Приключения Ромена Кальбри
Шрифт:
Вдруг, оторвавшись от своего занятия и подняв глаза, я не увидел берега – он исчез в тумане. Небо стало бледно-серым, а море было так спокойно, что мы едва слышали его шум.
Будь я один, я бы немедленно вернулся на берег, потому что знал, как трудно найти дорогу к берегу по отмели во время тумана. Но де Бигорель не торопил меня, и я не осмелился предложить старику вернуться.
Между тем туман сгущался и приближался к нам.
– Ах, туман, туман, – наконец сказал де Бигорель. – Если мы не хотим погибнуть, то должны поспешить
Но тут облако тумана догнало нас и ушло вперед, и теперь мы уже ничего не видели – ни берега, ни моря в пятидесяти шагах позади нас; мы словно потонули в сером сыром тумане.
– Море там. Значит, нам надо идти вперед, – решил де Бигорель.
Идти вперед по песку, не имея никаких ориентиров, ни какой-нибудь колеи, ни следов или заметной покатости, чтобы почувствовать, спускаемся мы или поднимаемся, было очень трудно. Положение наше было весьма серьезным: нам нужно было пройти, по крайней мере, километра три, чтобы достигнуть безопасного места. После десяти минут ходу мы дошли до группы камней.
– Это Зеленые камни, – сказал я.
– Нет, это камни Пульду, – возразил де Бигорель.
– Нет, господин де Бигорель, это Зеленые камни.
Он потрепал меня по щеке:
– Кажется, у тебя упрямая голова.
Нам было очень важно знать, кто из нас прав. Если это были Зеленые камни, то идти следовало направо, а если бы мы были у камней Пульду, то нужно взять влево.
Днем эти камни легко было узнать, даже ночью при лунном свете я бы их не спутал, но в тумане мы видели только, что камни покрыты водорослями, и больше ничего.
– Давай прислушаемся, – предложил де Бигорель, – нет ли каких звуков со стороны берега. Это нам укажет, куда идти.
Но как мы ни напрягали слух, ничего не услышали. Мы словно потонули в белой вате, которая закрыла нам глаза и заткнула уши.
– И все-таки это Пульду, – сказал де Бигорель.
Я больше ему не перечил, и мы пошли налево.
– Иди-ка рядом со мной, дитя мое, – сказал он ласково, – дай мне руку: так мы не потеряем друг друга. И давай пойдем в ногу.
Так прошло еще минут десять.
До нас донесся слабый шум прибоя. Мы ошиблись: то были действительно Зеленые камни, и сейчас мы шли к морю и оказались от него всего в нескольких шагах.
– Ты был прав, – вздохнул старик, – нам следовало идти направо. Вернемся.
Вернемся куда? Как узнать, куда идти? Мы знали только, где море, потому что слышали, как волны мягко разбивались о берег. Но если мы удалимся от моря, то снова ничего не услышим и не будем знать, направляемся мы к берегу или от него.
Между тем темнота все более сгущалась, к туману прибавился сумрак приближающейся ночи, и мы уже не видели, куда ступали, а де Бигорель едва мог различить стрелку на своих часах. Было уже шесть. Начинался прилив.
– Нам надо спешить, – сказал де Бигорель, – иначе волна нас догонит. Море идет быстрее нас, оно движется
Он почувствовал, что моя рука дрожит, что мне страшно.
– Не бойся, дитя мое, ветер сейчас подует с берега и разгонит туман. Скоро зажгут маяк, и мы увидим его.
Но меня ничем нельзя было успокоить. Я чувствовал, что маяка мы не увидим. К тому же я вспомнил, что в прошлом году три женщины, неожиданно застигнутые туманом, утонули в море, и их нашли только через неделю. Я видел, как их принесли в Пор-Дье, и теперь они мерещились мне – страшные, в зеленоватых лохмотьях тины.
Как я ни старался удержаться, но все-таки заплакал. Де Бигорель не рассердился и постарался успокоить меня ласковыми словами.
– Давай покричим, – предложил он. – Если там есть таможенный сторож, он нас услышит и ответит нам. Должна же быть хоть какая-то польза от этого грубияна!
Мы принялись кричать: он – своим сильным голосом, а я – слабым и прерывающимся от слез. Но никто нам не отвечал, даже эхо. Эта мертвая тишина усиливала мой страх: мне казалось, что я уже умер и теперь бреду по дну моря.
– Идем, – сказал старик. – Ты еще можешь идти?
Он взял меня за руку, и мы пошли наудачу. Время от времени он обращался ко мне с какими-нибудь словами ободрения, чтобы я не раскисал, однако я чувствовал, что он беспокоится и сам не верит своим словам.
Прошло еще около получаса. В отчаянии я вырвал свою руку из ладони старика и с рыданиями упал на песок:
– Оставьте меня, я умру здесь!
– Ну, пойдем же, мой милый, уже начался прилив. Ну, не плачь, не плачь… Разве ты можешь умереть? Ведь у тебя есть мама. Вставай же, пойдем.
Но все было напрасно – я не поддавался на его уговоры.
Старик призадумался, но тут я вдруг громко вскрикнул.
– Что, дитя мое?
– Тут, тут… Наклонитесь ко мне!
– Ты, может быть, хочешь, чтобы я тебя взял на руки?
– Нет, нет. Дотроньтесь вот здесь.
И, схватив его руку, я положил ее на песок.
– Ну, и что же?
– Вы чувствуете? Вода!
Наш берег был покрыт мелким глубоким песком. Во время отлива вода, которую песок впитывал в себя, как губка, сбегала каплями, соединяясь в маленькие, почти невидимые ручейки, и все это по уклону сбегало к морю. Это и были те струйки, течению которых сейчас мешала моя рука.
– Берег там, я чувствую, откуда течет вода!
В ту же минуту я вскочил: надежда возвратила мне силы, теперь де Бигорелю не приходилось меня подгонять.
Я пошел вперед. Иногда я наклонялся, чтобы пощупать песок и определить направление, откуда течет вода.
– Ты молодец, – сказал де Бигорель, – правильно сообразил, как можно найти направление в тумане. Если бы не это, я думаю, мы погибли бы.
Но вскоре мне показалось, что струйки воды уже не бегут к морю. Мы прошли еще несколько шагов, я потрогал песок, но рука моя была суха.