Приговоренный к забвению
Шрифт:
***
Великий Альтарган Аттон Алрик, или просто Рик, облачившись в чужие грубые штаны и белую рубаху, покидал святилище босой и без гроша в кармане, поскольку ни обуви, ни денег рядовым служителям этого культа не полагалось. Зато за поясом торчал завернутый в обрывок хитона «ритуальный клинок» — обычный демонический нож, которых после первой Огненной войны повсюду валялось столько, что люди ими резали овощи себе в суп. Лучше, чем ничего. Меч ему понравился больше, но босяк с обнаженным мечом в руках — это серьезная заявка лишить всех циркачей заработка на сегодня, а стражам — повод поразмяться. Противопоставить последним Рику было нечего: новое тело обладало в его глазах только одним по-настоящему положительным качеством: оно просто было. Тонкие запястья, мягкие ладони, слабые мышцы вызывали у него раздражение, да и в голове, как он ни вслушивался, не шептал ни один голос, словно магия полностью ушла.
Поднимаясь по лестнице, Алрик уже определился, что будет говорить о себе. С одним из его воинов однажды приключилась неприятная штука: во время схватки он оступился и неудачно упал на камни, разбив себе голову. Быстрое лечение помогло заживить раны, но бедняга так и не смог вспомнить даже свое имя, хотя оставался совершенно разумным и продолжал служить в ордене до самого конца. Вот что-то подобное он и расскажет, если придется. Встретить никого из знакомых или родных того человека, чье тело теперь занял Рик, со слов жреца, было бы делом немыслимым: того поймали в горах Ветреного предела, полуголого и безумного. Как и для чего главный жрец выкупил его у шкуродеров, босоногому, бессеребрянному, а теперь уже и бесштанному брату известно не было. А между Ветреным пределом и Игнисом — целый океан и пустынные земли, так что…
И тем не менее Рик замешкался перед последней дверью. Шестьсот лет… Теперь Игнис — провинция Империума… Во времена Алрика такого государства не существовало. Хорошо хоть язык почти не изменился. Каким стал мир за эти годы?… Как поменялись люди, каким богам молятся теперь, перед какими государями преклоняют колена, какие вина пьют, какие песни поют в радости и в горе?.. И, глубоко вздохнув, шагнул наружу.
Яркий свет плеснул ему в глаза, заставив зажмуриться. Пахло зеленью, весной, речной влагой и мирной жизнью. Блаженно расправив плечи, Рик подставил лицо теплому ветру и солнцу. Подземный ход вывел его на холм неподалеку от городской стены. Ослепительное небо над головой, справа — излучина реки в объятиях тонких и нежных ив, а впереди — вторая юность, вторая жизнь, будущее вместо небытия!..
Прежние титулы и звания он оставит в прошлом. Какой в них теперь смысл? Альтарган умер. У Рика будет другая жизнь.
Счастливый миг испортило яростное урчание пустого желудка.
Рик хмыкнул, улыбнулся — и отправился искать ворота в город.
При виде стражников у него даже слезы на глазах выступили.
Если бы его вернули в этот мир не жрецы, а стражники, он бы, наверное, скорее предпочел остаться голым, чем переоделся бы в красные чулки, пышные панталоны выше колена, пузатый нагрудник и шлем с пучком петушиных перьев: отчаянная помесь жабы с петухом. Фигляры, а не воины.
Влившись в поток торговцев, все прибывающих со своим товаром в город, Рик оказался внутри, беспрепятственно миновав разомлевшую под солнцем, сытно дремлющую стражу.
Рыночная площадь кишмя кишела людьми. Женщины носили длинные платья темных цветов и белые передники, и прятали волосы под крахмальные чепцы, от чего все казались на одно лицо и походили на служанок. Мужчины в основном одевались в панталоны и куртки, на голове у каждого красовалась шляпа. И сколько не присматривался Рик, он ни у кого не видел на поясе ни меча, ни кинжала. Судя по всему, здесь простолюдинам оружие не дозволялось.
Он с тоской вздохнул. Видимо, кое-какие регалии вернуть все-таки не помешает. Но это — позже, а пока Рик направился вдоль рыночных рядов, осматриваясь по сторонам и разглядывая встречных прохожих.
Время от времени он замечал на себе пристальные, озадаченные взгляды горожан.
Даже совершенно ничего не делая Рик привлекал к себе внимание. Он был одет, как нищий, но при этом его одежда была свежей, от нее не воняло потом, и волосы странного бедняка не свешивались мутными сосульками, а рассыпались по спине и блестели синевой. Гордая посадка головы, прямая осанка, светлое, не обожженное солнцем иноземное лицо — те, кто был повнимательней, снова и снова поглядывали на него из-под своих шляп и чепцов, иногда перешептываясь между собой.
Проходя мимо прилавка булочницы, Рик, оценив качество ее товара, протянул руку к пышному круглому хлебу, засыпанного сверху рублеными орехами.
— Эй, я все вижу! — возмущенно воскликнула булочница, упираясь полными белыми руками в крутые бока. — Твои ноги не быстрей моего кулака!
— Ты что себе позволяешь, женщина? — смерил ее надменным взглядом нищий.
Глаза булочницы изумленно распахнулись.
Тем временем оборванец в наглую взял хлеб, поднес его к лицу и медленно вдохнул аромат.
— Пожалуй, годится. Я заплачу тебе позже, — бросил он торговке и, развернувшись, пошел дальше по своим делам с ее хлебом в руке.
Булочница сначала просто онемела, задохнулась от возмущения и застрявших в горле ругательств, а потом пронзительно заголосила Рику в спину:
— А ну держи его!!! Держи! Ах ты ж сучье племя!
На удивление проворно выбравшись из-под прилавка, женщина кинулась за похитителем.
Рик остановился и обернулся, возмущенно сдвинув брови.
— Тебе чего надо, полоумная? Сказал же — позже заплачу! — повелительным тоном заявил он.
Тем временем из толпы вынырнул мужчина в мятой шляпе, схватил раскрасневшуюся от гнева булочницу за руку и что-то прошипел ей на ухо. Женщина осела, вместо прежней воинственности на ее лице появилось глуповатое недоумение.
И Рик пошел себе дальше, ломая хрусткую золотистую корочку с россыпью орехов. Покинув рыночную сутолоку, он свернул в квартал ремесленников, и, устроившись на мостовой между кузней и гончарной мастерской, принялся с наслаждением поедать хлеб. Весеннее полуденное солнце припекало спину, теплые булыжники приятно грели зад и ступни. Жаль только, что внутри по-прежнему было тихо. Без голосов Рик ощущал себя неполным…
Тут двери гончарной распахнулись, и оттуда с криком и плачем выкатился сначала парнишка лет десяти, а следом за ним бешеным псом выбежал гончар с палкой в руке.
— Ах ты тварь безрукая! Да я тебя на рудники продам! Иди сюда, бестолочь!
Нагнав мальчишку, гончар с размаху ударил того палкой промеж лопаток. Парнишка вскрикнул, замедлился — и получил крепкий удар сапогом по ногам. Рухнув в дорожную пыль, паренек взвыл, скорчился под ударами палки, которые щедро раздавал мастер.
Рик перестал жевать.