Приговор

Нестеренко Юрий Леонидович

Это сработало. Веки дрогнули, затем приподнялись. Раненый с трудом сфокусировал на мне мутный взгляд.

– Х-холодно… – выдохнул он, хотя солнце припекало вовсю. – Пить…

– Сначала скажите, куда вы ранены – если это внутреннее кровотечение, питье может быть опасно.

– Ноги… особенно правая. Я пытался зажать… потом… не помню…

Я приложил горлышко фляги к его вялому рту. Он сделал несколько шумных глотков; острый кадык дергался на выскобленной бритвой шее. Затем его глаза вдруг широко открылись, словно вслед за сознанием проснулось изумление.

– Это были дети, сударь! Вы понимаете? Дети…

– Я видел. Засада на дороге. А взрослых в банде много?

– Вы не поняли… там только дети. Самому

старшему лет тринадцать… Я остановился, чтобы развязать кошель и бросить им монету… и тогда они набросились из травы все разом… стали бить ножами меня и Клаудию…

– Клаудию? – я нагнулся, пытаясь определить состояние зажатой седлом ноги.

– Моя кобыла… Мы еле вырвались. Если бы не доспехи… Главное, ведь я хотел дать им денег…

– Им нужна была не одна монета, а все, что у вас есть. Вы убили кого-нибудь из них?

– Это же дети… рыцарь не воюет с крестьянскими детьми…

– Зато дети воюют с рыцарями, и, как видим, достаточно успешно, – я удивлялся, откуда берутся такие наивные на двадцать первом году войны. Наверное, книжный мальчик, выросший в безопасном замке на старинных легендах и балладах менестрелей… – Чем больше из них вы бы зарубили, тем меньшую опасность они бы представляли для следующих путников. А теперь из-за вашего благородства в ту же ловушку… здесь больно?

– Нет…

– А здесь?

– Я вообще ничего не чувствую. Разве вы ко мне прикасаетесь?

– Ясно… Вы можете определить, сколько времени здесь пролежали?

– Я… не помню… кажется… еще до полудня… – он вновь был близок к обмороку.

– Очнитесь! – я вновь ударил его по щеке и добился возвращения осмысленного взгляда. – У меня для вас три новости. Две плохих и одна хорошая. Первая состоит в том, что у вас задета правая бедренная артерия. Вы должны были истечь кровью еще несколько часов назад. Но ваша лошадь умерла первой и тем вас спасла: при падении седло пережало ногу, и кровотечение остановилось. Это была хорошая новость. А вторая плохая состоит в том, что нога оставалась пережатой слишком долго. Без притока крови в ней мог начаться некроз тканей. В этом случае, как только мы вас вытащим и кровообращение восстановится, оно разнесет трупный яд по телу и убьет вас. Альтернатива – немедленная ампутация правой ноги по самый пах. Правда, я не гарантирую, что смогу ее выполнить в таких условиях. У меня нет ни пилы, ни других приспособлений. Мне придется просто рубить вам ногу мечом, чего мне, признаюсь, прежде проделывать не доводилось. Но я, по крайней мере, могу попытаться. Вы все поняли? Мне нужно ваше решение.

Он молчал так долго, что я подумал, будто он опять потерял сознание. Но посиневшие губы снова шевельнулись:

– А… есть надежда… что этот, как вы сказали, некроз… еще не…

– Я не знаю. Зависит от точного времени, от того, как именно были пережаты сосуды…

– Тогда я лучше рискну.

– Риск велик в обоих случаях.

– Тем более… Не хочу жить калекой. Вытаскивайте меня.

– Эвьет! – позвал я. – Иди сюда, будешь ассистировать, – я просунул руку под нижний край доспеха и снял с раненого пояс. – Так, этим зафиксируем повязку, но это потом – сначала нужно вновь пустить кровь в ногу, но так, чтобы она не хлынула опять из раны. Дай руку. Прижимай вот здесь. Со всей силы прижимай, пока я тащу его из-под лошади, поняла? Потом нужно будет согнуть ему ногу и прижать к животу… – я слазил в свою котомку и приготовил тампоны. Затем отстегнул свои ножны вместе с мечом – чтобы не мешались и чтобы использовать их, как рычаг, подсунув под бок лошади. – Ну что, готова?

– Подождите! – подал вдруг голос раненый.

– Что такое?

– Я хочу помолиться.

