Приключения парижанина в Океании
Шрифт:
— Да, хозяин.
— Хорошо. Скажешь мне, когда будешь готов.
— Есть, хозяин.
Механик собрался было уходить, но незнакомец жестом остановил его, пригласив войти в спальню, посреди которой стоял большой сундук, полный золотых монет.
Джим, держа в руке свою фуражку, молча стоял над сундуком, не в силах отвести взора от золота.
— Можешь взять!
— Хозяин!..
— Поторопись! Набери полную каскетку, и дело с концом. Позови боцмана, пусть он оттащит сундук на палубу и разделит содержимое поровну между всеми, кто есть на борту.
Покончив с этим, незнакомец остался наедине со связанным по рукам и ногам незадачливым синьором Пизани.
— Теперь мы вдвоем, милейший… Вы многим мне обязаны, не так ли? Бесполезно напоминать, что я снял
194
Набоб — первоначально: титул правителей провинций, отколовшихся в XVIII веке от индийской империи Великих Моголов; во Франции этим словом обозначали европейца, разбогатевшего в Индии.
Раджа Брук сумел получить княжество, объявив войну малайским пиратам. Простак! Когда он добился мира в архипелаге, ему, словно кость, бросили Саравак. К счастью, англичанин ошибся. Он не знал, что в душе каждого малайца дремлет разбойник, и вместо того, чтобы бороться с ними не на жизнь, а на смерть, их нужно объединить.
Человек, который сможет держать в повиновении этих негодяев, будет могущественнее самого султана. Наступит день, он станет богом, он будет управлять морскими пиратами, как некогда цезари управляли Римской империей. Час этот близок. Скоро король морей станет султаном Борнео.
Пизани, я сохраню за тобой имя, под которым сделал из тебя человека. Пизани, ты прощен. Помни, что говорил Идрис [195] ,— я везде, я все вижу и все слышу. Вот приказ: ты должен отплыть. А когда запасешься углем, откроешь конверт. Не буду ничего обещать, но и угрожать тоже не буду. Подчиняйся мне.
Незнакомец снял со стены кинжал, разрезал веревки, связывавшие капитана, открыл дверь спальни и исчез. Пизани с трудом поднялся, шатаясь, словно пьяный. Стук в дверь вернул его к реальности.
195
Идрис — коранический персонаж, пророк и праведник, «из терпеливых», вознесенный Аллахом на «высокое место». Исследователи отождествляют его с библейским Енохом. Это благочестивый человек, который, обняв ангела смерти, проник в рай и был за свою верность Аллаху оставлен там или на одном из небес до дня Суда. Идрис, один из «вечно живых» исламской мифологии, был первым, кто писал каламом, шил и носил шитые одежды, узнавал судьбу по звездам и умел считать время, был знатоком древних писаний Адама и Шиса (библ. Сиф). В качестве обладателя сокровенных знаний иногда идентифицировался с Гермесом Трисмегистом.
— Войдите! — глухо отозвался он.
На пороге появился Джим Кеннеди.
— В чем дело, Джим?
— Капитан… машина… можно заводить…
— Заводите.
Джим Кеннеди вышел, спрашивая себя, не приснилось ли ему все происшедшее? Пизани медленно прошел через столовую и заглянул в спальню. Комната была пуста.
ГЛАВА 5
Фрике
196
Оракул — человек, все суждения которого признаются непреложной истиной, откровением.
— Ну, Пьер, как тебе наши милые и гостеприимные хозяева? Взгляни на Мажесте, он чувствует себя словно рыба в воде, особенно с тех пор, как стал любимчиком даяков. В этой деревне его любят все: старики и дети, женщины и мужчины… Что ты думаешь о здешней жизни?
— Наше теперешнее положение можно сравнить лишь с жизнью матроса, сошедшего на берег после трехлетнего плавания.
— И то правда! Раньше я и представить себе не мог что посреди леса, в каком-то затерянном краю, можно так чудесно проводить время.
— Да уж. Но милые даяки, гостеприимные и доброжелательные по отношению к друзьям, пожалуй, ни секунды не помедлят, если придется разрубить пополам какого-нибудь малайского бандита.
— Они верные, смелые, преданные. Господин Андре сформировал отличный корпус. К нам все время прибывают и прибывают новички. Дня не проходит, чтобы кто-то не явился с вестью, что они только и ждут сигнала.
— Если так и дальше пойдет, недели через две вспыхнет восстание… Послушай! А где же господин Андре?
— В большой хижине. У них там военный совет с Тумонгон-Унопати…
— Знаешь, ты с каждым днем удивляешь меня все больше!
— Чем это? — улыбаясь, спросил Фрике.
— Общаясь с даяками, ты уже не только понимаешь их, но и можешь говорить на местном наречии.
— Нет занятия приятнее, чем с утра до вечера упражняться в произношении. Постепенно, сам того не замечая, все чаще и чаще переходишь с французского на язык даяков.
— Это точно. Я тоже начинаю понимать, что говорится вокруг. Впрочем, хватит болтать. Пора приниматься за дело. Займемся нашим арсеналом…
Закончив разговор, Пьер принялся, напевая вполголоса матросскую песенку, перезаряжать оружие. Он работал с необыкновенной тщательностью и усердием, свойственными, наверное, только матросам. Старательно засыпал порох, точно отмеряя необходимое количество и ворча на Фрике:
— Послушай! Я ведь говорил, не болтай без умолку, а лучше следи за тем, что делаешь. У меня уже все готово, а ты все еще возишься.
Устройство, над которым трудился Фрике, было предельно просто: бамбуковый вертикальный цилиндр высотой в один метр и диаметром в пятнадцать сантиметров с поршнем внутри, в нижней части цилиндра глиняная трубка в виде сопла три фута длиной. Вот и все. Но бедняга Фрике, обливаясь потом, мудрил над аппаратом.
— Наконец-то! Готово. Теперь пора, — произнес он, притащив железный котелок с расплавленным металлом. — Ничего не стоит отлить три сотни пуль. Мы заполним наши патронташи в два счета. Даже запаса не понадобится.
— Гениальная выдумка! Эти патроны нам здорово послужат… Послушай, держу пари, что наши друзья отправились на охоту и принесут малайские головы.
Друзья не ошиблись. Радостными криками встретила деревня группу даяков, показавшихся на поляне, посреди которой и раскинулась Котта — укрепленное поселение. Туземцы построили великолепную крепость: разбить ее могла лишь пушка. Представьте себе, читатель, высокий частокол, сложенный из бревен железного дерева длиной приблизительно метров в десять, глубоко вкопанный в землю и с внутренней стороны укрепленный вторым рядом бревен длиной метра в четыре. Даже пожар не мог справиться с неприступной изгородью. В ней были просверлены бойницы, возле каждой висели заранее приготовленные арбалеты и сарбаканы с отравленными стрелами.