Приговор

Нестеренко Юрий Леонидович

Эвьет подвела Верного и лишь теперь разглядела в свете костра мое лицо. "Надо промыть рану", – решительно заявила она. Я согласился, что это хорошая идея – вода у нас еще оставалась – но от перевязки отказался. Неизвестно, кого мы тут еще встретим, и не стоит издали давать им знать о собственной слабости.

Желания запрыгивать в седло у меня не было – при сотрясении мозга вообще противопоказаны физические упражнения. Я попросил Эвелину помочь навьючить сумки и корзины, а затем, взяв коня под уздцы, пошел за девочкой, туда, где она оставила Быстрого. Костер мы так и оставили гореть.

– Дольф, – спросила Эвьет, не оборачиваясь, – ты на меня не сердишься?

– За что? За то, что ты спасла мне жизнь?

– За то, что я тебя бросила.

– Ты поступила правильно. У тебя не было другого выхода.

– Когда ты свалился, я даже не знала, жив

ли ты! – воскликнула она, словно я не соглашался, а спорил. – И у меня оставались считанные мгновения, чтобы запрыгнуть в седло. Я бы в любом случае не успела втащить тебя на коня, да и ты бы не мог держаться в седле. Был, правда, еще вариант… выдернуть огнебой у тебя из-под куртки. Но я дала слово не прикасаться к нему без твоего разрешения, – она замолчала выжидательно.

– Ты все сделала правильно, – повторил я. – Из огнебоя тоже надо уметь стрелять. У тебя бы не получилось.

– Ты точно на меня не сердишься? – на сей раз она обернулась ко мне – впрочем, в темноте я видел ее лицо лишь как бледный овал, и она мое, очевидно, тоже. – Совсем-совсем?

– Эвьет, – торжественно произнес я, – сердиться на разумный поступок может только дурак. А я бы сердился на тебя лишь в том случае, если бы ты полезла меня спасать в безнадежной ситуации, и в итоге мы оба оказались бы по уши в… дурно пахнущей субстанции. Кстати, надеюсь, если бы Нику хватило ума приставить мне нож к горлу и потребовать, чтобы ты положила арбалет, ты бы этого не сделала?

– Чтобы они прикончили нас обоих? Конечно же, нет.

– Умница! – искренне похвалил я.

Мы, наконец, подошли к ожидавшему нас в укромном месте между холмами графскому коню. Должно быть, его необычная масть сыграла свою роль в нападении троицы – они издали поняли, чья это лошадь… Но, умчав от них Эвьет, он полностью искупил свою невольную "вину".

– Почему ты ускакала на нем, а не на Верном? – спросил я.

– Каждый миг был дорог, а он стоял ближе… Ну и потом, Верный – твой конь, – смущенно спохватилась она.

– Не стесняйся, – рассмеялся я. – Когда речь идет о спасении жизни, вопросы собственности отходят на второй план. Хорошо, что Быстрый не подвел, но на будущее запомни – уходить от погони лучше на знакомом коне.

– Его зовут Быстрый? Он оправдывает это имя.

– Ты, пока скакала, а потом подбиралась к этим парням, не заметила в окрестностях хорошего места для ночлега? Думаю, возвращаться на их стоянку было бы неблагоразумно.

– Да, я видела грот в склоне одного из холмов. Если внутри достаточно сухо…

– Сейчас, по-моему, везде достаточно сухо.

Грот оказался полостью в каменном теле холма – стало быть, в нем можно было ночевать, не опасаясь быть заваленными песком; в то же время пол был песчаным и мягким. Правда, в глубину грот был от силы ярда три, а в высоту не достигал и двух, так что коней пришлось оставить снаружи; я надеялся, что по крайней мере Верный, если что, подаст голос. Но за ночь нас никто не потревожил – ни солдаты разбитого войска, ни мародеры, ни, разумеется, призраки убитых.

Утром я проснулся поздно – Эвелина призналась, что ждала меня часа два, но не будила, помня о моей травме – и по-прежнему чувствовал себя плохо, что меня нимало не удивило. По-хорошему, после такого удара по голове надо отлеживаться по меньшей мере дней пять, а то и все десять. Но не в этой же норе, в самом деле. Надо отыскать какой-нибудь приличный постоялый двор – будем надеяться, что такие в округе еще остались… Нехотя выбравшись на солнце, я почувствовал, что яркий свет мне неприятен, но все же достал и развернул злополучную депешу. Угловатые вычурные буквы, нестерпимо резкие на залитом солнцем пергаменте, прыгали перед глазами и с трудом соглашались складываться в слова. Промучившись с минуту и чувствуя, как усиливается головная боль, я протянул листок Эвьет и попросил ее прочитать вслух.

– "Сим предписываю верному моему графу Рануару прибыть с войском…" Что это, Дольф?

Ах, да. Она же не присутствовала при обнаружении депеши, а я накануне ничего ей не рассказал. Пришлось сделать это сейчас.

– Выходит, мы и в самом деле убили гонца, везшего важное послание? – помрачнела Эвьет.

