Приглашение на казнь
Шрифт:
— Что здесь? — Герард перевёл глаза на брата.
Прищуренный застывший его взор полный непролитых слёз сказал обо всём.
Граф склонился над восковым лицом невестки. Мертва? Вопросительно посмотрел на барона. Тот кивнул:
— Отравилась… Не нашла в себе силы покаяться…
Его сиятельство положил руку на плечо Дитриха:
— Это её выбор… Она знала, что делает… Как дети?
— Пока не знают.
Окончательно проснувшись, но ещё пребывая в состоянии, когда не хочется
Полог со стороны двери и камина был задёрнут, но звуки, доносящиеся из умывальни, указывали на присутствие там прислуги.
Лёгкое колыхание тяжёлой портьерной ткани, топот ног и девушка, вскочив и найдя прореху, заглянула в образовавшуюся щель. Из умывальни показались мужчины с пустыми парящими вёдрами. Следом вышла Кэйти, почёсывая затылок, недовольно бубня:
— Наследили как…
Увидев движение со стороны ложа, она кивнула, делая книксен:
— Госпожа Наталья, хозяин распорядился выкупать вас и протопить камин.
Девушка раздвинула полог, падая назад в кровать, поднося руку к голове. Неприятные на ощупь спутавшиеся волосы. Ладонь скользнула к лицу. Под пальцами почувствовались бугры царапин. Руки… Длинные рукава платья защитили от ссадин, но не от синяков. Всё тело болело. Нос дышал с трудом. В горле першило. Полночи, проведённой под дождём, — и результат не заставил себя долго ждать.
Наташа смутно помнила, как её нашли собаки. Потом — провал.
Кэйти поправила складки балдахина и уложила в камине дрова, косясь на госпожу:
— На улице холодно. Дождь моросит… Идёмте, травы настоялись.
Непередаваемое блаженство от погружения в горячую воду навело на мысль, что не так уж всё плохо. Она не в подвале. Стали бы её мыть перед наказанием?.. Ой, стали бы… Она поперхнулась собственной мыслью, чувствуя, как тугой ком дерёт горло. Закашлялась.
— Я так и знала, — сочувственно произнесла служанка. — Выглядите вы не очень. И одеяние ваше… Платье порвано, сорочка тоже.
Госпожа и без неё знала, как она может выглядеть после случившегося. Поэтому досадливо стрельнула глазами в болтушку:
— Больше нечего сказать?
Охрипла! Низкий тембр голоса показался на удивление не противным. А даже каким-то соблазнительно-сексуальным. Господи, тут реветь впору, а она думает бог знает о чём. И кого тут соблазнять? Эту мумию средневековую, графа? Так все господа мужчины уже соблазнённые и стараться не нужно. К постельным утехам они готовы хоть сию минуту. Кстати о мумиях: у графьёв есть семейный склеп или хоронят на общем кладбище за деревней? Тьфу! Ну и мысли…
Кэйти нахмурилась:
— Жалко её.
— Отнеси швеям, пусть отремонтируют.
— Что отнести… — девочка таращила глаза.
— Сорочку… Сама же говоришь, что жалко.
— Я не про сорочку, а про
Наташа вздохнула. Свою отравительницу она не жалела. Детей, да, жалко. Всё же баронесса была заботливой матерью.
Кэйти рассматривала нижнее бельё госпожи:
— Это целое… И где её теперь похоронят?
Девушка уже не удивлялась особенности прислуги озвучивать конечные результаты своих мучительно долгих умозаключений. Злило неимоверно!
— Где-где! Хоронить можно, где угодно! — в сердцах хрипло рыкнула она.
— Что вы такое говорите, госпожа, — Кэйти крестилась. — Самоубиенных хоронят отдельно. Её положат рядом с госпожой Леовой. Та тоже выбросилась из окна.
— Самоубийц?.. Кэйти, ты невыносима! — Наташа чувствовала, как жар заполняет тело. Это то, о чём она только что подумала? — Давай с самого начала. Я не умею читать чужие мысли!
— А что с начала? — служанка закатила глаза.
— Kurica! — рявкнула госпожа, хлопнув по воде ладонью.
Дёрнувшись от незнакомого резкого слова, девочка отёрла брызги с лица передником:
— Так вы не знаете?
Наташа завыла, откидывая голову на край бадьи:
— Знаешь, пожалуй, я от тебя откажусь, — начала она вкрадчиво. — Видела на кухне рыженькую такую, голубоглазую девочку… Её возьму вместо тебя.
— Не-не, госпожа, её нельзя. Она не поймёт ни одного вашего слова. А я уже привыкла, — встретившись с прищуренными глазами иноземки, не сулящими ничего хорошего, затараторила: — Господин барон, как приехал с рудника, так и нашёл госпожу Агну мёртвой. — Она закрестилась. — Отравилась… Представляете, зелье выпила и всё, заснула тихонько. Он к ней, а она уже холодная.
Тихонько заснула … Девушка удивилась. Её-то вон как колбасило в каморе. А тут тихонько так, красиво. Значит, яд другой, быстродействующий. Перед глазами «проплыла» в кабинет графа вся в чёрном баронесса. Показалось странным: такая сильная личность, гордая, красивая женщина и отравилась. Это же грех, преступление перед Богом и своей душой! Разве в средневековье самоубийцы не боялись перспективы всю оставшуюся загробную жизнь гореть в аду и пройти через чистилище? Их не отпевают священники и после не поминают в молитвах. Их хоронят за оградой кладбища или на обочине дорог.
— И ещё божий ужас… — Кэйти уже шептала, наклонившись к уху госпожи, — голова фрейлейн Клары с шеста пропала.
Наташа вздрогнула и повернулась к говорившей, упершись удивлённым взглядом в её расширившиеся от ужаса глаза. Та медленно кивнула:
— Да-а-а… Пришли снимать, а снимать нечего. Пусто… — она развела руками. — И никто ничего не видел. Туман, как специально… И дождь… Был у нас один неупокоенный дух, теперь будет три.
Госпожа вздохнула:
— Ага, по одному на каждый этаж, — подумалось: «Подгнило что-то в Датском королевстве». (В. Шекспир «Гамлет»).