Приключения Оги Марча

Беллоу Сол

Судья тут же пресек необоснованные слухи об инфекции, которые его только рассердили. Это был здоровенный детина, разводивший быков для представлений; в суде он, подобно мафи- озо, не снимал шляпы и был хмур и властен. Он назначил Оливеру колоссальный штраф, который тот с ходу и заплатил, нехотя, но довольно легко и даже весело, с таким видом, словно уж чего-чего, а денег ему хватает. И как все это восприняла Стелла, стоя со мной в кружевном платье без рукавов и шляпке? Она глядела на меня встревоженно и жалобно, словно призывая в свидетели - мол, сами видите, что у меня за жизнь! Но, поглощенный суетой, я не замечал ее призывов. Иначе я бы задумался, для чего ей понадобилось так элегантно

выглядеть, отправляясь всего лишь на партию в покер у Луфу. Правда, возможно, у нее и не было других нарядов, кроме элегантных, и других мест, кроме тех, куда водил ее Оливер. Что казалось странным. Она сказала:

– На днях мне непременно надо будет с вами поговорить. Это очень срочно.

Поговорить не откладывая не удалось. К нам тут же присоединился Оливер, обративший к Моултону и Игги весьма странные речи.

– В каких только судах я не бывал!
– говорил он.
– Пусть теперь попробуют замолчать инфекцию!
– И еще: - Все-таки проучил я эту сволочь желтопузую!

Слушая все это, я и сам испытывал странное чувство, словно бинты на моей голове, карты, иностранная валюта в кармане, мои тяготы и мучения мне только привиделись и сам я порождение фантазии какого-нибудь мистика-теософа.

За ужином Тея сказала:

– Говорят, город бурлит каким-то скандалом. Ты в нем, случайно, не замешан?

Слова ее мне не понравились. К чему так ставить вопрос? Я объяснил ей суть дела, а вернее, дал версию происшедшего. Тем не менее она озабоченно нахмурилась. Говоря о Стелле, я понял, что намеренно расписываю ее пылкую любовь к Оливеру. Тея, однако, мне не поверила.
–

– Оги, - проговорила она, - почему бы нам не уехать отсюда? По крайней мере до конца сезона. Давай уедем от этих людей.

– Куда же ты хочешь отправиться?

– Я подумывала о Чильпансинго.

Чильпансинго - место равнинное и потому жаркое. Ноя согласился. Я был готов ехать. Непонятно только, чем мы там займемся.

– Там очень интересная фауна, - сообщила Тея.

Мой окончательный ответ прозвучал уклончиво:

– Ну, думаю, скоро я смогу туда перебраться.

– У тебя плохой вид, - заметила Тея.
– Но чего другого ждать с таким образом жизни? До приезда сюда ты не имел пристрастия к алкоголю.

– У меня не было нужды пить, - отвечал я.
– Впрочем, и сейчас я знаю меру.

– Да, - горько сказала Тея.
– Меру, достаточную, чтобы забыть о своих ошибках.

– О наших ошибках, - поправил я.

Мы сидели расстроенные, грустные, сердитые, и над нами витала тень разочарования. Наконец после долгого раздумья я произнес:

– Нет, я поеду с тобой в Чильпансинго. Потому что быть с тобой мне хочется больше всего на свете и для меня это самое главное.

Она поглядела на меня с теплотой, от которой я уже успел отвыкнуть. И я даже подумал, не ожидает ли нас в Чильпансинго что-либо приятнее, чем ловля змей, но Тея ничего на этот счет не сказала.

Все мы для своего удобства создаем некий иллюзорный мир, в котором и пребываем. И часто закрываем глаза на то, чего не можем достичь. Но мир уже создан, и создан таким, каков он есть. И как мы ни гордимся своей выдумкой, как ни упорствуем в иллюзиях, важно не слишком перегибать палку - несоответствие выдуманного мира и мира реального, когда мы его обнаружим, исчерпывалось бы лишь удивлением, а не страданиями или чем-то похуже.

