Приключения ноплов
Шрифт:
– Гм, – сказал сержант Ноплеф. Этим «гм» он хотел убить сразу двух зайцев: попросить генерала-танкиста заткнуться и одновременно заставить генерала-артиллериста обозначить себя среди других генералов, то есть сделать шаг вперёд.
– Гм! – снова повторил он, уже несколько громче.
Все молчали. Все слишком хорошо помнили, как в прошлый раз во время учений генерал-артиллерист сделал выстрел из своей надувной пушки и попал прямо в голову придворного художника Нопленэра, который как раз в то время находился на лугу со своим походным мольбертом и что-то рисовал.
Скандал случился на всю страну. Людей искусства в Нопландии и так не хватало, а художник был вообще один. Зато очень знаменитый. Это именно он написал двойной парадный портрет их Величеств короля Ноплиссимуса I и королевы Ноплессы. Король на портрете был изображён в красной мантии, отороченной мехом белой кошки. Король был немолод. И ещё он сильно вытягивал вверх свою шею, чтобы казаться почти одного роста со своей молодой женой. Королева выглядела безупречно. На ней сидело роскошное, богато украшенное платье, о котором некоторые придворные дамы говорили, что оно затмевало своей красотой даже оперение соловья. Над головами у венценосных супругов плавали две золотые короны, выполненные в виде птичьих клеток с открытыми дверцами, что символизировало победу добра над злом. Данный двойной портрет был написан специально к свадьбе и всего лишь за одну ночь. Вся страна поздравляла новобрачных именно перед этим портретом, потому что сами король и королева накануне заразились чесоткой и в день свадьбы никуда не выходили. С тех пор так и повелось. Портрет почитался наравне с самой королевской четой. Когда чета по какой-то причине не могла присутствовать на очередном королевском обеде, этот портрет приносили из картинной галереи и устанавливали во главе пиршественного стола. Гости в таком случае ели быстро, съедали мало, и запасы продуктов в дворцовых погребах почти не убывали.
Не меньшую славу художнику принёс и рисунок ко-ноплянки – той самой священной птички, которая красовалась на гербе и на флаге Нопландии. Хотя молодого человека никто за это не осуждал. Художником его сделал сам король, издав особый указ, в котором Нопленэр сразу назначался знаменитым придворным живописцем. Хотя до этого он был простым рисовальщиком.
Всё, что умел Нопленэр рисовать до этого, это солнце и облака. Те самые, которые ходили по небу. Он был рисовальщиком солнца и облаков. И то, и другое у него получалось хорошо, хотя солнце подчас вело себя слишком взбалмошно, а вот облака выглядели грустными. Глядя на облака, удивлялся даже сам король. В них ему постоянно мерещилась одно и то же лицо. И это было лицо не его молодой жены, королевы Ноплессы, а одной из местных садовниц – прекрасной садовницы Ноплерии. Однажды король вызвал рисовальщика к себе и строго спросил его, что всё это значит. Рисовальщик пожал плечами и сказал, что он так видит. Так видит. Потому что он видит Ноплерию везде.
– Везде? – удивился король.
– Всюду, – ответил Нопленэр и стал показывать на вещи вокруг. На большой почерневший метеорит, который лежал у короля в кабинете, потом на огонь в камине, потом на водоросли в аквариуме, потом на горшок с кактусом, потом на резную дверцу шкафа… Везде молодой человек видел только прекрасную садовницу Ноплерию! Даже в линиях на ладони и даже в своих отпечатках пальцев. Последнему король особенно сильно удивился. Он приказал исполнить ему это на бумаге. И Нопленэр стал делать наброски. С тех пор он изображал садовницу в столь разных видах и позах, что хотя многие из таких видов и поз сама Ноплерия потом строго осуждала, король никогда не переставал ими восхищаться. Ему очень нравилось, например, как художник передаёт прекрасную садовницу в движении, но это было неудивительно, потому что и облака на небе постоянно двигались.