– Ну, если тебе от этого будет легче, не мы, а я. Но он сам был виноват. В любом случае, теперь это уже не изменишь. Читай дальше.

После того, как Эвелина закончила чтение, я почувствовал, что последние части головоломки встали на место.

– Ну что ж, – резюмировал я, – конечно, это не доклад штабного аналитика, а приказ командующего подчиненному, так что

кое-что приходится додумывать. Но в целом, очевидно, события развивались так. После разгрома грифонцев на юге все, в том числе и Ришард, и я, как ты помнишь, ожидали, что Карл стянет все свои силы на своих родовых землях. Полагаю, что и донесения разведки подтверждали, что грифонцы действуют именно так. Ришард на тот момент располагал численным перевесом по общей численности отмобилизованных войск, но они были разбросаны на довольно большом пространстве: главная армия стояла на севере, примерно на долготе Ра-де-Ро, сводные юго-восточные силы собирались под командованием Рануара возле Нуаррота, и западнее этих двух группировок по долготе, а по широте где-то между ними оставались еще части, устроившие засаду южной армии Грифона и создававшие иллюзию концентрации йорлингистских сил в Плерансе, а затем соединившиеся для разорения Лемьежа и окрестностей. Изначальный план Ришарда предусматривал, что все эти части подтянутся к основным силам, а затем объединенное войско обрушится на сидящего в глухой обороне Карла. В соответствии с этим заранее просчитанным планом Рануар и выступил на северо-запад; видимо, он должен был присоединиться к основной армии Ришарда в ходе ее движения на запад. Поскольку рануарцам, движущимся с юга по диагонали, пришлось бы пройти существенно больший путь до точки встречи, чем идущей на запад главной армии, та должна была тронуться с места позже, когда граф был бы давно на марше… Однако Карл понимал, чем грозит ему весь этот расклад. Сражение в чистом поле против объединенных войск Льва он, скорее всего, проигрывал, а, загнав его войска за стены крепостей, Ришард, и без того получивший уже фактический контроль над наиболее плодородными землями юга, обретал возможность взять врага измором. Поэтому Карл решился на отчаянный шаг: любой ценой, даже и ценой открытия противнику прямой дороги на Греффенваль, не допустить соединения львиных армий и разбить их поодиночке. Его сводное войско все еще было сильнее, чем любая из них в отдельности. План был таков: сначала покончить с более слабыми западной и южной армиями, ударив им во фланг, пока они идут на соединение с основной группировкой. У Ришарда в таком случае оставалось два варианта. Либо идти на юг и давать генеральное сражение оставшимися силами – и тут уже расклад был бы в пользу Карла, даже с учетом неизбежных в предыдущих боях потерь, которые не могли быть большими: Рануара грифонцы превосходили примерно вчетверо, а "западников", наверное, вообще раз в десять. Либо идти ускоренным маршем на Греффенваль, пользуясь тем, что остановить его грифонцы уже не успевали. Во втором случае Ришард беспрепятственно вошел бы в лангедаргские земли и взял бы столицу и родовой замок своего врага. Но тем самым он загнал бы себя в мышеловку, ибо теперь уже войска Льва были бы заперты в крепостях, а войска Карла хозяйничали бы снаружи. Причем, учитывая враждебность местного населения и, соответственно, практическую невозможность наладить нормальное снабжение, йорлингистам в такой ситуации пришлось бы еще тяжелее, чем лангедаргцам. Не могу не признать – план был хорош, и мне, честно говоря, стыдно, что я понял его только сейчас. Операция, как мы знаем, проводилась в большом секрете. По всей видимости, теперь уже грифонцы сумели дезинформировать противника не хуже, чем прежде йорлингисты, якобы уведшие войска из Рануарского графства. Силы, на соединение с которыми некогда рвался Шарвиль, изобразили отступление на запад, а затем сделали скрытный маневр к югу и вновь двинулись на восток. И, похоже, главным гарантом секретности должен был стать сам Карл. Ты обратила внимание, что в приказе не говорится о нем самом? Только о "грифонском войске". А ведь о том, что его ведет лично верховный главнокомандующий, стоило бы упомянуть – хотя бы потому, что появлялся шанс убить или пленить его… По всей видимости, Карл специально не выехал к своей армии, а остался в Греффенвале, создавая видимость, что он действует по оборонительному плану.

– Да, – подтвердила Эвьет.

– Что "да"? – удивился я. – Ты знала, что его нет с войском?

– Ну… я согласна с твоими выводами, – ответила баронесса, но это неуверенное "ну" после уверенного "да" мне совсем не понравилось.

– Эвьет, – я внимательно и требовательно посмотрел ей в глаза, – ты знаешь что-то, чего не знаю я?

– Нет, Дольф. Честно, – на сей раз никакой неуверенной паузы не было, и взгляда она не отводила. А затем, демонстрируя точность формулировок, с улыбкой прибавила: – Если, конечно, мы говорим о Карле и его армии, а не о том, какого цвета было любимое платье Женевьевы.