Приключения Ружемона
Шрифт:
Счастливые люди, эти туземцы; они не имели даже понятия о том, что значит глухота. Безумие или помешательство тоже почти совершенно неизвестные им недуги. Во все время моих странствований я видел только одного помешанного туземца. Он лишился своих умственных способностей после того, как на него упало большое дерево, сломленное бурей, и зашибло его; туземцы почитали его за полуБога.
После того как крысы уже прошли, мы все еще продолжали следить за ними, как они стали спускаться в довольно большой заливчик и переплыли его, все также не размыкая рядов, после чего скрылись где-то в горах, расположенных не особенно далеко от залива. Ямба сказала мне, что это переселение крыс — явление вовсе не редкое, но они не всегда совершают свои походы в таком несметном количестве, какое нам пришлось видеть на этот раз. Кроме того, я узнал от нее, что отдельные отряды эмигрирующих крыс являлись часто виновниками
До этого времени мы постоянно в избытке находили пищу, но особенно желанным и приятным съедобным веществом на пути нашем к югу, ниспосланным нам свыше (в точном смысле этого слова), была так называемая мару. Вещество это, накапливающееся в продолжение ночи на деревьях, весьма похоже, как по виду, так и способу ниспадания своего сверху, на ту манну, которую Господь послал в пустыне народу израильскому. Мару, вещество беловатого цвета, нечто среднее между сырым хлопком и мелкой крупой. Туземцы изготовляют из него хлеб, и хотя последний чрезвычайно безвкусен, но зато удивительно питателен. Мару получается только в известное время; так, например, оно никогда не выпадает во время полнолуния.
Вообще, я должен заметить, что в продолжение этого нашего великого странствования к югу мы видели много любопытного и интересного в этой «стране чудес». Например, нас не раз посещали целые тучи стрекоз, а однажды, — то было несколько месяцев спустя после того, как мы покинули наше родное племя, — этих стрекоз налетело по нашей дороге такие сплошные тучи, что образовался живой мост через довольно широкий заливчик; кроме того, мне приходилось, в нескольких случаях, пробивать живую кору из этих насекомых, толщиной от 6 до 8 дюймов, чтобы добраться до воды в водоеме. Стрекозы эти отличаются желтовато-коричневой окраской (хотя многие из них бывают серые) и достигают от двух до четырех дюймов длины. Когда они поднимаются с земли, то производят при этом особый, трескучий, щелкающий звук. Они представляют из себя прелакомое блюдо, когда их поджарят на раскаленных докрасна камнях.
Ямба заведовала, конечно, стряпней, разводила огонь с помощью своей короткой дубинки, без которой никогда не обходится ни одна женщина-туземка, а я, со своей стороны, добывал змей, кенгуру и эму.
В ночное время мы ютились в маленьких шалашах из древесных ветвей и сучьев, перед которыми всю ночь горел костер. Когда мы были уже месяца три в пути, случилось нечто столь необычайное, что многие, конечно, не поверили бы, если бы только это не было общеизвестным явлением в Австралии.
Мы с Ямбой шли по сухой и гладкой равнине, поросшей невысокой травой; на целые мили кругом не было ни деревца. Желая закусить, мы спокойно расположились на траве, как вдруг увидели странного вида темное, почти черное облако, появившееся вдали, на горизонте. С величайшей радостью мы приветствовали его появление и следили за его приближением, так как оно предвещало дождь, который является настоящим благодеянием неба в этой безводной стране. Мы оставались в приятном ожидании до того самого момента, когда желанное облако очутилось у нас над самой головой; вдруг начался страшный ливень, но, к неописуемому моему удивлению, вместе с дождем стала выпадать из облака живая рыба, величиной с уклейку!
Когда этот удивительный ливень прошел, громадные лужи остались повсюду на поверхности почвы, и большинство из них положительно кишмя кишело живой рыбой.
Однако вся эта вода испарилась уже через несколько дней, а злополучная рыба, оставшись на суше, под влиянием палящих лучей солнца, стала быстро разлагаться, заражая окрестности невыносимым запахом.
Говоря о ливнях, я, кстати, вспомнил, что мне часто случалось слышать, будто туземцы Австралии всякий раз проявляют необычайную радость, когда заслышат гром. Это действительно верно, но замечательно, что я нигде не встречал объяснения этой радости и ликования туземцев по случаю грома. Объяснение же этому самое простое: туземцы знают, что гром предвещает дождь, который является благодатью Божией для этой страны. Я в первый раз в жизни видел рыбный дождь, хотя не раз был раньше удивлен, видя, что водоемные ямы и даже лужи в луговых долинах часто кишмя кишели рыбой после того, как прошел дождь. Надо еще заметить, что там, где вода не испаряется, эти рыбы вырастают и плодятся с изумительной быстротой. Это я замечал еще в то время, когда жил вблизи Кэмбриджского залива, среди своих чернокожих друзей.
