Приключения Перигрина Пикля
Шрифт:
Злосчастный всадник, кружась на одном месте, не прочь был спрыгнуть и предоставить животному забавляться, как ему заблагорассудится, но осел кружился так быстро, что Пелит, страшась тяжелых ушибов, воздержался от попытки слезть; в отчаянии он схватил его за ухо и ущипнул так больно, что животное вытянуло шею и громко заревело. Когда прекрасная фламандка, похолодевшая от страха и терзаемая суевериями, услыхала этот отвратительный рев, ей немедленно пришло в голову, что ее посетил дьявол, которому поручено наказать ее за осквернение супружеского ложа, и, испустив вопль, она начала громким голосом читать «Pater noster». Ее возлюбленный, принужденный удалиться, вскочил и, вне себя от злобы и разочарования, бросился прямо к тому месту, откуда доносились эти дьявольские звуки. Здесь, наткнувшись на осла, он осыпал градом ударов и его и всадника, после чего животное, пустившись рысью, умчало живописца, и всю дорогу они ревели в унисон. Очистив, таким образом, комнату от столь неприятных гостей, Перигрин вернулся к своей возлюбленной и, объяснив, что всему виной какая-то дурацкая проделка Пелита, удалился, обещав прийти снова, когда спокойствие в доме будет восстановлено. Меж тем рев осла, крики живописца и вопли леди всполошили весь дом; когда же осел в стремительном бегстве увидел перед собой людей со свечами, он бросился в комнату, куда надлежало ему попасть с самого начала, а как раз в эту минуту левит, потревоженный шумом, расстался со своей дульцинеей и пытался незаметно пробраться к себе в спальню. Видя, что путь ему прегражден животным, на коем высится длинная тощая фигура со впалыми щеками, полунагая и в белом ночном колпаке, усиливающем природную бледность лица, еврей пришел в великое замешательство и, приняв это видение за Валаама и его ослицу, опрометью бросился назад и залез под кровать, где и притаился. Мистер Джолтер и монах — первые, кого потревожил шум, — не остались равнодушными при виде чудовища, которое ворвалось в комнату, откуда тотчас донеслись вопли дамы легкого поведения. Гувернер остановился как вкопанный, и капуцин не обнаруживал ни малейшего желания идти дальше. Однако толпа, напиравшая на них сзади, подтолкнула их к двери, через которую прошло привидение, и здесь Джолтер весьма церемонно уступил место его преподобию, предлагая ему войти. Монах был слишком учтив и скромен, чтобы притязать на первенство, и между ними завязался горячий спор; тем временем осел, совершая обход, снова показался вместе со своим всадником и мгновенно положил конец препирательствам, ибо, потрясенные вторичным его появлением, оба тотчас отскочили, сбив с ног стоявших сзади людей, которые передали толчок тем, кто следовал за ними, а эти — шедшим позади; в результате весь коридор был устлан длинным рядом тел, расположившихся в порядке и последовательности карточной колоды. В разгар суматохи наш герой с удивленным видом вышел из своей комнаты, осведомляясь о причине переполоха. Получив те сведения, какие мог дать ему пораженный ужасом Джолтер, он выхватил у него из рук свечу и, не колеблясь, вошел в страшную комнату, куда последовали за ним все остальные, разразившиеся громким и долго не смолкавшим смехом, когда обнаружена была нелепая причина их испуга. Сам живописец сделал попытку принять участие в общем веселье, но он был столь измучен страхом и так жестоко пострадал от ударов, нанесенных ему Пиклем, что, несмотря на все усилия, не мог изменить плаксивое выражение своей физиономии. Его попытка усугубила неловкость его положения, каковое еще ухудшилось вследствие поведения кокетки, которая была взбешена неудачей и, надев юбку и кофту, набросилась на него, как Гекуба, поцарапала ему нос и выцарапала бы ему глаза, если бы кто-то из присутствующих не спас его от ее жестоких когтей. Возмущенный этим оскорблением, а также ее поведением в дилижансе, он громогласно объяснил причину своего вторжения в таком виде в ее спальню и, не находя в толпе еврея, заявил, что тот, несомненно, прячется здесь, в комнате. После такого сообщения комнату немедленно обыскали и удрученного левита вытащили за ноги из-под кровати; итак, Пелиту в конце концов посчастливилось избавиться от насмешек, выставив в нелепом виде соперника и французскую куртизанку, которые и были осмеяны всеми присутствующими.
