Приключения Ромена Кальбри
Шрифт:
– Деньги у нас есть, нам же их сегодня принесли!
Едва я сказал последнее слово, как дядя под столом дал мне такого пинка по ногам, что я покачнулся на стуле.
– Что с тобой, Ромен? – спросил дядя как ни в чем не бывало и, подойдя ко мне, ущипнул меня за щеку до крови.
– Какой неловкий малый! – сказал он, обращаясь к Рафарену.
Рафарен не видел ни толчка ногой, ни щипка. Он смотрел на нас с удивлением, потом, догадываясь, что дядя хочет отвлечь его от разговора, вернулся к делу, которое было для него очень важным.
– Значит, деньги у вас есть? – переспросил он.
– Вот они! – сказал
Оба разом протянули к ним руки, но дядя оказался проворней: он схватил пачку и сунул ее в карман.
– Послушайте, Рафарен, – сказал он после минутного молчания, – я хочу сделать для вас все возможное. Я предлагаю вам три тысячи франков, которыми должен был уплатить один важный долг. Эти деньги я отдам вам с условием: вычеркните остаток моего долга вам, и эти деньги ваши.
Я ожидал, что Рафарен бросится дяде на шею, но ничего подобного не произошло.
– Но вы должны мне не три, а четыре тысячи! – Рафарен был в отчаянии.
– Ну, так что же?
– Вы и так уже сократили выплаты до четырех тысяч, урезая меня во всем. Ах, господин Кальбри, как же вы подводите меня!
– Вы не хотите брать три тысячи? Благодарю вас, мой друг, они мне пригодятся! Если я их и предлагал вам, то только для того, чтобы сделать вам одолжение.
Рафарен принялся опять убеждать дядю, но поняв, что того ничем не проймешь, сдался:
– Ладно, пусть будет по-вашему!
– Вот и хорошо! – сказал дядя.
Рафарен взял деньги, надел шляпу и сказал:
– Господин Кальбри! Мне больше по душе моя бедность, чем ваше богатство, нажитое бесчестно.
Дядя побледнел, губы его задрожали, но он быстро оправился и сказал, почти смеясь:
– Это дело вкуса.
Улыбаясь, он проводил Рафарена, как самого лучшего друга, до самой двери, но едва закрыв за ним дверь, влепил мне такую пощечину, что я упал со стула.
– Гадкий мальчишка! – воскликнул он. – Ты ведь сказал о деньгах, понимая, что именно ты делаешь!
Мне было очень больно, но это меня не остановило. Теперь я думал только о том, как бы ему отомстить.
– Да, конечно, понимал! – сказал я.
Дядя кинулся ко мне с кулаками, но я быстро шмыгнул под стол и вылез с другой стороны, так что стол оказался между нами.
Дядя еще больше рассердился, схватил толстую книгу свода законов и бросил ею в меня, да с такой силой, что я упал на пол. К несчастью, я ударился головой об угол и сразу не мог подняться. С трудом встав на ноги, я обнаружил, что из носа у меня льется кровь, а дядя даже не пытается мне помочь.
– Пойди, умойся, гадкий бездельник! – сказал он. – И помни: ты не должен вмешиваться в мои дела. Если ты когда-нибудь еще выкинешь что-то подобное, я тебя просто убью.
– Я уйду от вас.
– Куда?
– К маме.
– Да неужели? Ты принадлежишь мне в течение пяти лет, если только я захочу держать тебя!
– Я хочу к маме! К маме, к маме!..
– Дурак!
Глава VII
Побег
Уже давно я вынашивал мысль о побеге. Всякий раз, когда я был очень голоден или после наказания – а то и другое случалось почти каждый день, – я мечтал о том, как убегу из Доля в Гавр и поступлю на корабль. Когда дяди не было дома, я занимался изучением маршрута по большой карте Нормандии, которая
Теперь же, запертый в своей комнате, обмывая голову под краном, чтобы остановить кровь, я не видел более причин откладывать свое путешествие, меня больше не смущало то, что у меня нет ни единого су. Теперь уже весна, в лесах есть в гнездах яйца птиц, иногда там находят и деньги. Наконец, почему бы мне не встретить возницу, который согласится меня подвезти? Возможно, я даже получу и кусок хлеба в качестве платы за то, что буду править лошадьми, пока возница будет спать. Тут нет ничего невозможного, все это вполне может получиться. В Гавре – я не сомневался в этом! – капитан возьмет меня на корабль юнгой. Когда я вернусь домой в Пор-Дье, я отдам матери весь свой заработок. Ну, а если случится кораблекрушение? Что же, тем лучше: пустынный остров, дикари, попугай!.. О, Робинзон!..
Я уже не чувствовал боли от раны на голове и даже позабыл, что не обедал.
Каждое воскресенье дядя с раннего утра уходил в новое имение и возвращался только поздно вечером. Как хорошо, что сегодня суббота! С субботы до понедельника мы обычно не виделись с ним. Если я убегу сейчас же, то до понедельника пройдет целых тридцать шесть часов. Надо выйти, конечно, не через запертые двери, а через окно первого этажа во двор, где я пролезу через дыру Пато в сад Бугура, оттуда мне легко будет выбраться в поле.
Весь этот план я придумал, лежа в постели, ожидая только, когда дядя уснет, чтобы привести его в исполнение.
Скоро я услышал, как дядя ушел в свою комнату, но он сейчас же и вышел оттуда. Мне показалось, что он поднимается осторожно по лестнице. Его, очевидно, тревожит мысль, что я могу уйти к матери, и он идет посмотреть на меня. Он тихонько отворил дверь и осторожно подошел к моей постели. Я лежал лицом к стене и не мог его видеть, но я видел дрожащую тень на стене от его руки, которой он прикрывал пламя свечи. Я притворился спящим глубоким сном, но почувствовал, что он наклонился ко мне, осветил мою голову и поднял потихоньку волосы, которые прикрывали мою рану.
– Ничего, пустяк, – сказал он вполголоса и ушел так же тихо, как пришел.
Подобная осторожность и внимание еще вчера могли бы заставить меня переменить решение, но теперь было слишком поздно: я уже в воображении слышал запах моря и шум его волн, я уже был на пути к неизвестному.
Через час после ухода дяди, когда, по моим расчетам, он должен был уснуть, я встал и принялся собираться в путь. Я завязал в платок две рубашки, чулки. Одну минуту я колебался: не надеть ли мне парадное платье, которое я надевал к первой исповеди и которое, как мне казалось, придавало мне больше солидности, но потом решил, что куртка и панталоны из грубого матросского сукна в дороге гораздо практичнее. Ботинки я взял в руки, чтобы не стучать, и вышел из комнаты.