Прикосновение (Пьесы)
Шрифт:
Медленно гаснет свет.
Когда на сцене светлеет, А д а л а т уже внизу. День на исходе. Покрытый шинелью А н д р е й лежит под потушенной уже стеной, на которой висят спасенные им картины. Адалат сидит рядом. Она смотрит прямо перед собой. Неподвижное лицо ее кажется спокойным, сосредоточенным. Потом она встает, подходит к раскрытому ящику и начинает аккуратно укладывать в него картины… Заколачивает камнем крышку ящика, опять опускается на землю рядом с Андреем. Издалека доносятся слабые артиллерийские залпы, похожие на раскаты ушедшей грозы. На колокольне кричат перед сном галки. И вдруг к этим звукам примешивается еще один, похожий на шум автомобильного мотора. Адалат поднимается на колокольню. Машет руками. Но звук мотора постепенно начинает удаляться. Тогда Адалат хватается обеими руками за толстый канат, тянущийся от висящего на ней колокола. Она долго раскачивает тяжелый колокольный язык, и наконец над полем и сожженной деревней возникает густой, протяжный звон. Удары колокола ползут в вечерней тишине, догоняя, захлестывая друг друга, сливаясь в единый скорбный звук, который, наполнив собой пространство, возвещает о человеческом горе. И уже не Адалат раскачивает язык колокола — он таскает ее за собой по маленькому квадрату колокольной площадки…
Рокот автомобильного мотора начинает усиливаться…
Слышатся человеческие голоса…
З а н а в е с.
ДОМ НА ПЕСКЕ
Драма в двух действиях
Э л ь д а р — научный работник, 32 лет.
М а т ь — пенсионерка, 62 лет.
О т е ц — пенсионер, 72 лет.
С е с т р а — стенографистка, 35 лет.
В а л я — студентка, 22 лет.
А л и к — аспирант, 25 лет.
Г у л а м — сосед по даче, 45 лет.
А д а — его жена, 33 лет.
А г а м е й т и — сторож, 72 лет.
С о с е д — научный работник, 36 лет.
ДЕЙСТВИЕ ПЕРВОЕ
Небольшой участок песчаной земли с несколькими стелющимися по песку виноградными лозами, легким навесом из фанеры и тонких железных труб. Посреди участка торчит из песка остроконечный обломок скалы, похожий на метеорит. Рядом свалена груда строительного камня-кубика. Вторая груда — у калитки. Время от времени участок медленно пересекает седая грузная женщина в черной выцветшей мужской рубахе навыпуск поверх платья — она по одному перетаскивает камни от калитки к скале. Это м а т ь. Под навесом на переносной газовой плите варит обед о т е ц. Одновременно он читает книгу. Серый парусиновый пиджак отца висит на спинке железной кровати, расположенной под навесом, худые руки загорели по локоть; выше, до рукавов сетчатой майки, бросаются в глаза белые, совершенно не тронутые загаром полоски кожи. На крючках деревянной вешалки, грубо прибитой к навесу, висят четыре охотничьих ружья с патронташами. Мать, перетащив на несколько метров очередной камень, вынуждена сделать передышку; откинув назад свое грузное, выпирающее из рубашки тело, она тяжело переводит дыхание. В глубине, там, где за невысоким заборчиком начинаются участки соседей (справа — двухэтажный дом из железобетонных конструкций, слева — игрушечно маленький и ярко раскрашенный), видна квартира Эльдара.
Большой облезлый письменный стол и пол вокруг него заставлены стопками книг и папок с рукописями. Кожаный диван в углу комнаты тоже занят бумагами. Вдоль заляпанной огромными черными пятнами стены стоят четыре разных по форме стула. На противоположной стене висят на гвоздях часы и маленькое круглое зеркало. Перед ними старое кожаное кресло, в котором сидит Э л ь д а р. Он в майке, потому что жарко и потому еще, что вид собственного тела, в меру загорелого и крепкого, пока не тяготит его. Он бреется; от бритвы к электрической розетке тянется белый шнур, косо пересекая темный прямоугольник дверного проема, ведущего в спальню. Там темно из-за того, что завешены окна. Такое ощущение, что, бреясь, Эльдар и видит и слышит все, что происходит у родителей, преодолев пространство, отделяющее его от них; это, конечно, невозможно, но может быть объяснено, например, чуткостью встревоженного сыновьего сердца…
О т е ц. Отдохни немного, надорвешься.
