Прикосновение (Пьесы)
Шрифт:
Ж у р н а л и с т. По поводу вертолетов.
С а л а е в. Каких вертолетов? А-а-а… это со стадионом, что ли, история?
Ж у р н а л и с т. Да. Вот вы послали туда три вертолета…
С а л а е в. Два.
Ж у р н а л и с т. …два вертолета, чтобы они высушили поле на стадионе. Вы меня извините, вы сделали это только потому, что «раз матч назначен, значит, должен состояться»? Или у вас были другие причины?
С а л а е в. Других причин не было. Матч должен был состояться. Это был первый матч в городе, построенном руками самих жителей. И мне важно было, чтобы он состоялся именно у них в городе, не где-нибудь в Москве,
Свет гаснет.
Контора геологоразведочной экспедиции. А н я, И г о р ь, В е р м и ш е в и Т и м а н о в с к и й смотрят на Салаева. Дверь в радиоузел открыта. На пороге стоит р а д и с т.
С а л а е в (радисту). Ты отключил рацию?
Р а д и с т (растерянно). Да.
А н я (Салаеву). Что ты собираешься делать?
С а л а е в (почти весело). Тимановский мог не успеть сообщить мне о переговорах с Москвой. В управлении нам разрешили выбрать место. Я делаю вид, что неправильно понял их. Мы нанимаем несколько барж в пароходстве и грузимся. Я плыву с вами до Тобольска. Оттуда лечу в Тургут, договариваюсь обо всем на месте. Потом встречаю вас, устраиваю, лечу в управление. Они на меня набрасываются: «В чем дело? Почему не выходишь на связь? Почему молчит рация?» А я удивленно отвечаю: «Какая связь? Какая рация? Вы же мне разрешили выбрать место, вот я и выбрал, а теперь переезжаю». Они, естественно, продолжают кричать: «Как переезжаешь? Кто тебе разрешил? На это решение Госплана нужно, приказ министерства нужен, это анархия!» Я соглашаюсь. Но тем не менее говорю: «Дело сделано, факт налицо, экспедиция уже находится в Тургуте». (Спрашивает у пораженных его рассказом сослуживцев.) Что они могут сделать? Вернуть экспедицию? По-моему, не решатся. А это сейчас самое главное.
А н я. Бред какой-то.
С а л а е в. Что — бред?
А н я. То, что ты говоришь. (Смотрит на Игоря.)
И г о р ь. По-моему тоже, это авантюра. В результате нас просто всех разгонят.
Т и м а н о в с к и й (Салаеву). Не знаю, как нас всех, но тебя точно снимут.
С а л а е в. Черт с ним. Зато переедем. Другого выхода нет. Мы ждали три года возможности действовать. Сейчас эта возможность наступила. Я немного переоценил права начальника экспедиции, но председателем Госплана из нас в ближайшие годы никто не станет. И поэтому если мы сейчас не используем единственный имеющийся у нас шанс, то затея с тургутским месторождением на многие годы опять станет для нас нереальной. Мое мнение — надо действовать, чего бы это ни стоило! Пора! (Ане и Игорю.) Ваше мнение?
И г о р ь. Три года назад на этот же призыв «надо действовать» ты сказал: «Нет, надо ждать».
С а л а е в. Не ждать, а работать! Чтобы добиться права принимать решения хотя бы на уровне руководства экспедицией.
И г о р ь. А что дало это право?
С а л а е в. Дало, не дало… Но в ближайшие годы у нас не будет другой возможности начать разведку в Тургуте.
И г о р ь. Ее нет и сейчас. То, что ты предлагаешь, безнадежная авантюра.
С а л а е в. Если мы доберемся до места, не так-то просто будет нас вернуть. На это тоже нужен приказ министерства. А поскольку дело будет уже сделано, мы их уговорим.
И г о р ь. Я в это не верю.
С а л а е в. И что ты предлагаешь?
И г о р ь. То, что ты предложил три года назад, — работать. Через год выйдет моя книжка о тургутском месторождении. Она не может не обратить на себя внимание. Я думаю, что и защита диссертации сделает свое дело. Я вам не говорил, что Смоленцев считает, что у меня есть все основания защитить сразу докторскую. Таким образом, не позже, чем через год, существование тургутского месторождения станет научным фактом. Не дерзкой гипотезой молодых специалистов, а фактом, подтвержденным авторитетнейшими учеными страны.
С а л а е в (Ане). А как ты считаешь?
А н я. Игорь прав. Это бессмысленный риск.
С а л а е в. Тимановский, твое мнение?
Т и м а н о в с к и й. Не знаю. Тут же еще и другие сложности есть: семья, дом. Это же надо сниматься с места, ехать черт знает куда, а что будет потом? Ну что я скажу жене? Дети же в школе учатся.
С а л а е в. Понятно.
Т и м а н о в с к и й. Потом назад возвращаться?
С а л а е в. Ты можешь поехать один вначале.
Т и м а н о в с к и й. Надо подумать. Зима на носу. Я не могу сам решить. Дома поговорить надо.
С а л а е в (смотрит на Вермишева). Вермишев!
В е р м и ш е в (после паузы, сглотнув слюну). Мне страшно, но я с вами. Как вы решите, так и я.
С а л а е в (бодро подводит результаты опроса). Два голоса против, два за, один воздержался. (Игорю.) Но ты ведь после защиты диссертации все равно бы уехал из экспедиции. Даже если бы нам разрешили переезд.
И г о р ь. Да. И, кажется, ты собираешься упрекнуть меня в этом?
С а л а е в. Нет, не собираюсь.
И г о р ь. Значит, мне показалось. Но раз уж зашел разговор о моем отъезде из экспедиции, я бы хотел поставить все точки над «и». Чтобы не было неясностей и разговоров о том, что я не выдержал трудностей, бросил товарищей в тяжелую минуту и так далее и тому подобное. Я не хочу, чтобы обо мне думали то, что обычно думают в таких случаях.
С а л а е в. Никто о тебе ничего плохого не думает.
И г о р ь. Это еще не известно. Но ты-то знаешь, почему я уезжаю. Ты знаешь, что я никуда бы не уехал из экспедиции, если бы меня не вынудили. Да, да, вынудили, и не думай, что я это понял только сейчас. Фактически я уже давно отстранен от участия в решении всех мало-мальски важных вопросов управления экспедицией. Но назначение Тимановского было последней каплей. Я ничего не имею против Тимановского, и мне не нужна должность главного геолога, но это стало еще одним подтверждением того, что я не нужен экспедиции. Вспомни, что ты сам сказал мне тогда…