Приговор

Нестеренко Юрий Леонидович

– Тяни! – крикнул я, отбрасывая окровавленный наконечник.

В считанные мгновения мы избавили графа от панциря. Кровь, конечно же, полилась, но не так сильно, как могла бы – предыдущая кровопотеря понизила давление. Еще одно быстрое слаженное движение – и безвольное тело перевернуто животом на песок. Я заломил руки Рануара за спину и принялся крепко скручивать ремнем его локти.

– Что ты делаешь? – удивилась Эвьет.

– Это лучший способ остановить кровотечение из подключичной артерии. При такой позе она пережимается и…

– Дольф! Сзади!

Я потратил лишнее мгновение, закрепляя ремень – чертова привычка уж если делать, то добросовестно! – и лишь затем обернулся.

Из-за соседнего холма к нам скакали трое всадников. Солдаты легкой кавалерии. В первый

миг я не понял, к какой из армий они принадлежат, затем разглядел рисунок на круглом щите переднего – красная рука с мечом на черном фоне. Это был не личный герб, а эмблема, которую я уже видел на щитах одного из полков конницы Рануара (судя по цветам, это, скорее всего, был его личный полк, в отличие от других частей его сводной армии). Тут же я осознал, как выгляжу с их точки зрения. Обозленные поражением солдаты едут и видят, как некто связывает руки их бесчувственному командующему, а рядом валяется некое окровавленное железо. Возможно, конечно, после перенесенного разгрома у них самих куча претензий к Рануару, но исполнить патриотический долг им это не помешает, особенно если они рассчитывают на награду за спасение графа. И выхода у меня только два – либо пытаться быстро объяснить этим невежественным людям, что я делаю на самом деле, либо достать огнебой и стрелять.

Я не видел у них луков и решил, что несколько мгновений на попытку мирного решения у меня еще есть – тем более что помощь в транспортировке раненого мне бы весьма и весьма пригодилась. Я ведь даже не знал, куда его везти.

– Эй, спокойно! – крикнул я. – Это не то, что вы думаете! (черт, эта фраза никогда не срабатывает) Я лекарь, и…

В тот же миг я заметил, что второй из всадников что-то раскручивает над головой. Да это же праща! Вот уж не думал, что в наше время кто-то пользуется таким оружием. Оно же совершенно бесполезно против доспехов! Хотя лошадиные доспехи все же редкость, и если попасть коню в голову на встречном скаку – да и человеку в открытом шлеме… И боеприпасы всегда…

Додумать "под рукой" я уже не успел.

Голова болела, и некоторое время это оставалось единственной реальностью, данной мне в ощущениях. Мне больно, следовательно, я существую… За неимением других каналов информации, я принялся исследовать данный и быстро установил, что вселенная боли неоднородна. Помимо фоновой боли, заполнявшей голову более-менее равномерно, существовала еще локальная саднящая аномалия где-то в верхней части лба. Левее не так давно зажившей ссадины, подсказала пока еще не слишком услужливая память. Кажется, в последнее время развелось слишком много покушающихся на самую главную и лучшую часть моего тела… Эта мысль, однако, напомнила мне, что, помимо главной и лучшей, у меня имеются и другие. В частности, область ноющей боли уже третьего типа, локализованная несколько ниже головы, была идентифицирована мною как плечи. Продолжая исследовать все более отдаленные уголки мира, я обнаружил две зоны боли четвертого типа, давяще-вгрызающейся, каковыми, по всей видимости, были локти и запястья. И уже с самой периферии вселенной доходил аналогичный сигнал от лодыжек. Причем, сделал я очередное открытие, пространство между всеми этими источниками не было пустым – его заполняло слабое, но вполне различимое ощущение дискомфорта от лежания на чем-то твердом. В этот момент я почувствовал, что из пассивного наблюдателя превращаюсь в активного, способного влиять на объект наблюдения – в свое время мы беседовали на эту тему с учителем, обсуждая проблему чистоты эксперимента. Мои руки сделали машинальное движение, пытаясь избавиться разом от трех источников боли, но увы – с плечами все осталось по-прежнему, а ощущения в локтях и запястьях даже усилились. Я окончательно вспомнил, в каком мире нахожусь, и осознал, что лежу на боку на твердой, как камень, сухой земле, мои руки скручены за спиной, и с ногами дело обстоит немногим лучше. А стало быть, дергаться и вообще показывать, что я пришел в себя – глупо, а самое умное – это осторожно приоткрыть глаза и осмотреться.