Вот так рисовальщик облаков был назначен знаменитым придворным художником. После создания двойного парадного королевского портрета, а потом герба с изображением ко-ноплянки, у Нопленэра почти не было заказов, но потом королева внезапно родила сына. На радостях счастливый король тотчас заказал художнику полную летопись всей жизни своего наследника. Иными словами, он потребовал, чтобы Нопленэр рисовал по одному портрету наследника каждый день, начиная с момента появления принца в родимом гнезде.
Лучше бы я научился фотографировать, вздыхал про себя знаменитый художник и очень жалел, что этим видом искусства ноплы почему-то мало интересовались, пока они жили на Земле. Беда была в том, что принц Нопличек рос очень быстро и при этом постоянно менялся. Более того, каждый день его одевали по-разному. Нопленэр был в отчаянии. К счастью, когда ребёнок подрос и начал отчаянно хулиганить, о галерее его портретов стали вспоминать меньше. Тогда художник уже просто отлавливал принца где-нибудь во дворце, затаскивал к себе в студию, привязывал к стулу и бросал ему на колени большого плюшевого медведя. А затем уже только удлинял принцу руки или ноги, да ещё раз в месяц вытягивал шею. Так он экономил на рисовании медведя и стула, которые оставались неизменными.
Так продолжалось до тех пор, пока принц Нопличек не пошёл в школу. Там он должен был научиться рисовать сам. Разумеется, как учитель рисования, Нопленэр был только рад предоставить ему и кисти и краски, но принцу вскоре этого стало мало, и он частенько после уроков заглядывал в студию художника уже сам, теперь только за дополнительными кистями и красками. Кисти принц использовал в качестве боевых стрел для арбалета, а красная краска нужна была вместо крови. Когда вся красная краска закончилась, многие придворные стали ходить разукрашенные то синими, то зелёными, то жёлтыми пятнами. Так в стране появился пейнтбол, а в живописи Нопландии возникло течение под названием «пуантилизм».
К счастью, после того, того как принца всеми правдами и неправдами удалось отговорить от пейнбола с пуантилизмом, о придворном художнике стали забывать, а он был этому только рад. К нему вернулась его прежняя задумчивость, и он снова начал рисовать облака. Но теперь ему было недостаточно просто облаков на небе. Нопленэр стал ходить на луг и приглядываться к отражению облаков в озере и, вообще, пристрастился к рисованию цветов и пейзажей.
Глава 9. Шествие по траве – шишка или шрам? – «А что вы тут делали?»
– Ну, и кто там лежит? – спросил сержант Ноплеф. – Прямо на лугу, гм?
– Это не он, – сказал генерал-артиллерист. – Не может быть, чтобы он. Это неизвестный.
– То-то я вижу, что неизвестный.
– Но я же не виноват! – воскликнул генерал. – Мои пушки ещё даже не надуты!
– Ну да, – вздохнул сержант Ноплеф. – Ещё не надуты, а неизвестный уже лежит. Ну, ладно, пойдёмте. Только не говорите мне потом, что один снаряд дважды в одну воронку не попадает.
Никто и не говорил. Все знали, что с этой присказкой у мудрого сержанта очень сложные отношения. Он не любил, когда в одном предложении соединялось «один снаряд» и «дважды». Снаряд не может возвращаться назад, постоянно возмущался сержант, чтобы потом им снова выстреливать из пушки. Снаряды – не бумеранги! Ноплефу было очень важно, чтобы его подчинённые хорошенько это запомнили. В армии во всём нужна точность.
Тем временем, процессия ноплов уже сошла с дороги и двинулась прямо через луг, проминая в траве широкую полосу. Генералы шли в один ряд. Их плащи раскачивались, как четыре зелёных колокола, а сапоги сбивали головки цветов и распугивали кузнечиков, которые тут же переставали стрекотать и молча отпрыгивали в стороны. Это молчание сообщало лугу некоторую тревогу, как будто вот-вот должен произойти апокалипсис или, хотя бы, солнечное затмение. Солнце на это снисходительно улыбалось. Оно поднялось уже довольно высоко и прекрасно видело с высоты, что миру ничто не угрожает.