Приемные дети войны
Шрифт:
— А ты?
— Что — я?
— Ты не стесняешься?
— За Никитку не стесняюсь.
— А за себя?
— Еще чего!
— Вот когда надумаешь признаться за себя, тогда и приходи.
Коля, как ошпаренный, выскочил из землянки и долго еще проклинал себя, что сунулся не по адресу со своим дурацким розыгрышем.
В штабе партизанского отряда было накурено посильнее, чем в землянке у Никиты. Мужики неторопливо переговаривались, тяжело бросая слова:
— Костусь сказывал, печь у него развалилась. А починить некому.
—
— Был бы наш Никитка в селе, он вмиг бы управился — наладил печь.
— Что есть, то есть. Печник от Бога!
— В деда пошел, что и говорить. Дед его, сказывали, мастер был, каких поискать.
С появлением Коли разговоры прекратились.
Анатолий Петрович, командир отряда, поднялся из-за бревенчатого стола и зычно провозгласил:
— Кончай перекур!
Подозвал к себе Сеню Баскина, механика-водителя Т-34 в прошлом, а ныне командира разведгруппы, неразлучного с танковым шлемом и синим комбинезоном:
— Сбегай за "языком".
— Есть!
Коля привычно настраивался на предстоящую беседу с пленным. Прокручивал в уме, как заезженную пластинку: "Имя? Фамилия? Звание? Где воевал прежде? Во Франции? Польше? Какое настроение в частях сегодня?"
Подняв задумчивые глаза на вошедшего в землянку фельдфебеля, он в первый момент не понял, отчего вдруг громыхнул смех, мощный, из глоток — стволов главного калибра. Потом разобрался. И сам — калибр ПТР — запоздало хохотнул.
Действительно, было отчего развеселиться. Завоеватель Европы, двухметрового роста, вынужденный круто согнуться под низким потолком, придерживал, чтобы не упали, сползающие брюки с обрезанными пуговицами. Эта забавная картина, напоминающая семейным мужикам голопуза, наделавшего в штаны, не могла не вызвать могучего резонанса.
— Чего это он? — обратился к Сене Баскину командир отряда.
— А чтобы не бегал! С голой задницей далеко не убедишь. Светится, что твоя мишень.
— Ладно, умник! Пристраивай его… только не голой задницей… на чурбак. И поговорим.
Немец, придерживая брюки, присел к столу.
Коля приступил к допросу.
— Имя?
— Генрих.
— Фамилия?
— Клинберг.
Анатолий Петрович тронул Колю за плечо.
— Спроси у этого завоевателя Европы, доволен ли он оказанным приемом?
Фельдфебель вопросительно посмотрел на командира отряда, все лицо которого было упрятано в густую бороду, перевел взгляд на "киндера", свободно владеющего немецким. И когда уловил смысл сказанного, резко поднялся с места, стукнувшись макушкой о бревенчатый потолок.
— О чем вы говорите? Какой прием? Азиаты! Зарылись в землю, как кроты, и людей тащите за собой в могилу! — закричал он, возмущенно взмахнув руками. И тут же начал стыдливо ловить выскользнувшие из-под мундира брюки.
— Тебя никто не приглашал к нам в гости! — буркнул Анатолий Петрович.
Немец немного успокоился. Прицельно, исподлобья глянул на Анатолия Петровича, как бы оценивая свои шансы в предстоящей словесной схватке. И размеренным голосом выдал нечто несусветное:
— Предлагаю не самообольщаться, а сдаться на милость победителя! Ваше уничтожение — только вопрос времени.
— Сдаться? — Анатолий Петрович привстал из-за стола. — Я на Халхин-Голе не сдавался. Я в сорок первом, в окружении, не сдавался. Вот пентюх кирзовый! Вымахал в два метра ростом, а ума не нажил. — Повернулся всем корпусом к переводчику: — Растолкуй ему, Коля, чтобы не фардыбачил. Шлепнем за милую душу.
Когда угроза дошла до фельдфебеля, он пожал плечами:
— Я солдат.
— Зачем же ты, солдат, расстреливал мирных жителей в Змеиново?
— Был приказ — ликвидировать гетто.
— Ликвидировал?
— Приказы не обсуждаются.
— Вот за это мы и тебя ликвидируем.
— Не торопитесь. В обмен на жизнь я готов предоставить вам ценную информацию.
— Какая информация?
— О дислокации вашего отряда.
— Что?
— Нам в подробностях известно место вашего базирования.
— Кто доложил?
— Информация в обмен на жизнь.
— Лишней жизни для тебя нет.
— А для ваших ста двадцати партизан?
— И это тебе известно?
— Нам все известно.
— Откуда?
— Точных данных у меня нет. Предполагаю: где-то в ваших штабах засел наш человек. К нам информация поступает из абвера, по линии разведки Генерального штаба. Отсюда и предписание: изучить все подходы к вашей базе и готовиться к штурму.
— Вот на этом "изучении" ты и попался?
— Нас было в поиске трое…
— И наших не больше. Но наши все целы. А ваши…
— Наши — ваши… Не имеет значения! В час X все ваши жизни будут аннулированы, если вы вовремя не перебазируетесь.
— Мы перебазируемся, ты не беспокойся.
— Час X в обмен на жизнь!
Анатолий Петрович, кивнув, заметил Коле:
— Пообещай ему жизнь. — И, усмехнувшись, почти неслышно, уточнил: — Из резерва главного командования.
Вася Гуржий проскользнул в барак, залез на нары. Здесь, в полутемном углу, бережно расправил на коленях листовку. Прочел:
Дорогие подруги!
Соединяйте свои силы. Помогайте друг другу. Войне скоро конец. Фашисты хотят нас сломить физически и морально. Не поддадимся им. Будем дружны и стойки. Берегите свои силы. В этом наша победа. Смерть фашизму!
Всего несколько строк на русском языке. Но каких строк! Жаль, нет в них даже намека о детях, которых наравне со взрослыми мучают здесь до полусмерти. Вот бы написать! Но без пера, без чернил… Однако… Вася вытащил из подушки колкую соломинку — "сойдет за ручку", прокусил себе палец — "кровь сойдет за чернила". И склонился над помятым листком.