Прикосновение к огню
Шрифт:
Сила, до сих пор питавшая его, вдруг куда-то исчезла. Она пряталась где-то рядом, манила к себе, но не давалась. Черт бы ее подрал, эту сволочь! Как она ему надоела!
Ярость переполняла его, требовала немедленного выхода. Пусть опасно, пусть безрассудно, но он должен что-то сделать сейчас же, среди бела дня, иначе ярость задушит его! Он поехал по Кроуфорд-стрит, оглядываясь по сторонам. Но рабочий день был в разгаре, люди сновали туда-сюда, и он безрезультатно доехал до Брод-стрит и направился дальше, на запад. Моросил дождик. Ему
Чем дальше от реки, тем беднее становились кварталы. Приятные на вид ресторанчики и чистенькие домики сменились тусклой чередой заброшенных строений и складов. Немытые окна и проржавевшие металлические решетки как будто сами просили, чтобы их убрали с глаз долой, они не хотели отравлять людям жизнь своим мерзким видом.
Он подумал, что мог бы с удовольствием удовлетворить их просьбу и сжечь весь этот квартал. И тот, который за этим. И следующий. Яркий огонь запылал как наяву. Он вызвал его к жизни силой воображения.
Вдруг его внимание привлекла витрина мебельного магазина. Он посмотрел на часы. Еще нет девяти. А магазин открывается в десять. Замечательно. Он свернул налево, потом еще налево, проехал до ближайшего перекрестка и остановился. Достаточно близко, чтобы быстро добежать, достаточно далеко, чтобы не заметили и не запомнили.
Он надел плащ, проверил, на месте ли фонарик, взял с заднего сиденья свой верный ломик.
Ему повезло: пока он шел к служебному входу магазина, улица оставалась пустынной. Ему опять повезло, когда он подошел к нужной двери: она была не металлическая, а деревянная. На ней поблескивал хилый замок — одно название, а не замок.
Он просунул ломик в замок и нажал. Не сразу, но дверь все-таки поддалась.
Он проник внутрь. Вместе с ним в помещение ворвался свежий влажный ветер, потревожив бумаги, лежавшие на столе у дальней стены. Пахло плесенью. У ближайшей стены скопилось немало мышиного помета. Все приметы говорили о том, что это подержанная мебель, никому не нужная, кроме мышей.
Очень осторожно он открыл следующую дверь. Там висела тишина, нарушаемая только его дыханием, участившимся от предвкушения скорого пожара. Он чувствовал, что вдохновение уже готово вернуться к нему.
В комнате он увидел керосиновый примус и канистру, как оказалось, почти полную. Как ему сегодня везет!
За другой дверью был склад. Там было темно, но он не стал включать фонарик, предпочитая ориентироваться по слабому свету, идущему из оставленной открытой двери. Это был не склад, а мечта поджигателя: деревянная мебель стояла вплотную друг к другу, даже на полу было чем поживиться огню: под ногами шуршал использованный упаковочный материал. Столы, стулья, полки, кровати, диваны… Как хорошо будет гореть!
— Слава тебе, Господи! — сказал он.
Вдруг заскрипела какая-то дверь. Он отпрыгнул и спрятался за шкаф. Дверь открылась, и полоска света упала прямо на то место, где он только что стоял. Злоба стала расти в нем, черная и колючая.
Сволочь! Это все из-за нее! Да, пока она жива, не видать ему удачи…
В дверном проеме появилась тень, загородившая собою почти весь свет.
— Кальвин, это ты?
Голос выдавал преклонный возраст говорившего.
— Я слышал, как ты возился с дверью. Что, опять не мог открыть?
Огнепоклонник задержал дыхание и стал лихорадочно соображать, перебирая в уме разные варианты.
Человек сделал несколько шагов вперед.
— Кальвин, ты здесь? — еще раз громко позвал он, а потом добавил тоном ниже: — Где этот проклятый выключатель?
Все варианты отступили перед одной железной необходимостью. Он осторожно опустил канистру на пол и стал подкрадываться к старику, прячась за шкафами. Его резиновые подошвы ступали мягко и бесшумно.
Он сильно ударил сторожа по затылку. Тот стукнулся о стенку лбом, тихо охнув, отскочил от нее, как резиновый мячик, и упал навзничь.
Огнепоклонник наклонился и пощупал пульс. Пульс был, хотя слабый и неровный. Он перешагнул через затихшего старика и стал шарить по стене в поисках выключателя. Потом, обнаружив, щелкнул им. Яркий свет залил помещение склада.
Старик не был похож на его деда. Тот был крупным, крепким. А этот мелкий, плюгавый, кожа да кости. Кровь из кривого разбитого носа заливала нижнюю часть его лица, окрашивая челюсти в алый цвет. Лоб тоже пострадал, из ссадины кровь стекала на виски, скапливалась на бровях, но глаз еще не заливала. Полуоткрытый рот показывал ряд желтых зубов заядлого курильщика.
— Эй ты, пердун старый, — сказал Огнепоклонник. — Попался ты мне под руку. Не повезло тебе сегодня, старина.
Подобрав обрывок бечевки, он связал сторожа и принялся за любимое дело.
Заставил коробками полки книжного шкафа. Потом поднял кровать и грохнул ее о бетонный пол. Расщепленные доски тоже плотно утрамбовал в шкаф.
Использовал стружку, чтобы заткнуть щели между коробками и досками. Руки начинали дрожать. Пьянящий восторг разливался по телу.
Он взял канистру и вернулся, остановившись над сторожем, который уже начинал тихо стонать. Эта старая перечница, конечно, плохая замена Лу Малотти, пышнотелой и полногрудой, но что делать, ничего более подходящего под рукой не оказалось.
Старик открыл глаза. Не сразу они прояснились и сфокусировались на лице поджигателя. Страх отразился в них.
— Пожалуйста! — простонал он. — Не надо, возьмите деньги, возьмите что хотите, я вас не выдам, я ничего не скажу!
— Нужны мне твои деньги! — сказал Огнепоклонник.
— Не надо меня бить, я ничего никому не скажу…
Поджигатель промолчал. Нагнувшись, он взял старое тело под мышки и оттащил его в сторону.
— Что вы делаете? — спросил сторож голосом, полным страха и отчаяния.