорил он, – увидим.
Он ехал медленно, с потушенными фарами. В конце аллеи, окаймленной кустарниками, возвышался дом, мрачный и строгий при лунном свете. Пара вошла в него. Маркиз остановил машину, и мы пошли вдоль кустов, скрываясь в тени.
На фасаде дома светились окна. Играет музыка, органная музыка, которую я с удовольствием слушаю.
– А что теперь? – спросил Умберто, который, видимо, вошел во вкус.
Он не трус, этот Тото, но если эти господа накинутся на нас, это может дорого стоить.
– Вы вооружены? – спросил я.
– Вооружен? Я? Да вы что?! – воскликнул он. – А вы?
Он широко раскрыл глаза, козленок.
Я вытащил свою пушку.
– Более или менее, – прошептал я. – В моей профессии чаще пользуются этим, чем контрабасом.