Глава LVII
Тем не менее Пелит все еще был смущен и опечален одним обстоятельством, заключавшимся в том, что столь жестокие побои были ему нанесены в спальне, которую, как он узнал, занимала красивая молодая леди, находившаяся на попечении капуцина. Он припомнил, что дверь была заперта, когда осел вломился туда, и у него не было оснований предполагать, что кто-то вошел вслед за ним. С другой стороны, он не мог допустить, чтобы столь нежное создание сделало попытку или было способно на такую жестокую расправу, от которой пострадало его тело; а держала она себя так скромно и осмотрительно, что он не дерзал усомниться в ее добродетели.
Эти соображения завлекли его в лабиринт мыслей; он напрягал все свои умственные силы, стараясь, найти объяснение тому, что произошло. Наконец, он заключил, что либо Перигрин, либо дьявол, либо и тот и другой были всему причиной, и, желая удовлетворить свое любопытство, решил следить всю ночь за поведением нашего героя с таким вниманием, чтобы поступки его, как бы ни были они таинственны, не могли ускользнуть от его наблюдений.
С такими мыслями он удалился к себе в комнату, после того как осел был возвращен законным своим владельцам, а монах навестил и успокоил свою прекрасную спутницу, которая чуть с ума не сошла от страха. Как только воцарилась тишина, живописец подкрался во мраке к ее двери и забился в темный угол, откуда мог увидеть всякого, кто бы входил или выходил. Проведя некоторое время на своем посту, он стал погружаться в дремоту, ибо был утомлен приключениями как этой, так и предшествующей ночи; наконец, заснув крепким сном, он начал храпеть, как целое сборище пресвитериан. Услыхав эти нестройные звуки в коридоре, фламандская красавица испугалась, как бы еще что-нибудь не произошло, и весьма благоразумно заперла свою дверь; любовник же ее, намереваясь вторично ее навестить, был удивлен и рассержен сей неприятной серенадой, исполнителя которой он не знал; когда же, побуждаемый страстью, которая к тому времени достигла величайшего напряжения, он рискнул приблизиться к двери, обнаружилось, к крайней его досаде, что вход ему запрещен. Он не смел постучаться, чтобы известить о своем присутствии, ибо щадил репутацию леди, каковая могла жестоко пострадать, если бы храпун проснулся от стука. Знай он, что замыслам его мешает живописец, он предпринял бы какие-нибудь решительные шаги, чтобы удалить его; но он не могугадать, что побудило Пелита расположиться в этом углу; не мог он также разглядеть его при свете, ибо все свечи в доме были погашены.
Нет слов изобразить досаду и раздражение нашего героя, претерпевшего такую пытку на пороге блаженства, после того как надежды его были обмануты двумя прежними неудачами. Он проклинал свою судьбу, ругал всех своих дорожных спутников без исключения, клялся отомстить живописцу, который дважды расстраивал самые радужные его планы, и весьма не прочь был наказать немедленно неведомого виновника нового разочарования. В таких муках провел он добрых два часа в коридоре, питая, впрочем, слабую надежду избавиться от своего мучителя, который, думал он, проснется и, разумеется, уйдет, предоставив ему свободу действий; но когда раздалось пенье петуха, вторично приветствовавшего рассвет, который следовал по пятам за истекающей ночью, он не в силах был сдержать негодование. Войдя в свою комнату, он наполнил таз холодной водой и, стоя на некотором расстоянии, выплеснул ее прямо в физиономию храпуна, который не только был изумлен таким обливаньем, но едва не задохнулся, ибо вода наполнила ему рот и попала в дыхательное горло. Пока он хрипел, как утопающий, не понимая причины катастрофы и забыв о том, где он заснул, Перигрин удалился к себе и, услыхав к немалому своему удивлению протяжный вой, догадался, что его жертвой был не кто иной, как Пелит, который уже в третий раз помешал его блаженству.
Взбешенный постоянным вмешательством этого злополучного обидчика, он выбежал из комнаты с хлыстом и, налетев на удиравшего живописца, повалил его на пол. Затем он с большой жестокостью пустил в ход орудие наказания, якобы принимая Пелита за дерзкую дворняжку, которая нарушила покой в доме; когда же тот жалобно взмолился о пощаде и его обидчик не мог долее обращаться с ним, как с четвероногим, столь велик был гнев молодого джентльмена, что он не мог отказать себе в удовольствии заявить Пелиту, что тот вполне заслужил наказание, которому его подвергли, своим безумием, глупостью и бесстыдством, ибо замышлял и приводил в исполнение планы, преследующие одну лишь цель — досадить ближним.
Пелит весьма энергически протестовал, уверяя, что он не более, чем нерожденный младенец, повинен в желании обидеть кого бы то ни было, кроме израильтянина и его девки, которые, как ему известно, навлекли на него беду.
