Приключения Конана-варвара (сборник)
Шрифт:
С губ Талис сорвался неистовый крик – так кричала бы от боли и ярости раненая дикая кошка. Она покачнулась, ее повело в сторону, и Натала свалилась с ее плеча на каменный пол, оцарапав нежную кожу на руках и ногах. Поднявшись, она бросилась к ближайшей стене и распласталась на ней, тяжело дыша и дрожа всем телом. Талис она не видела, зато прекрасно слышала. Стигийка явно не собиралась умирать и непрерывно ругалась на чем свет стоит, и злоба ее была такой страшной и осязаемой, что Натала почувствовала, как у нее подгибаются колени, а кровь стынет в жилах.
– Где же ты, маленький дьяволенок? – прошипела Талис. – Покажись! Дай мне только вонзить в тебя когти, и я…
Наталу
Натала услышала, как женщина шарит вслепую по стенам, и вдруг в коридоре вспыхнул свет. Очевидно, ненависть к ней пересилила страх, который явно внушал Талис этот коридор. Засветился один из самоцветов с радием внутри, украшавших стены Ксутала. Талис потерла его и теперь стояла в круге красноватого света, который отличался от того, что испускали другие камни. Одна рука у нее была прижата к боку, и кровь сочилась сквозь пальцы. Но она не выглядела ослабевшей или тяжело раненой, и глаза ее злобно сверкали. Те остатки мужества, что еще теплились в душе у Наталы, улетучились при виде стигийки, освещенной причудливым и зловещим сиянием, с лицом, искаженным гримасой, которую иначе как дьявольской и назвать-то было нельзя. Легкой кошачьей походкой она двинулась к девушке, отняв руку от раненого бока и нетерпеливо стряхивая с пальцев тягучие красные капли. Натала увидела, что она лишь легко ранила свою противницу. Лезвие скользнуло по драгоценным камням, украшавшим пояс Талис, и слегка задело кожу, еще сильнее разозлив стигийку.
– Отдай мне кинжал, дурочка! – проскрежетала она, приближаясь к девушке, испуганно вжавшейся в стену.
Натала знала, что должна драться, пока есть такая возможность, но у нее попросту не хватило духу. Она никогда не отличалась бойцовским характером, и мрачный ужас и насилие, с которыми она столкнулась в этом приключении, подточили ее силы, душевные и физические. Талис вырвала кинжал из ее безвольной руки и презрительно отшвырнула его в сторону.
– Ты – маленькая шлюха! – процедила она сквозь зубы и свободной рукой отвесила девушке хлесткую пощечину. – Прежде чем отволочь тебя вниз по коридору и сбросить прямо в пасть Тхогу, я сама пущу тебе кровь! Ты посмела ударить меня кинжалом – что ж, тебе придется заплатить за свою наглость!
Схватив девушку за волосы, Талис немного протащила ее по коридору, до границы круга света. В стене блеснуло металлическое кольцо, вделанное в камень на высоте человеческого роста. С него свисал шелковый шнур. Словно в ночном кошмаре, Натала почувствовала, как с нее срывают тунику, и в следующее мгновение Талис вздернула ее запястья и привязала их к кольцу, после чего она и повисла, голая, как новорожденный ребенок, едва касаясь пола кончиками пальцев. Повернув голову, Натала увидела, как Талис сняла со стены хлыст с украшенной самоцветами рукояткой. Он состоял из семи шелковых шнуров, намного более гибких и настолько же более страшных, чем кожаные полоски.
Мстительно прошипев что-то, Талис отвела руку назад, и Натала взвизгнула, когда веревки впились ей в бедро. Девушка извивалась и стонала, стараясь освободиться от пут, которыми были связаны ее руки. Она забыла о чудовищном зле, которое могли привлечь ее крики, как, впрочем, и Талис. Каждый удар сопровождался громкими стонами. Удары плетью, которые достались Натале на шемитском невольничьем рынке, бледнели в сравнении с этим истязанием. Она и представить себе не могла, каким болезненным может оказаться избиение переплетенными шелковыми шнурами. Их злобная ласка причиняла
А потом, когда Натала в очередной раз отвернула залитое слезами лицо, чтобы взмолиться о пощаде, то увидела нечто такое, отчего крик замер у нее на губах. Боль в глазах девушки сменилась животным ужасом.
Заметив это, Талис остановила уже занесенную для удара руку и резко развернулась на месте, словно кошка. Слишком поздно! Из горла женщины вырвался ужасающий вопль, и она качнулась назад, выставив перед собой руки; ее тело цвета слоновой кости на мгновение четко прорисовалось на фоне черной бесформенной кляксы, которая возвышалась над нею. А потом ее силуэт смялся, клякса подхватила женщину, отступила вместе с ней и исчезла, так что Натала, едва не лишившаяся чувств от ужаса, осталась висеть в круге света одна.
Из черных теней донеслись неразборчивые звуки, от которых кровь стыла в жилах. Девушка услышала голос Талис, которая горячечно умоляла о чем-то, но ей никто не ответил. Других звуков, кроме задыхающегося голоса стигийки, слышно не было, да и тот вдруг перешел в протяжный стон боли и оборвался, сменившись истерическим смехом, перемежаемым всхлипываниями. Потом осталось лишь судорожное дыхание, но в конце концов стихло и оно, и в потайном коридоре вновь воцарилась тишина, еще более жуткая, чем прежде.
От ужаса девушку едва не стошнило. Натала, сдерживая рвоту, развернулась и со страхом стала вглядываться в темноту, куда бесформенная клякса уволокла Талис. Она ничего не смогла разглядеть, но буквально кожей ощутила присутствие невидимого зла, настолько отвратительного и безжалостного, что даже не могла его себе представить. Натала изо всех сил старалась справиться с накатывающей истерикой. Перед лицом новой опасности, которая грозила поглотить не только тело, но и душу, она совсем забыла о боли в связанных запястьях и исхлестанной спине.
Напрягая зрение, она вглядывалась в темноту за пределами круга света, дрожа от предчувствия того, что могла там увидеть. С губ девушки сорвался жалобный всхлип. В темноте проступила огромная грузная тень. Она увидела, как на свет высунулась бесформенная голова. По крайней мере, Натала решила, что это голова, хотя она ничем не напоминала орган нормального существа, а казалась порождением безумного нечеловеческого разума. Девушка разглядела широкую жабью морду, неясные и подвижные черты которой напоминали скорее призрака из ночных кошмаров. На нее уставились немигающие озерца света там, где полагалось быть глазам, и Натала увидела в них космическую похоть. О теле же чудовища она не могла сказать ничего. Такое впечатление, что оно колыхалось и изменялось даже тогда, когда девушка смотрела на него в упор; тем не менее, оно казалось вполне материальным, а отнюдь не эфемерным или призрачным.
Чудовище приблизилось к ней, и Натала не смогла бы сказать, шло ли оно, скользило по полу, летело или ползло. Способ его передвижения оставался для девушки совершенной загадкой. Когда монстр вынырнул из тени, она так и не решила, что же именно видит перед собой. Свет от радиевых камней освещал его совсем не так, как освещал бы любое земное существо. В это было невозможно поверить, но тварь казалась непроницаемой для света. Контуры его тела по-прежнему выглядели смутными и неясными, даже когда оно остановилось перед Наталой так близко, что могло бы коснуться в ужасе отпрянувшей девушки. Тварь расплывалась у нее перед глазами, напоминая черное пятнышко, которое не могло ни рассеять, ни очертить нормальное освещение.