Приключения знаменитых первопроходцев. Азия
Шрифт:
Чтобы попасть из колонии европейцев в южную часть города, Руссе приходилось проходить через обширное предместье, и там он не без интереса наблюдал за жизнью корпораций ремесленников. Люди одной профессии селились в одном квартале то ли случайно, то ли намеренно. Миновав рынок соленой рыбы, где витал острый запах рассола, исследователь оказывался на узких улочках, где жались друг к другу лавчонки суконщиков, сапожников, шляпников. Затем он оказывался в кварталах краснодеревщиков, мастеров по изготовлению лаковых ваз и прочих ценных вещиц из лака, жестянщиков и медников, ювелиров, изготавливавших украшения из натуральных и поддельных камней, мастеров каллиграфии, вышивальщиков и так далее, и так далее… Узкие грязноватые улочки предместья, до отказа забитые толпами покупателей и носильщиков, упирались в массивные ворота городских стен, увенчанные высокой башней, охраняемые и днем и ночью.
Как только человек проходил через городские ворота и оказывался в самом городе, шум и крики стихали, словно по мановению волшебной палочки. На главной улице все же царило кое-какое оживление, но вот боковые улочки, казалось, навсегда погрузились в сон. Нигде больше не было видно мастерских под открытым небом, лавочек, где продается всякая всячина, складов и витрин, где ремесленники выставляют напоказ творения своих рук. Изредка на вымощенных гранитными плитками улицах слышались неторопливые шаги почтенных граждан, ибо здесь обитали образованные китайцы, занимавшие свое, особое, весьма значительное место в обществе, о котором европейцы знали очень мало.
Как справедливо замечает Руссе в своей книге, явившейся настоящим откровением для его соотечественников, путешественники совершали очень большую ошибку, когда забывали о существовании целого слоя образованных горожан или относились к этим людям с презрением, не придавая им никакого значения. Многие европейцы полагали, что достаточно было изучить характеры и нравы тех китайцев, с которыми они вступали в контакт в портах, а затем сделать определенные выводы и распространить свое мнение на все остальное население Китая. Но с тем же успехом какой-нибудь китаец мог бы считать, что имеет полное представление о французском обществе, ограничившись знакомством с обитателями предместий больших портовых городов во Франции.
Другие же путешественники ударялись в иную крайность: они ограничивались сведениями, полученными от людей, постоянно общавшихся с официальными лицами, а потому посчитали самым типичным представителем китайского общества хитрого, изворотливого, недоверчивого и надутого спесью мандарина. Таким образом, они приписали всей нации пороки, свойственные лишь бесчестной администрации.
За исключением некоторых миссионеров-протестантов и очень редких представителей консульской службы, иностранцы в Китае почти не пытались проникнуть в китайское общество, но, напротив, питали к этому обществу и к совершенно незнакомой им культуре живейшее презрение, так как их головы были забиты идеями о превосходстве белой расы, а также еще и потому, что китайцы, с которыми они обычно общались, заставляли их относиться с величайшим недоверием и ко всей остальной нации.
Со своей стороны, китайская буржуазия, в качестве образованного класса не слишком почитавшая торговлю, видела в прибывших из-за моря чужеземцах людей, ведомых только страстью к наживе, а потому не испытывала к ним ни малейшего интереса и платила иностранцам той же монетой. Из всего вышесказанного следует, что и те и другие сохраняли свои предрассудки, и каждая сторона обвиняла другую во всех мыслимых и немыслимых грехах. Однако образованные китайцы в большинстве своем люди очень гостеприимные и приветливые. Они превосходно принимали тех редких иностранцев, что давали себе труд изучить китайский язык, познакомиться с обычаями китайцев и выражали желание общаться.
Леон Руссе имел счастливую возможность проникнуть в замкнутый круг образованных горожан, и то, что он смог узнать о нравах, царивших в этой среде, о внутреннем устройстве хозяйств горожан, заставило его преисполниться уважением к крепчайшим семейным связям, составлявшим основу социального устройства китайского общества.
По свидетельству Руссе, глава семьи пользовался непререкаемым авторитетом и глубочайшим уважением тех, о ком он неустанно пекся. Установленного в этих небольших сообществах патриархального порядка вполне хватало для того, чтобы члены семейств жили в покое и мире. В то время как женщины под руководством супруги главы семьи выполняли работу по дому, мужчины занимались каким-либо ремеслом или находили применение своим знаниям где-нибудь вне дома. Пока жив отец, все дети, сколько бы им ни исполнилось лет, жили под отцовской крышей. Исключение составляли замужние дочери, которые отправлялись, разумеется, в семьи своих супругов. Что же касается молодых людей, то их обычно женили в очень юном возрасте, и целью таких ранних браков был количественный рост семейства, так что в Китае можно было нередко видеть под одной крышей представителей четырех поколений.