Я слегка раздвинул веки. Левый глаз так и не открылся – ресницы были словно чем-то склеены. Правым я увидел

темноту, подсвеченную сбоку колеблющимся светом костра. Сам костер остался вне поля моего зрения. Больше я ничего рассмотреть не успел, поскольку услышал шаги, направляющиеся в мою сторону, и поспешно закрыл глаз, стараясь вновь придать своему лицу бессмысленное выражение. Почти в тот же миг меня пнули сапогом по ребрам – без особого, впрочем, энтузиазма. Боль пятого типа, импульсная, быстро затухающая – автоматически констатировал я.

– Ну, чего там? – окликнул грубый голос с той стороны, где горел костер. – Очухался?

– Да не, – ответил тот, что стоял надо мной. – Валяется, как дохлый. Ты уверен, что его не прибил?

– Да говорю тебе, живехонек он. Моему дядьке в кабаке черепушку наскрозь проломили, и то жив остался, дурной только совсем стал… А тут – ерунда, царапина. Оклемается. Флягу вон возьми, да полей на него…

– Совсем сдурел – воду на него тратить? – возмутился пинавший. – Я лучше головешку из костра возьму, да в рожу ему потыкаю!

– И то дело, – одобрил камнеметатель.

Я поспешно застонал и приподнял голову, открывая единственный работоспособный глаз.

– О, очухался, – довольно констатировал стоявший рядом. В первый момент я видел лишь его сапоги, но затем он нагнулся и, ухватив меня за ворот рубахи, рывком придал мне сидячее положение, сопроводив это фразой: "Хватит разлеживаться!" Одновременно я понял, что куртки на мне нет. Сапог, кстати, тоже. Хорошо хоть штаны и рубаху пока оставили…

Теперь я увидел и костер, и двоих солдат, сидевших возле него. Стало быть, их было действительно только трое, четырех стволов мне хватило бы с запасом… Эти, кстати, были вполне взрослые – оно и понятно, кавалерия, не пехота. Огонь был разожжен в узкой кривой ложбине между двумя почти сомкнувшимися холмами – как видно, место выбрали специально, чтобы пламя не было заметно издали. За спинами солдат видны были слабо освещенные силуэты лошадей. Я пересчитал их. Четыре, включая Верного. Он, кажется, тоже был связан, точнее, стреножен. Уже не таясь, я поспешно, пока не помешали, покрутил головой влево и вправо, насколько позволяла шея. Мне, наконец, удалось проморгаться левым глазом – похоже, ресницы слиплись от крови, которая натекла из раны на лбу. Чертов камень, очевидно, попался с острым краем.

Эвьет нигде не было. И Рануара тоже.

– Грифонцев ищешь? – стоявший уселся на корточки передо мной, довольно улыбаясь гнилозубым щербатым ртом. Сейчас из этого рта, помимо прочих запахов, несло еще и копченым мясом. И я догадывался, каким именно. Ну да, точно – вон корзины стоят. А вон и мои сумки… – Не надейся, они все давно слиняли. Даже и орать будешь, никто тебе не поможет.

– Я не грифонец, – ответил я, отчаянно надеясь, что эта малограмотная публика не знает, чей герб выгравирован на моем мече. – Я пытался помочь… Где граф?

– Умер, – ответил солдат, разом помрачнев.

– Вы, небось, сразу же развязали ему локти?

– Да уж знамо дело! – сидевший передо мной был просто воплощенный сарказм.

– Ид-диоты! – с чувством произнес я, нимало не заботясь его реакцией. А заботиться стоило, ибо он тут же замахнулся кулаком, собираясь, очевидно, на свой манер поучить меня вежливости. – Да погоди ты драться! – раздраженно мотнул головой я, словно отмахиваясь от докучливой мухи, и подобная реакция настолько его удивила, что кулак и впрямь замер в воздухе. – Дослушай сначала! Я же пытался вам объяснить! Если бы вы тогда меня дослушали, купались бы в золоте все трое… Я лекарь, я хотел спасти графа, остановить кровотечение…

– Лекарь, говоришь? – осклабился вояка. – А локти ему, выходит, для здоровья скручивал?

– В данном случае именно так, – терпеливо втолковывал я. – Это был единственный способ его спасти.

– Ну тогда ты нам спасибо сказать должен! – хохотнул солдат. – Мы-то тебе локти не хуже связали! Будешь здоровенький до самой виселицы!

– Среди вас хоть один знает, что такое "артерия"? – безнадежно вздохнул я.

– Ты нам зубы-то не заговаривай, – злобно откликнулся пращник (я узнал его по голосу). – Слова он будет всякие непонятные говорить на ночь глядя… Ты не колдун ли часом?