Прикосновение
Шрифт:
Теперь пришла очередь волноваться Тотырбеку. Урузмаг изумленно изучал свой участок… Агубе стоял, положив ладонь на грудь, чтоб не выскочило на радостях сердце, и не мог оторвать глаз от земли.
— И я могу ее пахать?! — закричал Умар.
— Можешь, — засмеялся Андрей.
— Я могу что хочу здесь посеять?! — вопрошал Умар срывающимся голосом.
— Сей, что хочешь, — отвечал Андрей.
— И урожай будет мой?! — все еще жаждал убедиться, что над ними не подшутили, Умар.
— Конечно, твой! Чей же еще?
Тотырбек больше не слышал ни вопросов Умара, ни ответов
— Эй вы, кулачье! Попробуйте напугать меня! Не выйдет по-вашему! Не видать вам этой земли, не видать!..
Он стоял в кругу громко веселившихся от счастья горцев, размахивал кулаками и громко, на все поле кричал слова о любви, о дружбе, о земле. В какой-то миг он как бы со стороны взглянул на себя и ахнул: теперь и он, Тотырбек, был похож на этих странных поселенцев, радости которых он удивлялся прежде… Да, да, теперь и он чувствовал ту же радость, что и они. И пусть и у него пока вместо хадзара будет землянка, он не станет жаловаться на судьбу, не будет роптать, потому что все это мелочи. У него есть земля! Своя земля! Участок, края которого не видать! А когда есть такая земля, ничего не страшно. Есть земля, есть руки, есть воля — будет и достаток, будет и счастье.
Пока мужчины находились в поле, Сима посоветовалась с Фаризат, и вдвоем они решили, что следует отговорить мужей от мысли остаться здесь.
Они твердо решили убедить мужчин возвратиться в Хохкау. Но когда услышали возбужденные голоса Умара и Урузмага, засомневались в успехе. Тем не менее, Сима встретила мужа заготовленной репликой:
— Я не могу жить вдали от могил своих предков… Возвратимся, хозяин моей головы.
— Возвратимся? — закричал Умар. — Да мои предки все как один встанут из могилы и спустятся сюда, в эту бесценную долину, где земля мягкая, точно пух!..
Глава восьмая
… Руслан поражался энергии отца. Казалось, Умар забыл, что такое отдых. В жаркую страдную пору отец подымал Руслана и Хаджумара, едва начинало рассветать. А возвращались они домой затемно.
Убрав урожай, Умар решил всерьез взяться за строительство жилища. Где взять кирпич, камень, лес? Умар нашел выход.
— Мы разберем хадзар в Хохкау, тот, который мне отдали, — заявил он. — Перевезем сюда и поставим заново здесь.
Урузмаг усомнился в возможности этого, прикинув, сколько раз на трех подводах придется проделать путь от Ногунал а до Хохкау и обратно.
— А ты мне подскажешь другой выход? — сердито уставился на брата Умар. — Не знаешь другого? Вот и я не знаю!..
Это был тяжкий труд. На него были потрачены осень, зима, весна и часть лета…
— Скоро, скоро будем отдыхать, — подбадривал всех родных Умар. — Каждый в своей комнате!..
Спустя десять месяцев Умар, одним из первых в Ногунале, справил новоселье не в полуземлянке, а в настоящем доме…
Но главной заботой переселенцев была она, земля…
Она и только она держала переселенцев в этом селе.
Большинство семей обитало еще в землянках и полуразвалюшках, где было сыро, темно и тесно. Верили, что это ненадолго, но годы шли, а землянки все еще пестрели по всему аулу. Зато у большинства переселенцев никогда еще не было столько зерна и картофеля, как теперь.
По всей республике ширилось движение за оказание помощи переселенцам. Власть выделяла средства, коллективы предприятий из своих скудных запасов изыскивали лес для строительства домов, рабочая делегация доставляла строительные материалы в аул и торжественно вручала сельсовету, там потом обсуждали, кому отдать его. Учитывали все: и время, что прошло с того дня, как переселилась семья, и количество душ, и как работают…
Тотырбека мучила совесть, что он и семья Агубе все еще ютятся у Кикиевых. Но что поделаешь? Весной нельзя упускать время, идет сев.
Но вот завершились весенние работы, и в субботу вечером Тотырбека и Агубе навестил гонец, который объявил им, что завтра, в выходной день, по решению сельсовета все мужчины в семь утра соберутся на их участках, чтобы помочь им построить жилье.
— За что нам такая честь? — прижал ладонь к груди Тотырбек и с дрожью в голосе стал благодарить: — Передай людям, что вовек этого не забуду…
— При чем здесь я? — весело отозвался худенький, больной туберкулезом осетин, которого ввиду его болезненного состояния пристроили при сельсовете не то сторожем, не то посыльным. — Завтра соберутся люди — сам им все и скажешь. — И уже на пороге напомнил: — Не забудь про угощение…
— Конечно, конечно, угощение будет, — встрепенулся Тотырбек, он хорошо знал, что хозяин, которому помогает все село, обязан в знак благодарности накрыть столы.
В тот же вечер Тотырбек и Агубе договорились с Кикиевыми, что они одолжат двух баранов, мешок муки и пять баллонов араки, чтобы не пришлось краснеть перед односельчанами. Перед сном Агубе радостно сказал Зине:
— Вот и у нас будет свое жилище… — и постарался поскорее уснуть.
Но ночью взволнованный крик поднял его с постели.
— Тотырбек! Агубе! Выйдите на улицу! — кричали им в окно.
— Что, что случилось? — испуганно вздрогнула Зина.
— Спи, спи, я сейчас, — прошептал Агубе и соскочил на пол…
На улицу высыпал весь аул. Мужчины, женщины, дети молча смотрели на восток, где полыхало зарево. Сердце Тотырбека сжалось от дурного предчувствия.
— Горит в казачьей станице, — подойдя к ним, сообщил Уруспи.
— Не один, а два, может быть, три дома, — подтвердил кто-то.
— Ах как нехорошо, ах как ужасно, — заволновался Тотырбек. Видимо, и другим переселенцам было не по себе, потому что один вдруг высказал мысль, которая вертелась у каждого из них в голове:
— Как бы не подумали, что это дело наших рук…
Зарево полыхало долго — чуть ли не под утро наконец оно пошло на убыль.
Горцы постояли еще несколько минут в тяжком молчании — даже дети и те, почувствовав напряжение взрослых, притихли — и разошлись по своим домам и землянкам…