Прикосновение ненависти
Шрифт:
Как он собирается защищаться?
Я задаю глупые вопросы. Насколько я знаю, он проверяет это место. Он никому не причинит вреда.
Я думала, что уже давно не верю в сказки.
Нет, он собирается причинить кому-нибудь боль. В этом и заключается цель. Причинить боль. Это было написано на всем его теле — каждый напряженный мускул, каждое ворчание, исходящая от него напряженность. Чем быстрее мы приближались к этому маленькому домику в лесу, тем страшнее он выглядел. Более решительным.
Он сорвется на ком-то.
Сколько времени прошло? Он зашел внутрь? Минуты текут так медленно, когда ты ожидаешь чего-то, чего может и не произойти. Я не заметила никаких изменений в освещении двух передних окон.
Мне нужно перестать думать. И определенно нужно перестать задавать вопросы. Я соберу все воедино самостоятельно.
— Что бы он ни делал, у него есть веская причина.
Произнесение этого вслух немного помогает. Недостаточно, но немного. Я знаю, что пытаюсь оправдать его проступки, но у меня нет права судить его. Я еще не знаю всей истории, и у меня нет причин ему не доверять.
Я барабаню пальцами по бедру, когда холод просачивается в салон джипа, но я не обращаю на него внимания. Не уверена, как долго он отсутствует. Думаю, несколько минут, но кажется, что дольше. Между верхушками деревьев не видно ни малейшего просвета. Уже совсем стемнело, а Рена все нет. Возле дома нет никакого движения. За окнами не мелькают тени.
Будет чудом, если я выберусь отсюда без криков. Напряжение настолько велико, что сжимает меня изнутри до тех пор, пока у меня не остается другого выбора, кроме как сжаться, как пружина, или взорваться, как бомба.
А если с ним что-то случится?
Отлично. Мне же нужно было чем-то занять свои мысли. Я даже не смогу убежать, если поблизости будет опасность. В темноте, не зная, где я нахожусь, вокруг меня могут быть невидимые угрозы, готовые выскочить и напасть.
Я никогда не прощу себе, если сижу здесь, ничего не делая, пока он, в этот момент, находится в опасности. Может быть, ему нужна помощь. Что, если он ранен и не сможет вернуться ко мне самостоятельно? Я не справлюсь со всеми страшными, болезненными сценариями, проносящимися в моей голове. От них мне не защититься.
Уф. К черту все это. Мне нужно хотя бы узнать, все ли с ним в порядке. Он не мог ожидать, что я останусь здесь все это время, одна, не зная, что он в безопасности.
Осторожно выхожу из джипа и оставляю дверь приоткрытой, чтобы в салоне горел свет — иначе у меня возникнут проблемы. Мое чувство направления не самое лучшее при дневном свете. Найти затемненную машину посреди леса? Забудьте об этом.
Темнота давит на меня со всех сторон, такая полная, что кажется почти тяжелой. Настолько тяжелая, что я едва могу дышать со всей этой тяжестью у меня на груди.
Мои ботинки почти не шумят по гравию, и я задерживаю дыхание, боясь, что малейший звук выдаст меня. Чем ближе
Я хочу домой.
И все же что-то заставляет меня двигаться, притягивая ближе. У меня нет выбора, кроме как медленно передвигаться. Как будто вокруг меня невидимое лассо, затягивающее меня внутрь. Я не смогла бы остановиться, даже если бы попыталась. Я должна знать, что происходит в этом доме.
Рен злодей или рыцарь?
23
РЕН
— Ты готов признать, что натворил?
Так хочется спать. Я едва поднял голову, но не могу ее опустить. Он причинит мне боль, если я позволю ей опуститься.
Предполагается, что я не лягу спать, пока не расскажу ему, что сделал. Только я ничего не делал. Я не знаю, что я должен сказать.
Здесь так темно. Так холодно. Мы одни.
Никто мне не поможет. У меня дрожит подбородок, когда я вспоминаю это.
— Ты знаешь, что ты наделал. — Он наклоняется, кладет руки на колени и пристально смотрит на меня. Я столько раз видел у него такое лицо. — Бог знает, что ты натворил. И, что самое важное, Джозеф знает. — При упоминании его имени у меня снова начинает дрожать подбородок.
— Я ничего не делал. — Я едва могу говорить; я так устал и голоден. Меня гложет боль. Я хотел бы заснуть, потому что тогда бы ее не чувствовал.
Моя голова откидывается в сторону, и я знаю, что не должен плакать, когда он дает мне пощечину, но я всегда плачу. Это так больно. Я чувствую вкус крови.
Не знаю, что он хочет от меня услышать. Я не сделал ничего плохого. Вчера я не ел ничего лишнего за завтраком. Должно быть, это сделал кто-то другой.
Моя голова снова откидывается, когда боль пронзает другую сторону лица. Ребенок в другой комнате, но, должно быть, чувствует, как мне больно.
— Посмотри, к чему привела твоя ложь, — ворчит он. — Ты довел ребенка до слез. Своей ложью ты причиняешь боль всем в своей жизни.
Он всегда так говорит, и его голос всегда звучит так спокойно, когда он причиняет мне боль. Это то, чем он занимается. Это его работа.
— Ты знаешь, мне больно наказывать тебя, но твои мать и отец знают, что это необходимо, поэтому они вызвали меня. — Он выпрямляется, вздыхает… и начинает расстегивать ремень. Рядом со мной он такой высокий, как великан.