Возвращаюсь, однако, к описанию самого путешествия. Пробыв некоторое время в тех местах, где выпал рыбный дождь, мы жили почти исключительно
Во время нашего странствования мы почти все время переходили от одного племени туземцев к другому; с одними мы оставались некоторое время — просто только обменивались приветствиями, а с некоторыми шли до тех пор, пока они шли к югу, и расставались, как только они сворачивали к северу. Вследствие того, что путь туземцев, как я уже говорил выше, всегда лежит от одного колодца, или водоемной ямы, до другого, весьма естественно, что они не придерживались никакого определенного направления.
Случалось, что какое-нибудь племя, с первого взгляда, отнесется к нам как бы враждебно, но я всякий раз без особого труда умудрялся приобрести их доброе расположение несложными дипломатическими приемами и кое-какими акробатическими фокусами. Любопытно заметить, что многие туземцы вовсе не были удивлены при виде человека другого цвета кожи, чем они сами; быть может потому, что они все свое изумление и удивление приберегали для Бруно, его удивительных проделок, его лая и для фокусов и гимнастических упражнений белого человека.
Здесь я должен сказать, что в тех случаях, когда нам приходилось встречаться с враждебными племенами туземцев, которые отказывались от моих дружественных приветствий, я смело вбегал в середину кучки и перекувыркивался несколько раз кряду через голову, по примеру того, как это делают лондонские уличные мальчишки для увеселения гуляющей публики. Эта немудрая забава неизбежно вызывала громкие раскаты смеха и как-то сразу улаживала все недоразумения.
Я помню, как однажды мы с Ямбой были напуганы внезапным появлением из-за гребня холма толпы человек в двадцать чернокожих в полном боевом вооружении. Они имели вид весьма внушительный и представляли собой довольно грозную силу. Завидев нас, они остановились, а я приблизился к ним, объявляя, что я не враг и показал при этом мою неразлучную со мной палку, заменявшую мне пропуск. Впрочем, надо заметить, что этот талисман производил не одинаковое действие на различные племена туземцев. Ямба ничего не могла мне сказать о том, кто были эти люди: бормотали они на каком-то таком наречии, которого ни она, ни я не могли понять. Я прибегнул тогда к неизбежному изъяснению знаками и этим способом дал понять, что желаю провести с ними одну или две ночи, но они продолжали грозно и враждебно потрясать своими копьями. Ямба поспешила тогда шепнуть мне на ухо, что лучше нам вовсе не трогать их и идти своим путем, так как они, по-видимому, были озлоблены. Это был совершенно необычайный случай проявления упорного недоброжелательства.
Поэтому, невзирая на совет Ямбы, мне и на этот раз не хотелось удалиться и признать себя побежденным. Поспешно достав одну из своих камышовых свирелей, я принялся неистово выплясывать ирландский жиг под свою собственную музыку. Это произвело совершенно магическое действие на озлобленных и свирепых туземцев. Они тотчас же побросали свои копья и принялись громко хохотать. Я плясал перед ними до устали и, наконец, закончил это увеселение тем, что перекувырнулся несколько раз через голову, что произвело на них громадное впечатление.
Таким путем я и на этот раз победил. Когда я кончил, они приблизились и приветствовали меня самым дружественным образом, и с этого момента мы стали друзьями.
Грозные воины зазвали нас в свой стан, в нескольких милях расстояния от того места, где мы встретили их, и задали в нашу честь большой пир, на котором до глубокой ночи все воспевали те удивительные вещи, которые они видели в этот день от белого человека.
Та местность, в которой мы встретились с этими туземцами и где был расположен их стан, была неровная, каменистая, холмистая страна, изобиловавшая, впрочем, такого рода пищей, как коренья и змеи, особенно последние. Радушные хозяева наши, как видно, только что принимали участие в военном набеге, потому что у них были необычайно громадные запасы пищи. Я в такой мере приобрел их расположение, что даже перед отходом ко сну повесил свой лук и стрелы вместе с их копьями. Выражение «повесил» может, без сомнения, показаться странным читателю, а потому спешу пояснить, что туземцы действительно имеют обыкновение связывать в пучки свои копья и затем вешать их на кусты.