Приключения Петра Макарыча, корреспондента Радиорубки Американской Парфюмерной Фабрики "свобода"
Шрифт:
Преступление, так сказать, налицо. Зверопреподавучий забастовщик и голодовщик Безкол Безмонетный уделал прохожего (батяня был в "гражданке"), грабанул мертвое тело и тащит в школу, чтобы беззарплатные голодоскоты могли его ночью беспрепятственно разделать и сожрать.
– А с чего Начальник сельской милиции взял, что голодающие вознамерились закусить Вашим батюшкой непременно ночью?
– Макарыч вспомнил армейскую молодость. В его роте служил рядовой Мальчиш Прожорович Засранцев. Темной ночкою запирался он в клозете и лопал присланное из дома варенье. Ребята пронюхали, но до поры до времени терпели. Перехватив
Начальником сельской милиции Озаботом Ананьевичем двигали несколько иные ассоциации.
– Как-то ночью, - объяснил за него сержант Милицкин Портянкин, - решил Озабот Безбабенный пристать к своей жене. Несколько раз он пытался домогаться до нее и днем, но так как бабы в это время дома не было, то у Ананьевича, соответственно, ничего и не получалось, - оперировал Портянкин железобетонной правоохренительной логикой.
– Но вся закавыка состояла в том, - завис сержант на левый глаз, - что и по ночам она тоже отсутствовала, потому что этой самой жены у Озабота Безбабенного отродясь не было вообще. Им овладела твердая привычка, ощутив интимным прибором ночного видения очередное отсутствие жены, вскакивать с теплой постели, прилипать к холодному холодильнику и уничтожать все замороженные запасы.
Ночная жратва, стало быть, прочно заместила в его сознании жену, и Начальник сельской милиции докумекал, что голодные учительские скотоложки непременно должны схрумкать батьку-кума ночью.
– Сержант подавил Макарыча победоносным взором. Он с детства обожал крутые логические построения и считал себя в этом искусстве абсолютно непогрешимым.
Когда Милицкину Портянкину стукнуло семь лет, он организовал первое воистину стоящее дело - устроил в квартирной кладовой пожар. В ней стройными рядами висели отцовские тюремные кителя, и пареньку не терпелось поглядеть, как они будут полыхать в огне.
Насладившись увертюрой, будущий сержант сбежал во двор гонять с пацанами в футбол. Через полчаса полыхал весь первый этаж! Во было классно! Приколесило аж восемь пожарных машин!
Когда страсти уляглись, к сожалению, без жертв, стали искать виновного. Без шестнадцати годков сержант милиции Милицкин Портянкин предложил правоохренителям выверенную схему установления личности поджигателя.
Это, - нет никакого сомнения!
– его старший брат Блажанка, который неоднократно высказывал предположение, что "спички бензину не помеха", и провоцировал Милицкина на проведение лабораторных испытаний в домашней кладовой. Как законопослушный, хотя и малолетний, гражданин, Милицкин пытался отговорить старшого от крамольной затеи, да разве Блажанку переубедишь! Раз он чего замыслил...
А еще вот было дело, задумал Блажанка расчленить отца канцелярскими ножницами, и если бы не Милицкин, открывший папаньке глаза на без пяти минут лихое дело... Вопрос исчерпан - надо немедля допросить Блажанку!
Однако не то что допросить, а даже просто побеседовать с ним не представлялось никакой возможности, о чем любимый братец Милицкин был прекрасно осведомлен. Дело в том, что паренек был от рождения глухонемым олигофреном, летом целыми днями гонялся за бабочками, а зимой залазил на крышу детского сада и сигал в сугроб.
Поэтому, когда тюремный дознаватель, он же, по совместительству, родной батя подозреваемого, начеркал на листочке вопрос - "Поджигал ли ты, дебильный сынок Блажанка, кладовую?", - и подсунул ему под нос для прочтения, тот лишь звучно пукнул в ответ.
Да и что он мог разобрать в этих дурацких каракулях? В относительном совершенстве блаженному удалось овладеть одним-единственным словом "бяка", но и его Блажанка безжалостно коверкал на "сука", более полно отражающее отношение несчастного к этому гадскому миру и сволочуге-братишке, логические схемы которого всегда выглядели безукоризненно отутюженными, как папашин тюремный сюртук.
– Вы удивительно гармоничная личность!
– Макарыч, сев в лужу, предпринял робкую попытку приподняться на поверхность.
– Но что сталось с Вашим батяней Кумысом Дуботолковичем потом? Стрескала его неемшая учительская орда или только слегка понадкусывала, как хохол яблоко в известном анекдоте?
– Да нет, ни то, ни другое, - заслуженный сержант гвардии линейного отдела Управления Внутренностей на транспорте "Октябрьский" потянулся к клизме, но Кубрик Клистирович успел выхватить инструмент из Портянкинского кушака и спрятал в ящик стола.
– Не успели. Начальник сельской милиции Озабот Ананьевич, видя такое дело, тут же вызвал сельский ОМОН, состоящий из пастухов, который и согнал весь скот в стойло.
Центрального голодовщика, душегуба и антрополога (сержант Портянкин пытался выговорить "антропофага", или "людоеда".
– Авт.), заделавшегося под учителя без дурацкой зарплаты, судили судом присяжных и приговорили к пожизненному заключению с отсрочкой исполнения приговора на три секунды, в которые он так и не уложился, выкрикивая обязательное в таком случае "Да здравствует увеличение ВВП на тридцать три срока!". Отбывал срок поверженное учительское отродье Безкол Безмонентный, знамо дело, в батином училище (опять оговорка, Портянкин-мл. имел в виду "узилище".
– Авт.), со всеми вытекающими для него последствиями с жирной БУРОЙ точкой.
ГЛАВА ЧЕТЫРНАДЦАТАЯ
– Неотвратимость наказания составляет краеугольный кирпич правовой надстройки!
– Петр Макарыч предпринял еще одну робкую попытку вознестись до уровня сержанта Милицкина Портянкина и выразиться абы как поумнее.
– На Радиорубке Американской Парфюмерной Фабрики "Свобода", кою я имею честь представлять в Вашем гвардейском "обезьяннике", установлена жесткая принципиальная и персональная ответственность каждого журналиста за совершенные злодеяния.
Вместе с тем, меры воздействия строго продуманы и завсегда приводят к блестящим результатам.
Эта история приключилась еще в прошлом веке, на заре девяностых. Наш выдающийся корреспондент (не помню, может, это был я? Нет, кажется, не я... Да и какое это имеет значение?), хорошенько подкрепившись на свадьбе троюродной племяшки, перепутал свой подъезд и, соответственно, квартиру.
Поэтому, когда дверь открыл сонный мужик в таких же вялых трусах, корреспондент, не раздумывая, вмочалил ему пятерней в рыло, а потом костылем в брюхо. В завершение он треснул мужика в трусах по голове бутылкой виски, прихваченной с брачной гулянки в "Nostalgie".