Приключения Петра Макарыча, корреспондента Радиорубки Американской Парфюмерной Фабрики "свобода"
Шрифт:
"А чем мы хуже?
– возмущались Курсанту космические девочки.
– Мы во сто крат круче земельных, в том числе и мужеполых! И в этом ты, трижды Лидер Обновленной Пешечной Калмыкии, Медународной Шахматно-Слоновой Конфедерации и Союза молодых киндепенгистов-уфологов, сейчас сам убедишься!"
Курсант Несгибаемый и взаправду постигал сию непреложную истину весь космический полет. Он скакал из одного конца тарелки в другой, из койки в койку, как лошадь по шахматной доске, а в небольших рекламных паузах девчонки-инопланетянки впаривали ему для последующего распространения на планете Земля новейшее
Очнулся Курсант в родном отчем доме, на ветхой дедушкиной раскладушке, в обнимку с явно внеземного страхолюдства калмычкой, вручившей ему удостоверение Посла Доброй Оли в виде многоразового многоступенчатого презерватива и Межпланетную золотую кредитную карту постоянного клиента Венеры, которую я у него выканючил на память вслед за Словарем-Фляжкой с калмыцким самогоном.
Захватывающее путешествие Курсанта Несгибаемого в неведомые миры опустошило ранимую душу сержанта. Милицкин Портянкин льстиво рыгнул, задержанный перевел дух и скомандовал: "Доставить!". Через минуту уголок врача в отделении транспортной милиции потеплел ровно на шестьдесят градусов.
– А как же начальство?
– журналист прижал "Словарь" Верховного Жреца Обновленной Пешечной Калмыкии к груди и в который уже раз убедился, что жизнь удалась.
– Как оно относится к пьянству на рабочем месте?
– Да обормотные оборотни сами всегда "под газом", - брезгливо прищурился сержант, - и если правоохреняешь быдло, вроде тебя, в трезвом виде, то это воспринимается ими как подсиживание.
– Портянкин сплюнул и угодил врачу в отвисшую засаленную манжету штанин.
– А что тут можно высидеть? Покаюсь, как зэк в тюремном Храме: Милицкин Портянкин запал на клоповный ментовской курятник только из-за своей Милицы. Через день, курва нажратая, приклеивается к вытрезвителю в чем мать родила, и я, вовкулака поганый, ее отмазываю. А заодно приглядываю за нашим майором, Хомутом Збруевичем Гужеватым, хахалем Милицки. Регулирую, так сказать процесс, чтоб не сильно шибко резвились и не пришлось травить их портянками.
Сержант умолк и обернулся ягненком. Журналист откупорил "Словарь".
* * *
Вы когда-нибудь пробовали калмыцкий самогон? Нет? А зря. Отличная вещь!
Как-то раз мы с Макарычем в необычайно трезвом виде заглянули в столичный китайский ресторан "Джинка", а тамошний повар - большой друг Макарыча и знаток калмыцкой кухни, тайваньский шпион Вань Жрать Дай (партийная кличка).
Интереснейший субъект! Его отец, Тай Сам Гон, видный китайский коммунист (прикрытие), содержал в Пекине по заданию тайваньской тайной полиции трех девок-калмычек, жутких распутниц и обжор. Во время оргий и застолий Таю предписывалось выведывать у них отношение калмыцкого населения к возможности присоединения Китая к Тайваню.
Тайваньский чекист готовить не умел и обязал потакать желудкам своих пассий сынка Ваня, отправив его поднатаскаться для пущей убедительности на факультет ядохимикатов Шанхайского Сельскохозяйственного Госуниверситета.
Даровитый отпрыск освоил кулинарное искусство от "а" до "я", и в результате прорвы испустили дух по случаю заворота кишок уже в дебюте группового секса с отцом, сыном и шанхайской таксой.
Умиротворенный Тай, по согласованию с тайваньской госбезопакостностью, отправил подающего блестящие надежды Ваня повышать квалификацию в Москву.
Здесь ему был приобретен китайский ресторан "Джинка" и поставлена задача пристрастить российскую столицу к калмыцкому самогону с последующим выуживанием у основательно разогретых посетителей заведения разделывательных данных о графике приема гостинцев в подземном офисе Админисрации Верховного Чародея на Новой Площади и замыслах китайских студентов российской Академии Рыцарства Плаща и Кинжала по переименованию пекинской площади Тянь Ань Минь в лобное место "Пиф Паф Труп".
Объявляю минуту молчания...
... ... ...
Вань, скажу я Вам, парень что надо! Он до трех часов ночи потчевал нас калмыцким самогоном, хотя мы заскочили перекусить. Жрать Дай уверял, что съестное к этой штуке не потребуется, и оказался абсолютно прав.
На исходе первого литра я перестал соображать, где нахожусь, принял Макарыча за столичного Мэвора и надавал ему тумаков за плохое освещение улиц в микрорайоне "Солнцево", по которым "в темное время суток разгуливают вампиры".
Чуть позже, когда мы укатали четвертый пузырь, досталось и самому повару. Я обвинил Ваня Жрать Дая в связях с северокорейской разделкой и попытке похищения российского ядреного чемоданчика, содержащего "новейший рецепт изготовления калмыцкого самогона из чрезмерно радио-активных журналистов".
Повара "Джинки" я пощадил, и лишь запустил в него мраморную пепельницу, угодив в челюсть и расплющив ее, в смысле пепельницу, так как челюсть Ваня, на случай возникновения подобных нештатных ситуаций, была изготовлена тайваньскими чекистами-физиономистами из титановых пластин.
Публика хохотала до упаду! Но пуще других веселился Вань Жрать Дай. Я устроил его самогону грандиозную рекламу. В тот вечер вся "Джинка" последовала нашему примеру и упилась калмыцким чудовищем так, что потом пришлось барбарисить в ней же еще два дня кряду, чтобы прийти в относительное чувство.
* * *
Макарыч булькал из Словаря-Фляжки в стакан Милицкиного сержанта с чувством смутной тревоги за последующее развитие событий.
Опасность исходила от жирного окорока Портянкина, на котором болталась суперновинка Тульской Швейной Фабрики - шестиствольный "Макаров", заряженный хвойными иглами, а в портянке правого сапога задыхался морской котик времен адмирала Ушакова - непременный атрибут экипировки современных элитных частей российской морской пехоты, к коим, несомненно, принадлежал гвардии линейный отдел Управления Внутренностей на транспорте "Октябрьский".
ГЛАВА ШЕСТНАДЦАТАЯ
Беспокойство Макарыча оказалось не напрасным. Хлебнув калмыцкой диковинки, сержант Милицкин Портянкин схватил за грудки сердягу-врача, приподнял на полметра от пола и стал трясти, как яблоньку, приговаривая:
– Куда спрятал, подлец, тархетки? Признавайся! В какую конуру запихнул тархетки?!
Кубрик Клистирович посчитал, что речь идет о клизме, запричитал ишаком и скосил поросячьи глазки на ящик стола, в котором дожидался Макарычева часа видавший зады инструмент.