Глава 18

Итак, я согласился на поездку с Теей в Чильпансинго, и какое-то время, весьма непродолжительное, мы оба были исполнены благодарности. Я оценил перемену Теи в отношении

ко мне, ее снисходительность, она же была счастлива, что я вновь признался в своем к ней чувстве. Поэтому в тот вечер, когда должно было состояться новоселье Оливера, она сказала:

– Пойдем посмотрим, как это будет.

И я понял, что ей хочется доставить мне удовольствие, потому что я мечтал пойти. Мечтал! Мне просто не терпелось оказаться там, а в доказательство моей благонамеренности я целых два дня безвылазно просидел дома. Я вгляделся в лицо Теи - она улыбалась, подтверждая, что не шутит. И я подумал: «К черту! Пойдем, и все!»

К тому времени я уже хорошо знал, как воспринимает Тея фальшивое человеколюбие большинства людей, да и вообще большинство людей. Она их терпеть не могла. И вся ее эксцентричность объяснялась тем, что этой фальши она противопоставляла иную форму гуманности. Думаю, что стремление к идеалу в людях неискоренимо и ничто не может удержать их на пути к нему. Удержать их вообще мало что может. Планка требований, которую ставила перед человечеством Тея, была высокой, но вовсе не свидетельствовала о капризном высокомерии, потому что, обсуждая со мной того или иного человека, она чаще всего выступала страдающей стороной - людей не презирала, а скорее боялась. Те, с кем Тея вступала в конфликт, ее пугали, а обычное людское лицемерие и инциденты, которые я приписывал рядовым сбоям в работе социального механизма, производили на нее самое тягостное впечатление. Жадность, зависть, самодовольная грубость восприятия, проявления ненависти и агрессивности, обман и всяческие склоки удручали ее, и я понимал, что в этом смысле ее выход в свет мог оказаться опасным. И, конечно же, я сознавал ее нежелание идти, но сам хотел этого так сильно, что решил: если я терплю ее змей, пусть и она пересилит себя хотя бы на один вечер.

Поэтому я надел выходной костюм и снял свой тюрбан из бинтов, оставив лишь маленькую повязку на выбритом участке. Тея нарядилась в вечернее платье с черным шелковым rebozo [187] , но на прибытие наше и внешний вид никто не обратил внимания. Такого скопища подонков, как на этом празднике, мне еще не приходилось видеть. В виллу ломилась уличная толпа, какие-то бродяжки мужского и женского пола. Казалось, все людские пороки собрались сюда как на смотр: педерасты, бандиты и наркоманы, маргиналы всех сортов - пьяные, громогласные, радостно приветствующие вступление Оливера в свои ряды. Потому что ни для кого уже не было секретом, что Оливером интересуются официальные органы и этот пир он решил устроить напоследок. Кажется, Тея единственная в городе этого не знала.

187

Шарфом (йен.).

Некоторые гости уже не вязали лыка. Другие валялись в траве, готовые вот-вот отключиться. Японский сад был вытоптан, в пруду с рыбками плавали бутылки из-под текилы. Напитки выхватывались из рук официантов и разливались самостоятельно, стаканы передавали друг другу. В патио играл наемный оркестр, музыку было плохо слышно из-за шума, тем не менее более трезвые пытались танцевать.

Тея хотела тут же уйти, но едва открыла рот, чтобы объявить об этом, как я увидел стоявшую под апельсиновым деревом Стеллу, которая незаметно подала мне знак. Досадуя на попытки Теи немедленно увезти меня прочь, я старался не встречаться с ней взглядом, и когда Моултон - в смокинге, но в шортах - пригласил ее на танец, радостно препоручил ему свою спутницу. Я посчитал, что антипатия Теи к Моултону преувеличена и никакого вреда не будет, если она пройдется с ним в танце.