Приключения, почерпнутые из моря житейского. Саломея
Шрифт:
— О, верю, совершенно верю, — сказал магнат, — chavez-vous, я что взглянул на Москву, тотчас же понял, что это не Париж.
— Справедливое и тонкое замечание! — отозвался, наконец, сам хозяин. — Никакого сходства! Это удивительно! У нас так мало еще людей в кругу даже нашем, которые бы понимали истинное просвещение, что… но вы сами увидите у меня в доме все, что первенствует, даже не в одной Москве, но, можно сказать, в целой России… потому что tout ce qui excelle [189] не минует моего порога.
189
[189] Все выдающееся (франц.).
Только что вельможный барин кончил речь, как вошедший слуга доложил, что опять пришел подрядчик, да и каретник пришел.
— Ты видишь, что я занят, глупец. Что ж ты мне докладываешь о пустяках.
— Подрядчик просит ответа-с на письмо своего барина.
— Скажи, чтоб завтра пришел за ответом; а каретник пусть придет послезавтра.
После отданного таким образом приказания людям барин продолжал велеречиво суждение свое о том, что Москва нисколько не похожа на Париж и что это проистекает именно оттого, что русские не умеют жить; и присовокупил к тому очень дельное замечание, что Петру Великому следовало гораздо ранее заняться преобразованием России и что, если б он занялся этим заблаговременно, то просвещение и устроенное им регулярное войско предохранили бы Россию от нашествия монголов.
— Скажите! — воскликнул Волобуж, — всеобъемлющий гений сделал такое упущение, и этого никто до сих пор не заметил?
— Никто, решительно никто!
— Это удивительно! какая была бы разница!.. Chavez-vous, вот что хочется мне знать: приезжал ли пустынник Петр проповедовать в Россию крестовые походы?
— Пустынник Петр?… — повторил хозяин, припоминая.
— Кажется был, mon cher, — сказала хозяйка.
— Да! точно! именно был!.. позвольте, в котором это году?…
— Не трудитесь, пожалуйста, припоминать: хронология и в этом и во всяком случае пустяки. Мне желательно только знать, отчего Россия не согласилась участвовать в крестовых походах?
— Отчего! — воскликнул барин, — просто невежество, непросвещение и только. Участвуй Россия — о, дела бы взяли другой оборот: милльон войска не шутка.
— Dieu, dieu! [190] — проговорил магнат, глубоко вздохнув и уставив глаза на русского сеньора, — сколько в мире странных людей и событий!..
— Ах, — сказала хозяйка, наскучив разговором об исторических событиях России, — посмотрите на мою Леди… elle a dе l'esprit; [191] посмотрите, какие умные глаза.
— Чудные глаза! — сказал Волобуж, гладя Леди, и подумал: «На первый раз довольно!»
И он встал, раскланялся. С него взяли слово приехать на другой же день, на вечер.
— Да это злодей, просто злодей! — сказал Волобуж, сбежав с благовонной лестницы к подъезду.
— Что, сударь, верно, и тебе денег не платит? — спросил один из стоявших у подъезда двух человек.
«А! это, верно, подрядчик и каретник, — подумал магнат, взглянув на две бороды в синих кафтанах, — да, да, не платит!»
— Из магазина, верно, взял что?
— Нет, просто за визит не платит: делай визит ему даром, каков?
— Ты говори! все норовит на даровщинку; а еще такой барин и богач! прости, господи! заел у меня без малого тысячу!..
— Скажи, пожалуйста! каков! — сказал Волобуж, садясь в коляску.
— Куда прикажете? — спросил кучер.
— Куда?… вот об этом мне надо кого-нибудь спросить…
— Домой прикажете?…
— Ну, домой!.. что ж делать дома?… Дома люди обманывают самих себя, вне дома — обманывают других. Что лучше?… Фу, какой умница этот вельможа! В самом деле, если б Петр Великий начал преобразование России со времен Рюрика, то Россия с ее рвением к просвещению ушла бы далеко на запад, дальше солнца, если б не проклятые столбы… Да! кстати о просвещении… Ступай на Кузнецкий мост, во французский книжный магазин! Надо принять к сведению современный интерес, надо стать в уровень с мосье Baranovsky.
Приехав на знаменитый мост, магнат вбежал в книжный магазин и спросил современных книг.
— Каких угодно?
— Все равно, каких-нибудь; я ведь не люблю читать и размышлять, что хорошо или худо: и то и другое зависит от моего собственного расположения духа…
Лучшие сочинения теперь, я думаю, романы; в них и жизнь, и настоящая наука, и философия, и политика, и индустрия, и всё.
— Не угодно ли выбрать по каталогу.
— Да я приехал к вам, мой милый, не для того, чтоб терять время на выбор… Вы француз?
— Француз.
— Ну и прекрасно; давайте мне что хотите, — все хорошо; мое дело платить деньги, — чем больше, тем лучше.
Француз улыбнулся и собрал несколько романов.
— Не угодно ли вам эти?
— Очень угодно.
— Вот еще новое, очень занимательное сочинение.
— Роман? давайте, давайте! Не мало ли? Ведь я не читаю, а пожираю.
Набрав десятка два романов, Волобуж отправился домой и целый день провел в чтении. Но он читал, не разрезывая листов, не с начала, не от доски до доски, а так, то тот, то другой роман наудачу, как гадают на святках: что вынется, то сбудется. Это, говорил он, глупость, читать подряд; все равно, с краю или из середины; но главное, благоразумному человеку, посещающему свет, желающему говорить и рассуждать, нужны на ежедневный обиход карманные сведения, как карманные деньги. Почерпнув из книг или из журналов несколько блестящих, только что оттиснутых сведений, можно ехать с визитом, на обед, на бал, — куда угодно.
Когда Волобуж на другой день явился в гостиную русской Рекамье, для него уже было подготовлено знакомство, как для' особенно интересного, высокообразованного путешественника и сверх того магната венгерского.
Каждый человек до тех пор ребенок, покуда не насмотрится на все в мире настолько, чтобы понять, что все в мире то же что ein-zwei-drei, ander Stuck Manier, [192] и следовательно почти каждый остается навек ребенком.
Это правило можно было приложить и ко всем тем, которые наполняли гостиную супруги вельможного барина. Любопытство видеть интересного путешественника так раздражило нервы некоторых дам, что при каждом звуке колокольчике которым швейцар давал знать о приезде гостей, пробегал по и жилкам испуг, головка невольно повертывалась к дверям, уст) как будто зубками перекусывали нить разговора, и некоторые становились похожи на известное беленькое животное, которое прослышав какой-нибудь звук, осторожно поднимает свои длинные ушки и прислушивается: что там за чудо такое?
192
[192] Раз, два, три — и на другой манер штука (нем.).
Волобуж вошел и с первого взгляда поразил все общество; так взгляд его был смел и беспощаден, движения новы, а выражение наружности необычайно. Хозяин побежал к нему на встречу, — он взял хозяина за обе руки, как старого знакомого Хозяйка встала поклониться ему, — он без поклона сел подл нее и тотчас же начал по-французски, несколько английским своим наречием, разговор о Москве.
— Chavez-vous, мне Москва так понравилась с первого взгляда, что я намерен остаться в Москве, покуда меня не выгонят.