— Но клянусь богом, спасителем моим, — добавил он, — мне кажется, меня преследуют злые чары, и я подозреваю, что этот проклятый монах — посланец дьявола; ибо те две ночи, что он провел в нашей компании, я не только не сомкнул глаз, но меня еще терзали все черти преисподней.
Пикль сердито отвечал, что причиной его мучений были его собственные дурацкие выдумки, и спросил, почему ему пришло в голову выть в углу. Живописец, считая нужным скрыть истину, сказал, что какая-то сверхъестественная сила перенесла его туда, а чья-то невидимая рука окатила водой. Юноша, надеясь воспользоваться его отсутствием, посоветовал ему немедленно лечь в постель и заснуть, дабы укрепить мозги, которые, по-видимому, не на шутку пострадали от недостатка сна. Пелит и сам начинал склоняться к этой мысли и, следуя столь разумному совету, отправился на отдых, бормоча молитву о восстановлении своих умственных сил.
Пикль проводил его до спальни и, заперев дверь, спрятал ключ в карман, чтобы живописец был лишен возможности помешать ему еще раз. Но на обратном пути он встретил мистера Джолтера и доктора, которые были вторично разбужены воплями Пелита и пришли узнать, в чем дело. Доведенный чуть ли не до сумасшествия этой вереницей неудач, Перигрин мысленно проклял их за неуместное появление. Когда же они осведомились о Пелите, он им сообщил, что нашел живописца в состоянии умопомешательства, воющего в углу и мокрого до костей, после чего отвел его в спальню, где тот улегся в постель. Услыхав это, врач вздумал похвастаться своими познаниями и, делая вид, будто обеспокоен состоянием пациента, пожелал, не теряя времени, познакомиться с симптомами его заболевания, заявив, что многие болезни могут быть задушены в зародыше, тогда как позднее они не уступают никаким усилиям медицинского искусства. Молодой джентльмен отдал ему ключ и снова отправился к себе, намереваясь воспользоваться первым удобным случаем, чтобы вернуться к двери своей Аманды.
Тем временем доктор, идя к Пелиту, поделился с гувернером своим подозрением, что пациент страдает ужасной болезнью, именуемой hydrophobia [37] , которою, по его наблюдениям, заболевают иногда и те, кто не был укушен бешеной собакой. Этот вывод он сделал, потому что Пелит завыл, когда его окатили водой, и тут же начал припоминать некоторые поступки, совершенные за последнее время живописцем, которые, как понял он теперь, предвещали это несчастье. Затем он приписал заболевание приступам страха, какие тот недавно испытал; заявил, что заключение в Бастилию столь сильно подействовало на его рассудок, что образ мыслей его и речь резко изменились. Опираясь на придуманную им теорию, он разъяснил влияние испуга на расшатанную нервную систему и растолковал, каким образом воздействует жизненная сила на понятия и умственные способности.
37
Водобоязнь (греч.).
Эти соображения, излагаемые у двери живописца, могли затянуться до завтрака, если бы Джолтер не напомнил ему его же собственного правила: Venienti occurrite morbo, после чего тот немедленно повернул ключ, и они потихоньку подошли к кровати, на которой пациент, вытянувшись во весь рост, покоился в объятиях сна. Врач обратил внимание на тяжелое его дыхание и раскрытый рот и, исходя из этих симптомов, заявил, что с liquidum nervosum [38] дело обстоит плохо, a saliva [39] насыщена едкими частицами virus [40] , каким-то образом в нее проникшего. Этот диагноз подтверждался и пульсом, полным и замедленным, свидетельствовавшим о затрудненном кровообращении, так как артерии утратили эластичность. Доктор предложил подвергнуть его немедленно вторичному обливанию, которое должно не только споспешествовать выздоровлению, но и рассеять все их сомнения касательно природы недуга, ибо его отношение к этому способу лечения ясно покажет, является ли его боязнь воды настоящей гидрофобией. Мистер Джолтер, следуя этому совету, начал выливать в таз воду из бутылки, которую нашел в комнате, но его остановил врач, предложивший воспользоваться содержимым ночного горшка, которое, будучи насыщено солью, подействует сильнее, чем чистая вода. Сообразуясь с этими указаниями, гувернер взял сосуд, наполненный целебной жидкостью, и одним движением руки выплеснул ее на злополучного пациента, который, в ужасе проснувшись, отчаянно заревел как раз в тот момент, когда Перигрин склонил свою возлюбленную к переговорам и возымел надежду проникнуть в ее спальню.
38
Нервная жидкость (лат.).
39
Слюна (лат.).
40
Яд (лат.).