Приключения Петра Макарыча, корреспондента Радиорубки Американской Парфюмерной Фабрики "свобода"
Шрифт:
Что? Древнегреческие собутыльники? Да ерш с тобой, заурядные совдеповские бухарины и лохмэны!
Слушай, чего я трезвоню-то тебе, рассольчик ты мой утренний. Помнишь историю с презервативами? Ну да, в бардачке разнесчастного "Жигуленка".
Так вот, с бамбуком Макарычем приключился похожий кипеж.
Раскинь локаторы. Девятая жена у этого ханурика была такая же припадочная маразматичка и придурошная гнида, как и ты, чертик мой этиловый!
Ну вот, понес этот недоносок сдавать в амбар мусор, да так по недоноскости и недонес, приволок его назад.
А
Только дантистушка моя спермостойкая повышибала тогда своему дырокольчику все зубы мудрости, "чтобы больше не мудропенисничал", как ты еще приговаривала, а она при поддержке мамашки окунула его чебурашку в котел с медно-никеливым сплавом.
Сказочная повесть, не правда ли? Теперь ты убедилась, что злосчастные таймырские презервативы оказались в бардачке по той же причине, что и спидокиндерпредохранители этого дупела Макарыча в мусорной авоське?
Отличие лишь в том, что я не успел их распаковать. Мессалина моя электрозаводская улизнула тогда из тачки, не расплатившись, да и всучила мне профнабор, оставшийся нетронутым в ходе фетишутех с ногинским граблелюбом. Я метнул их в бардачок да и выбросил из сердца вон.
Что устроишь, когда приеду домой? Натянешь мне на сообразиловку презерватив? Вот это лавандер! А какой? Синий, розовый или тот, который секс-провайдер твой, Утилит Скинэффектович Дисководов подарил, рыжеватый, гофрированный, наш любимый? Да не Утилит, а спермодамба!
Куда с ним отправишь? В Электрозаводск? А что мне делать в Электрозаводске-то, тем более с Утилитом? Не с Утилитом? А с кем же? С презервуаром на кентеле? Ну это еще куда ни шло, хотя и непривычно...
* * *
Объяснение Трансмиссия Газоотводовича с супругой Улитой Дальнозоровной завершилось жуткой руганью на противоположном конце мобильной связи. Покрышкин выглядел таким счастливым, что над его башкой отчетливо засиял нимб.
Батонэ Эпикур сделал немедленное философское обобщение.
– Вы - святой!
– воскликнул философ-романист с коммерческо-плутовской жилкой, неожиданно перейдя на "Вы".
В подтверждение неизмеримо возросшего уважения к гостю, Батонэ приподнял Покрышкина за грудки и тряханул так, что его и без того серьезно деформированная газовыводящая система пришла в окончательную негодность.
Посетители "Зова Судьбы" заткнули носы и стыдливо уткнулись в тарелки. Хозяин заведения спустил своего "святого" с небес на земную твердь и втиснул в излюбленные схемы.
– Прямо по Питириму Сорокину! "Альтруистическая любовь" - точно про Вас! Вы и есть то самое мерило моральных ценностей, герой любви и духовности, без которого общество сдохнет.
Макарыч воспользовался моментом и предложил обмыть пополнение в стане непорочно гадящих. Батонэ встрепенулся и, галантно схватив Покрышкина за шиворот, а Макарыча за чуб, потащил их к столику для почетных гостей. Он представлял собой выдающийся пенек.
– Это увеличенная копия сооружения, на котором раскидывал мозгой родэновский "Мыслитель", - хвастанул Эпикур.
– Глядь, гульнем за ним и тоже проникнемся чем-нибудь ладным.
Официант принес меню. Философ с душой романтика и повадками криминального авторитета настоятельно посоветовал журналисту отведать хинкали, прославлящие "Свободный ум" (отдел второй произведения Фридриха Ницше "По ту сторону добра и зла".
– Авт.), а автокучеру - грузинского карпа в пивном соусе по-аджарски, настаивающего на том, что "Народные массы умнее и постояннее Государя" (глава тридцать восьмая труда Никколо Макиавелли "Рассуждения о первой декаде Тита Ливия".
– Авт.).
Ледяная девяностодевятиградусная чача из глубоковредных скважин Панкисского ущелья в двадцатилитровой оцинкованной канистре из-под бензина взывала с этикетки к целой гамме переживаний.
"Одиночество. Тоска. Свобода. Бунтарство. Жалость. Сомнения и борения духа. Размышления об эросе" (глава вторая работы Николая Бердяева "Самопознание".
– Авт.) наставляли земных и земноводных, пернатых и грызунов, изображенных на этикетке с пивными кружками за общим столом, на путь духовного покаяния и нравственного очищения.
Эпикур поднял тост за возведенного им в ранг святого Трансмиссия Газоотводовича Покрышкина.
– Если бы на свете существовали одни только сволочи и скоты, типа меня, Макарыча, змей, волков, крыс, удавов, тараканов, ястребов, клопов, гиппопотамов, лесных ежиков и птицы Секретарь, то и в этом случае нас следовало разбавлять девственно невинными людьми и животными, такими как Вы, Трансмиссище Покрышкин!
– философские построения Эпикура выглядели, под стать чаче, практически стопроцентно безупречными и столь же чисто конкретными, как и Выдуры Верховного Смотрящего по Обновляемой Недомоченной Ичкерии (Чечне).
Компашка склинчевалась в брудершафте. Макарыч скрестил руки, как Пушкин на постаменте, и, взяв в каждую по стопке, накатил сам с собой, в два приема. Эпикур братанулся с Покрышкиным, но тоже весьма своеобразно. Каждый просунул правую длань с бокалом под левую мышку друга навек.
Трансмиссию "Непогрешимому" слегка не повезло. Его блаженное квакало уткнулось верзиле-визави в плечо, а в пупок вошло фонендоскопом днище "Балтики". Порожняя "сваренная для Вас" усилиями Макарыча надежно присосалась к ширинке "Pierre Cardin" Эпикура и не думала выскакивать на волю. В результате Газоотводович так и не газанул.
Сели за родэновский чурбан. Батонэ погладил Покрышкина по небритой щеке. "Святой" Трансмиссий, похоже, начинал входить в образ. Сутулый, с дебильной всепонимающей улыбкой на бледном челе, стеклянным пронизывающим взором и легкой укоризной в пыхтящих лошадиных ноздрях этому грешному миру, по которому, ничтоже сумняшеся, шастают такие протобестии, как деньги и власть, бабы и секс, да еще впридачу его жирная Улитка, окончательно выжившая из ума, шизоид Эпикур и репортеришко Макарыч, омерзительный до тошноты в заднице.