Прикосновение к огню
Шрифт:
— Слушай, тебе это очень надо? — спросил Ирвин.
— Это моя работа, — ответила она, прислушиваясь к холодному, скользкому страху, заползающему в душу.
— Я лучше здесь посторожу, — сказал он и добавил: — Внутри ведь никого нет, правильно? А снаружи опять кто-нибудь может подстроить какую-нибудь пакость, верно?
Лу внимательно посмотрела ему в глаза.
— Весьма логично, — сухо сказала она.
— Проследи, чтобы никто не подходил к люку, пока я внизу. Тогда я прославлю твою смелость и мужество по всей судоверфи.
Она потрогала
— Эй, — позвал Ирвин, — не забудь, что через полчаса — перерыв.
— Не беспокойся, так долго я не задержусь.
Ей очень не хотелось лезть, и каждое движение сопровождалось громадными усилиями. Поджилки тряслись, колени подгибались. «Идет борьба высокого духа с презренной материей», — подбадривала она себя. Из груди вырывалось шумное, хриплое дыхание, такое громкое, что она боялась, как бы Ирвин его не услышал.
Она спускалась осторожно, нащупывая и пробуя каждую ступеньку. Спустившись в трюм, перевела дух и сделала шаг в сторону от лестницы.
— Ну как ты? — В отверстии люка показалась голова Ирвина.
— Прекрасно, — солгала она.
На самом деле Лу чувствовала себя как в гробу. В собственном гробу. Волевым усилием она вернулась к своим обязанностям. Проверила лампочки, оглядела пол, не лежит ли там чего-нибудь, перелезла через отверстие в переборке в другое отделение. Снова тот же порядок действий. И еще раз повторить. Поджилки все тряслись, вдобавок страх стал холодными когтями царапать спину между лопатками.
Вот она добралась до нужного отделения. Вот здесь стоял Фаган. Вот здесь работал сварщик. Как его звали, беднягу? Она представила, как они чувствовали себя в свои последние мгновения, когда канистра уже упала и искры…
Лу тряхнула головой, чтобы прервать игру воображения, и попыталась сосредоточиться на рутинной работе. Она нахмурилась, увидев, что сварщики сделали работу наспех.
Да, похоже, придется торчать здесь часами и ловить на себе ненавидящие взгляды.
Внезапно погасло освещение. Она стала задыхаться и в течение нескольких секунд была совершенно уверена, что настал ее последний час. Ей хотелось визжать, бежать, броситься на металлическую стенку и бить ее, колотить, сломать, вырваться наружу… Дыхание вырывалось из груди с громкими всхлипываниями. Что ее ожидает? Она сгорит заживо или умрет от удушья?
Малотти! Возьми себя в руки! Умри как человек! Борись до конца! Подумай, что можно сделать!
Заставляя себя двигаться вопреки сковывающему страху, она достала из сумки фонарь и включила его. Скудное освещение придавало внутренностям танкера еще более зловещий вид.
Она вытащила также большой гаечный ключ и сжала его в руке. Лу понимала, что это оружие не защитит ее, но все-таки чувствовала себя немного увереннее.
— Лу?! Это ты?!
Голос Ирвина! Это были самые приятные на свете звуки, какие только довелось ей услышать в своей жизни! Она увидела в отверстии люка его голову, осененную светом, как святым нимбом.
— Я здесь, — крикнула она, преодолевая последнее препятствие. — Почему нет света?
— Какие-то идиоты решили повеселиться! — ответил Ирвин. — Они хотели тебя напугать. Выключили свет и слушали, будешь ты выть или нет.
— Что? — не веря ушам, тихо спросила Лу. — Это была шутка? — Ярость заполнила ее до краев. — ТАК ЭТО БЫЛА ШУТКА? — закричала она изо всех сил.
Она не помнила, как поднималась по лестнице, как выбиралась из люка. Сознание вернулось к ней тогда, когда она увидела стоявших в отдалении троих ухмыляющихся рабочих и почувствовала тяжесть гаечного ключа в руке.
— Ну как, Малотти? — спросил один из рабочих. — Страшно? Наложила небось в штаны? Как бы нам не поскользнуться на ее дерьме, ребята! Надо бы сначала вызвать уборщиков.
С криком, с каким, наверное, первобытные люди бросались на мамонта, Лу кинулась на них. Позади нее кричал Ирвин:
— Малотти, ты что? Мужики, атас! Мотайте скорей, пока не получили!
Рабочие быстро скрылись из виду. Лу остановилась, пытаясь отдышаться. Сзади подошли Ирвин и Тейт Бухольц.
— Каковы мерзавцы! — сказал Тейт. — Мне очень жаль. У двадцатилетних салаг бывает в головах больше смысла, чем у таких, как эти…
Лу постепенно пришла в себя.
— Дураков везде хватает. Этих ты знаешь?
— Я всех знаю, — многозначительно сказал Тейт. — И уволю, если хочешь. Расскажу только начальству об их своеобразном чувстве юмора — этого будет достаточно.
Очень соблазнительно. Но она когда-то решила не смешивать личные отношения с производственными и твердо держалась своих правил двадцать три года подряд, так неужели она станет изменять себе из-за каких-то недоумков? Кроме того, есть на свете вещи и похуже, чем сидеть в темном трюме, и она им это покажет. Дураков надо учить.
— Нет, не надо их увольнять, — сказала она. — Пусть они лучше вычистят дно свалки не больше чем за месяц.
Усмехнувшись, Тейт по-военному отдал честь.
— Так точно, мадам. Ну ты даешь, Лукреция!
Ирвин подал ей каску, слетевшую во время погони.
— Фонарик остался внизу, — сказал он. — Ты, естественно, сегодня за ним уже не полезешь?
— Ничего ты не понимаешь в нашем деле, — сказала она, надевая каску и направляясь к люку. — Работа есть работа, она должна быть выполнена правильно, аккуратно и в срок.
Они шли некоторое время молча, но было видно, что охранник собирается что-то сказать и не знает с чего начать.
— Лу, — в конце концов решился он, — надеюсь, ты не думаешь, что я имею к этому какое-то отношение?
— Забудь, Ирвин, — сказала Лу, хотя не до конца верила в его невиновность.
Возбуждение улеглось, навалилась усталость. Она посмотрела на часы.
— Как ты насчет того, чтобы немного перекусить?
Ей пришлось платить за него, потому что он забыл захватить с собой деньги.