М а т ь. Я прекрасно себя чувствую.
О т е ц. Да, выглядишь ты неплохо.
М а т ь. Удивительное дело — здесь я просто оживаю. Воздух тут другой, что ли? В городе я чахну.
О т е ц. Да, воздух здесь отличный.
М а т ь. Ты обратил внимание — у меня уже почти нет одышки.
О т е ц. Да, да, конечно. И все же тебе перенапрягаться не стоит. Ребята приедут и все сделают.
М а т ь. Я не перенапрягаюсь. (Дотащив камень до скалы.) Вот и еще один… Глядишь, в сентябре и дом будет готов. Меня только эта скала волнует, на все остальное у меня сил хватит.
О т е ц. Да, скала оказалась трудным орешком.
М а т ь. Взорвать ее, что ли?
О т е ц. Чем взорвать?
М а т ь. Взрывчаткой какой-нибудь.
О т е ц. Только этого не хватало.
М а т ь. Взорвать я смогу. Главное — взрывчатки достать.
О т е ц. Даже и не думай. В результате и сами погибнем, и всех кругом подорвем.
М а т ь. Десять взрывпакетов на нее хватило бы.
О т е ц. Каких еще взрывпакетов?! Надо дождаться ребят. Рано или поздно они же приедут.
Мать молча идет за следующим камнем.
Я уверен, сегодня они обязательно приедут… Они же знают, что мы их ждем… Может, ты все же передохнешь?
М а т ь. Я не устала.
О т е ц. Их тоже понять можно — у них дела, работа.
М а т ь. По-моему, я никого не упрекаю.
О т е ц. Раз они не приезжают, то у них какие-то уважительные причины.
М а т ь. Наверное.
О т е ц (вздохнув). Жаль, от меня толку мало.
М а т ь. Не хватало еще, чтобы ты тут камни таскал.
О т е ц. Ты же таскаешь.
М а т ь. Во-первых, я моложе, а во-вторых, физически сильнее.
О т е ц. Зато у меня одышки нет.
М а т ь. А грыжа? И не старайся — не уговоришь. (Тащит камень.)
О т е ц. В конце концов, мы ведь можем вдвоем это делать, ты с одной стороны, я — с другой, и камень в два раза легче станет.
М а т ь (передвинувшись на несколько метров, опускается на песок, тяжело дышит). Даже если в четыре, все равно не позволю. Вари обед и ни о чем не думай. Это моя затея, и я сама доведу ее до конца. А захочется в город — езжай, нечего тут из-за меня торчать, небось тоскуешь по своим друзьям-приятелям.
О т е ц. А как же я тебя одну оставлю?
М а т ь. Обойдусь как-нибудь.
О т е ц. А вдруг приступ?
М а т ь. А что приступ? Лекарство под рукой, глотну — и все в порядке.
О т е ц (мечтательно). Я бы, конечно, махнул в город ненадолго. На денек. И сразу назад.
М а т ь. Тем более. Ничего со мной не случится.
О т е ц. Сходил бы в гости, сыграл бы в преферанс, и недельки на две мне этого хватило бы.
М а т ь. Ну, вот видишь. А я как раз простыню твою постираю.
О т е ц (спохватившись). Нет, нет, я тебя одну не оставлю.
М а т ь. Ничего со мной не случится.
О т е ц. Вот когда ребята приедут, тогда другое дело. Тогда, может, на денек махну…
Мать тащит камень дальше.
Не может быть, чтобы они не приехали… Рубашка чистая у меня есть?
М а т ь. Есть.
О т е ц. Где она лежит?
М а т ь. В чемодане.
О т е ц. Но это потом, сразу я не поеду. А то ребята обидятся. Надо на охоту с ними сходить. Ты не беспокойся, работе это не помешает. К шести утра мы уже вернемся.