«Глава семейства всегда столь добр к своим чадам и домочадцам, что они легко несут бремя его власти, — писал Леон Руссе. — Каждый член семьи обычно без жалоб и выражения неудовольствия склоняется перед авторитетом отца, деда и прадеда. Никто даже не помышляет избавиться от опеки патриарха или оспорить его право распоряжаться в доме. Ни разу за все время моего пребывания в Китае я не слышал ни единой жалобы по этому поводу. Старшие члены семьи первыми подают пример послушания и почтительного поведения по отношению к главе семьи. Я видел, как сорокалетний мужчина стоял и ждал, пока его отец предложит ему сесть. Старик же, отец человека, о котором я рассказываю, был одним из самых почитаемых членов небольшой общины и, хотя и не занимал никакой должности, все же пользовался среди соседей огромным уважением.
Когда наместник Цо явился в Фучжоу, чтобы возглавить провинцию, он прежде всего пожелал познакомиться с самыми уважаемыми гражданами. Прослышав о существовании в городе весьма почтенного старца, новый губернатор написал ему послание, в котором извещал главу уважаемого рода о том, что, по единодушному мнению сограждан, он является одним из самых достойных и мудрых горожан, а потому наместник императора будет счастлив с ним встретиться и побеседовать. Чтобы показать, какое глубокое почтение он питает к старцу, губернатор приказал послать за ним свои парадные носилки, украшенные особыми знаками отличия, на которые имели право только мандарины самого высокого ранга. Почтенный глава многочисленного рода отправил, однако, обратно носилки вместе с носильщиками, так как скромность не позволила ему занять в них место, а сам отправился во дворец наместника, наняв простого рикшу. Новый губернатор довольно долго беседовал со старцем, в результате чего проникся к собеседнику еще большим уважением. Впоследствии он поддерживал с почтенным патриархом дружеские отношения.
Когда мне об этом рассказали, я был потрясен. Такое внимание! Такая забота! Такое почтение со стороны могущественного, облаченного государственной властью высшего чиновника к простому подданному императора, человеку весьма небогатому и отличающемуся от всех прочих только тем, что он пользуется высоким авторитетом в обществе благодаря своей мудрости и честности! И такая невероятная скромность старца, который мог бы возгордиться тем, что встречи с ним ищет столь значительное должностное лицо! Да, довольно занятно наблюдать, как монархия дает нам пример самых высоких республиканских добродетелей! И подобные добродетели можно нередко встретить в стране, правителей которой мы привыкли изображать в виде абсолютных деспотов».
… В лабиринте тихих улочек, где обитают образованные горожане, так сказать, душа Китая, находится квартал или, лучше сказать, скопление домов, которое редкие европейцы, посещающие эти места, называют улицей диковинок. Там живут около тридцати торговцев, в чьих крохотных лавчонках можно найти самые невообразимые вещицы, которые по окончании последней войны с Китаем появились в изобилии и в Европе: безделушки, изделия из бронзы и кости, лаковые вазы и шкатулки, посуда из тончайшего фарфора, фигурки из нефрита, инкрустированные перламутром предметы меблировки, редчайшие ткани. И все это в изобилии громоздится на полках. А посреди лавочки восседает хитрющий, изворотливый хозяин, способный заткнуть за пояс любого самого искушенного антиквара-европейца. Поэтому очень важно, чтобы зашедший в лавку любитель древностей был действительно знатоком в этом деле, то есть знал истинную цену предметов старины и не дал бы себя облапошить. Китайские торговцы с поразительной ловкостью умеют пользоваться безрассудством вновь прибывающих в Китай европейцев, так как те, не изучив еще как следует обычаи этой страны, теряют самообладание и забывают об осторожности. Переговоры о покупках редкостей следует вести тем более осторожно потому, что китайцы умеют столь искусно изготавливать подделки под старину, что их практически невозможно отличить от истинных произведений древнего китайского искусства. К тому же они безумно, безбожно завышают цены. Предмет, оцененный торговцем в пятьсот франков, вы получите всего за сто, если сохраните хладнокровие и проявите терпение.