Приключения под водой
Шрифт:
Швартовая бочка весьма важна для безопасности судна, поэтому немедленно начались поиски якоря. Водолазы стали по очереди спускаться, и их тянули по дну на тросе. Погружения были кратковременными, так как глубина достигала более двухсот футов. Но якорь все еще не находили. Серванти предложил поискать бороздку, сделанную на дне обрывком цепи, и следовать по ней.
— Здесь глубоко, — сказал Кусто. — Осторожней. В один прием не найдете.
Он дал Серванти небольшой буй и рекомендовал привязать его к камню с тем, чтобы он мог, когда устанет, подняться и отдохнуть на нем. Буй был выкрашен в тот же желтый цвет, что и баллон со сжатым воздухом.
Серванти спустился под воду; пузырьки воздуха на поверхности показывали, где он находится. Но через десять минут пузырьки вдруг исчезли.
Альберт Фалька, лучший водолаз в команде, схватил акваланг и, как камень, ринулся вниз. Он плыл так быстро, рыская по дну, что почти выбился из сил, когда нашел Серванти. Тот был без сознания. Фалько и еще два водолаза вытащили его на поверхность, где немедленно поместили в рекомпрессионную камеру первой помощи на «Калипсо». Там ему сделали искусственное дыхание. Кусто дал команду идти полным ходом в Марсель, а пока послал радиотелеграмму пожарной команде с просьбой приготовить машину с рекомпрессионной камерой. Затем он позвонил врачу — специалисту по несчастным случаям под водой —и в больницу с просьбой подготовить большую рекомпрессионную камеру.
Было сделано все возможное. В Марселе, в камере пожарной команды, Серванти продолжали делать искусственное дыхание; потом поместили в больницу, и медицинский персонал боролся за его жизнь еще в течение пяти часов. Но вернуть Серванти к жизни не смогли.
Кусто был убит горем. Он чувствовал себя лично ответственным за случившееся. Вернувшись на остров, он взялся извлечь якорь сам. Серванти нашел якорь как раз перед тем, как потерял сознание, и обозначил его местонахождение маленьким желтым буем. Для Кусто этот буй был все равно, что прощальное слово умирающего. Совершив два продолжительных, утомительных погружения, он вытащил якорь на поверхность.
Но и после этого он не отдавал распоряжения о возобновлении работ на затонувшем судне. Кусто считал, что, как бы эти работы ни были полезны, он не имеет права рисковать жизнью молодых людей. Однако команда хотела продолжать, хотя столь же глубоко переживала утрату. Каноз-Киенци, товарищ и лучший друг Серванти, проявил такую же стойкость, как и остальные. На судно приходило много друзей, предлагавших свою помощь в любой доступной им форме. Но Кусто все еще не соглашался. Он уже почти решил полностью прекратить работы, но в это время пришла телеграмма от Бессона, бывшего члена группы, который служил в конструкторском бюро военно-морского флота. Телеграмма выражала соболезнование и заканчивалась словами; «Прошу принять меня на место Серванти».
Впоследствии Кусто рассказывал, что эта телеграмма подействовала на него, как струя свежего воздуха. Она сразу же рассеяла мрачное настроение, и на следующий день работы возобновились. Каноэ-Киенци сделался штатным членом команды.
Груз, который они поднимали, несмотря на свою уникальную ценность, был не единственной целью экспедиции. Археологов интересовало также и само затонувшее судно; причем они хотели не просто получить отдельные его части (достать их со дна моря было не труднее, чем глиняную посуду), а узнать, как оно выглядит и как построено.
В мае 1953 г. они добрались до киля. Он был сделан из дуба. Корпус судна был обшит свинцовыми
Бенуа отправился в Италию и порылся в документах, относящихся к тому периоду. Нашлись материалы, которые дали основание предполагать, что этого человека звали Маркус Сестиус; он был широко известным лесопромышленником и судовладельцем, жившим в III в. до н. э. Историк Тит Ливий неоднократно упоминал его имя и писал, что он поселился на греческом острове Делос и управлял там морскими перевозками. Ливий даже дал описание виллы, построенной Сестиусом.
Все это очень взволновало ученых, тем более что имелись и другие причины считать, что постоянной базой затонувшего судна был остров Делос.
Профессор Бенуа продолжал исследование и установил, что Маркус Сестиус в 240 г. до н. э. получил звание почетного гражданина Делоса. Если судовладельцем являлся именно он, то, по мнению Бенуа, данное судно пошло ко дну лет десять спустя.
Через год после начала работ в Гран-Конглуэ «Калипсо» взял курс на греческие острова, чтобы постараться повторить маршрут погибшего судна. Он шел вдоль побережья Италии, потом свернул в Мессинский пролив; дальше, пройдя по Ионическому и Эгейскому морям, достиг наконец острова Делос. Это было похоже на путешествие на машине времени назад в историю.
Кусто и несколько водолазов посетили вместе с профессором Бенуа музей, где увидели много обломков амфор, извлеченных из земли. На них были такие же торговые клейма, что и на амфорах, поднятых со дна моря. Но ни на одной из них не стоял знак «SES».
Затем они прошли в торговую часть старого Рима и осмотрели руины некоторых вилл; вошли во дворик, точно такой, каким его описывал Ливии в своем труде, посвященном вилле Маркуса Сестиуса, и подумали, что, может быть, стоят на обломках того, что служило жилищем человеку, пославшему свое судно в последнее плавание двадцать два столетия тому назад.
Конечно, это была лишь догадка. Не имелось никаких документов, подтверждавших, что это дом Маркуса Сестиуса и что он был владельцем судна. Никаких документов… И вдруг они увидели мозаичный пол с изображением дельфина, обвитого якорем — таким же, какой был изображен на извлеченных ими амфорах. Они столпились вокруг, чтобы посмотреть повнимательней, и обнаружили мозаичную работу, взволновавшую их еще больше. На ней был изображен трезубец с лептами. Трезубец по форме напоминал букву «Е», а между зубцами были две скобки, изогнутые в виде буквы «S».