– Вы и так потеряли слишком много времени! – раздраженно заметил я. – Вы хотите молиться, или вы хотите остаться в живых?

– Это недолго.

Я пожал плечами. Мой принцип – никого и никогда

не спасать против его воли.

Рыцарь прикрыл глаза и беззвучно зашевелил губами, положив руку на грудь – вероятно, там под доспехами скрывалась какая-нибудь ладанка. Мы с Эвьет молча ждали.

– Ну что, все? – спросил я, видя, что его губы замерли. – Вот черт, опять отрубился. Ладно, начали!

Правой рукой я уперся в подсунутый под седло меч, а левой потащил застрявшую ногу, в то время как Эвьет пережимала пострадавшую артерию. Я знал, что у нее не хватит сил делать это долго. Правда, раненый потерял слишком много крови, и давление у него было заметно ниже нормы. Но все равно, действовать надо было быстро. Нога вынырнула на свет без сапога, оставшегося в стремени, но так было даже проще контролировать ее состояние. Немного крови все же вытекло между пальцами Эвьет, но, когда я прижал бедро раненого к его животу, кровотечение остановилось. Я разрезал ножом штанину рыцаря по всей длине. М-да, бледно-синюшная кожа покойника – ну а что я, собственно, ожидал… Но, пока я проводил тампонаду раны, казавшаяся уже мертвой конечность начала потихоньку розоветь.

– А удар-то был грамотный, – заметил я. – Эти ребятки недаром решились напасть с ножами на конного рыцаря в доспехах.

– Что ты имеешь в виду? – спросила Эвьет, вытирая запачканные кровью руки о траву.

– Подожди, я полью тебе на руки из фляжки… Я имею в виду, что целили именно в бедренную артерию. И те, что нападали слева, видимо, тоже, просто у них сноровки не хватило. Сидящему на лошади не так просто нанести удар именно с внутренней стороны бедра… Большинство людей полагают, будто для жизни опасны только раны туловища и головы, но никак не конечностей. Наш новый знакомый, несмотря на поколения своих рыцарских предков, очевидно, придерживался того же заблуждения. Но не эти дети неграмотных крестьян. А поскольку преподавать им анатомию было решительно некому, узнать об особенностях артериального кровотечения они могли только из личной практики. Полагаю, они промышляют здесь со времени бунта, а то и дольше. Хорошо, что они не проявили достаточно настойчивости и не пошли за своей ускользнувшей жертвой. Видимо, все-таки не знали, что он неминуемо скоро свалится… Так, ну вот, кажется, кровоснабжение ноги восстановилось. Теперь можно наложить повязку и притянуть ее ремнем. Хм, как нам теперь его везти, вот в чем вопрос. Мало того, что у нас нет второй лошади, так еще и просто посадить его в седло – плохая идея. По идее, ему голову надо пониже, а ногу повыше…

Раненый снова заморгал глазами.

– Получилось? – слабо спросил он.

– Пока вроде да, но ходить вы еще не скоро сможете. Вы знаете ближайшее место, где о вас могут позаботиться? Или, лучше, куда можно съездить за помощью, чтобы ее прислали сюда…

– Ближайшее? Я не знаю… я ехал в наш лагерь… нагнать армию… она сейчас… сейчас она должна быть уже… простите, сударь… все так путается…

– Эй! Эй, очнитесь!

Но на сей раз это был не просто обморок. Пульс, сделавшийся совсем нитевидным, исчезал под моими пальцами. На лице и шее выступил холодный липкий пот. Я дернулся было снять с него доспех, чтобы сделать массаж грудной клетки, но тут же понял, что это бесполезно. Если это яд омертвевших тканей, стимуляция кровообращения лишь ускорит неизбежное.

Через несколько минут я протянул Эвьет флягу, где еще оставалась вода:

– Теперь ты полей мне на руки.

– Он умер? – поняла девочка.

– Да. Было слишком поздно… Зря только извел на него корпию. Ну ладно, посмотрим, что мы унаследовали, – я вытряхнул на траву седельную сумку мертвеца. – Ага, вот и кошель… увесистый! Десять… двадцать… слушай, Эвьет, да мы с тобой богачи!… тридцать…

– Дольф!

– Ты только глянь – золотой двукроновик имперской чеканки! Времен даже не последнего императора, а его деда! Видела такие когда-нибудь?