Приключения ноплов
Шрифт:
– Насколько я слышал, – не выдержал и снова обратился к сержанту генерал-артиллерист, – в последнее время этот художник Нопленэр стал каким-то странным. Говорят, что недавно он вёл себя как самый настоящий лунатик. Так что он мог удариться обо что-нибудь сам.
Услышав про лунатика, смелый рядовой Ноплеандр едва не споткнулся. Ему сразу вспомнились зловещие шаги в темноте, и от этих воспоминаний у него под мундиром пробежал лёгкий холодок. Однако он быстро взял себя в руки. Под солнцем даже отъявленные лунатики должны вести себя смирно.
Мир и покой царили на Земле, когда генералы, сержант,
Подсунув обе ладони под щеку, художник лежал на примятой траве в своей привычной ежедневной одежде, которая состояла из модного сиреневого сюртука, белого галстука, прикрывающего розовую манишку, и тёмных панталон в белую полоску. На ногах у молодого человека сидели модные узкие башмаки, в каких было принято скользить по зеркальным паркетам дворца Ноплдом.
Мудрый сержант Ноплеф осторожно попинал художника по подошве башмака. Башмак не ответил. Тогда сержант, покряхтывая, нагнулся и опять-таки осторожно похлопал Нопленэра по плечу.
– Без сознания, – сказал один из генералов. – Я таких видел.
– Да, без сознания, – согласился второй генерал. – Хорошо, не убит. Хотя, может, ранен?
– Или контужен, – предположил третий генерал.
– Если контужен, на голове должна остаться шишка, – сказал первый генерал, разглядывая голову с хохолком.
– А если ранен, то шрам, – ответил второй генерал.
– Уверен, тут только шишка, – сказал третий генерал и встал прямо над головой лежащего. – Я не вижу крови.
– Там шишка.
– Шрам!
– Шишка!
Генералы так тесно сгрудились над лежащим, что уже никому не давали ни нагнуться, ни посмотреть, что там действительно скрывается, шишка или шрам.
– Караул! – внезапно раздался чей-то хриплый, сдавленный вскрик, и генералы резко отпрянули. На траве сидел перепуганный Нопленэр и нервно озирался по сторонам. – Мамочки мои, караул, – снова проговорил он, но уже не так громко.
– Кар-раул?! – удивился сержант, машинально повторив про себя знакомое слово, и следом так же машинально скомандовал: – Стройсь!
В ту же секунду солдаты и генералы пристроились к сержанту в одну шеренгу и застыли по стойке «смирно». Всё это они проделали совершенно машинально. Совершенно подсознательно. Даже генералы. Те считали себя старыми вояками и любили похвастаться, что выполнение строевых команд у них так же крепко засело в ногах, как и умение кататься на велосипеде. Прямо на всю жизнь.
Художник Нопленэр с удивлением посмотрел на это внезапное построение и медленно, осторожно встал. Ему показалось неприличным сидеть, когда перед ним стоят. Тем более, навытяжку. Тем более, генералы. Хотя те и были не в своих парадных мундирах, в каких появлялись во дворце, а в длинных зелёных плащах без рукавов, и над головами у них
Нопленэр всё хотел спросить, что всё это значит, но лица у генералов были непроницаемы, а глаза устремлены вдаль, куда-то за спину художника. Боясь сразу обернуться, тот осторожно отошёл от генералов подальше и только тут рискнул оглядеться по сторонам. Вроде никого. Военных учений тоже как будто не наблюдалось. Тогда он откашлялся, одёрнул на себе сюртук, стряхнул с него прилипшие травинки, оправил на груди белый галстук и задумчиво прошёлся вдоль строя.
Все молчали. Все молчали просто потому, что в строю запрещено разговаривать, а сержант ещё и потому, что генералы были старше его по званию. А, как гласил воинский устав, младший по званию должен сначала спросить у старшего разрешения говорить. Но спросить разрешения это было тоже говорить.
Художник Нопленэр молчал тоже. Однако ему такое молчание давалось гораздо проще: он просто не знал, что должен сказать. Он даже не знал, что думать. Но всё же думать или не думать от человека не зависит, и вскоре Нопленэр догадался, что эти ноплы, наверное, хотят, чтобы их нарисовали. В какой-нибудь батальной сцене. Какого-нибудь сражения. Прямо здесь, на лугу. За этим они и явились сюда.
– Так, значит, вы хотите, чтобы я вас нарисовал? – спросил Нопленэр.
Поскольку все продолжали молчать, он сделал вывод, что угадал правильно. И снова всех внимательно осмотрел, затем вывел из строя маленького капрала Ноплеона и попросил его повернуться лицом к солнцу. Потом от солнца. Потом направо, затем налево, а далее приказал ему поочерёдно нахмуриться, улыбнуться, округлить глаза, сделать их щёлочкой и, наконец, приложить к ним ладонь в виде козырька и пристально посмотреть вдаль.
Изучая данную позу, Нопленэр в задумчивости прошёлся по траве взад-вперёд, потом вернулся к маленькому капралу и, будто разговаривая сам с собой, произнёс, что у этого военного, кажется, весьма выразительное лицо и вполне подходящая осанка. А главное, правильный рост. Возможно, он будет приглашён поработать в качестве модели при написании большого живописного полотна, на котором Его Величество король Ноплиссимус I будет изображён в самой гуще сражения на своём наблюдательном пункте.
Услышав такое, маленький капрал Ноплеон покраснел, как малиновка. Точнее, как грудка малиновки. Или даже, как грудка снегиря, которая, как известно, краснее. Короче, лицо капрала совсем потерялось на фоне его мундира, но то была такая потеря лица, которой маленький капрал Ноплеон гордился до конца дней.
А вот сержант Ноплеф остался недоволен. Он хмуро смотрел перед собой, потом решительно вышел из строя, приблизился к художнику и сухо поинтересовался:
– А что вы тут, собственно, делали, милостивый государь?
Глава 10. Кто такие лунатики – муки посредственного поэта – настоящая катастрофа
Нопленэр и сам плохо понимал, что он делал на лугу. Ещё недавно, пока его не разбудили, он крепко спал, а вот что же было до этого?
Одно он твёрдо знал, что он не лунатик. Лунатиками в Нопландии называли тех, кто бродили ночью во сне и искали сами не зная чего. Нопленэр же ничего не искал просто так. Потому что искал Луну.