Принц со шрамом
Шрифт:
— Этот мальчик всегда чем-то занят, — он наклоняется вперед. — Но ты можешь ему доверять. Перемены не за горами, милая племянница, но это не значит, что они будут легкими.
Я не задаю вопросы, которые так и вертятся у меня на языке. Например, попросить его объяснить, что он имеет в виду. Я давно усвоила, что загадки и бессмысленные заявления дяди Рафа лучше оставить как есть.
Он хмыкает.
— Ты всегда была самым умным ребенком в нашей семье.
— Я уже не ребенок, дядя.
Он
— Для меня, маленькая Сара, ты всегда будешь ребенком.
Улыбаясь ему, я беру свой чай, позволяя горячей воде ошпарить мой язык, пока я потягиваю напиток из чашки, гадая, насколько умной он бы меня посчитал, если бы узнал, что я провожу время, мечтая о темных углах и опасных принцах.
Ухмылка дяди Рафа спадает, его глаза сверкают, когда он наклоняется вперед.
— Твой отец очень бы гордился тобой. И каждый человек, в чьих жилах течет кровь Фааса, заслуживает того, чтобы заплатить за то, что они сделали.
Я киваю. Тяжелый ком печали поднимается в моем горле, и я с трудом могу дышать от боли, а груз ответственности давит также сильно, как в момент прибытия в Саксум.
Я позволила себе отвлечься.
Этого больше не повторится.
25. Тристан
— Многие из вас уже знают, что завтра вечером состоится бал в честь помолвки моего брата и его невесты.
В таверне раздаются возгласы, и кто-то с явным отвращением сплевывает на землю.
Я поднимаю руку, ковыряя ноготь, и вздыхаю.
— Скорее всего, они не ожидают, что я приду. Но мы все знаем, как мне нравятся неожиданности.
По комнате проносятся смешки.
— Мы на пороге нового рассвета; рассвета, в котором вы не будете ограничены обстоятельствами. Где вас не бросают на растерзание львам, потому что вы немного отличаетесь от других.
Я делаю паузу, мой взгляд встречается с глазами в толпе, чувствуя, как пламя прожигает их так же уверенно, как если бы оно лизало мою кожу.
— Король сошел с ума, хотя он хочет, чтобы никто об этом не знал, — мои губы оттягиваются назад от зубов. — Но я знаю.
— Почему мы не можем просто взять замок штурмом? — кричит молодая женщина впереди, ее всклокоченные волосы спадают на впалое лицо. — У нас есть численность!
По толпе пронесся гул. Я поднимаю руку вверх, заставляя их замолчать.
— Я понимаю положение. Но мгновенное вознаграждение редко удовлетворяет потребность, и мое желание, с вашей помощью, обеспечить свободу для всех нас. Прекратить правление Майкла недостаточно.
— Но если он умрет, корона будет принадлежать Вам! — надавила она, ударив кулаком по другой руке. — Там, где ей и место.
— Это правда, и она будет необыкновенно
Я тянусь вниз, поднимая подол своей туники, обнажая свою грудь, и демонстрирую свежую татуировку, еще чувствительную в месте, где чернила вбиты в мою кожу. Это гиена с оскаленными зубами и слюной, капающей из пасти, она на костях, и пламя, отражается в её темных глазах.
Под ним нацарапано: «Вместе мы правим, врозь — падаем»
— Я знаю, что большинство из вас презирают прозвище «гиена». И кто может вас винить? Мерзкие, говорят они. Отвратительные. Непристойные.
Лица в толпе мрачнеют, хмурятся, и тяжелая энергия проносится по комнате от их ощутимого гнева.
— Но власть находится только в руках тех, кому мы позволим ею владеть, — продолжаю я, сбрасывая рубашку и начиная расхаживать взад-вперед по возвышенной платформе. — Пришло время нам вернуть нашу власть.
Я встречаюсь взглядом с женщиной, задающей идиотские вопросы, и от восхищения в ее глазах по моим венам прокатываются толчки удовольствия. Она вскакивает на ноги и опускается на колени, склоняясь передо мной. Как раз так, как мне нравится.
— Они называют нас дикими животными? — я перестаю вышагивать, ухмылка ползет по моему лицу. — Мы дадим им намного хуже.
Кружки шлепаются на столы, постоянное ликование растет, как приливная волна.
— А пока пируйте на провизии, которую я принес. Идите домой с полными животами и целуйте свои семьи на ночь, зная, что вы решили быть на правильной стороне истории.
Тарелки с едой выносят из задней части таверны и расставляют на столах, а люди стараются ухватить свою долю.
Я схожу с платформы, пробираясь через скамейки, пока не дохожу до заднего угла, где стоит Эдвард, его челюсть сжата, а глаза дикие; скорее всего, он все еще оправляется от психологических последствий наказания, которое он получил. Его новая женщина прислоняется к нему спереди, его руки обхватывают её талию.
— Ты хорошо сделала, Шейна, принеся еду из замка, — говорю я, когда подхожу к ним.
Она наклоняет голову.
— Спасибо, сир.
— Пол доставил тебе какие-нибудь проблемы?
— Нисколько, — она улыбается, ее глаза покидают мои и сканируют столы всех, кто нас окружает, несомненно, обращая внимание на худые тела людей, запихивающих в рот хлеб и бобы.
— Они едят так, как будто это их первая еда за много дней, — говорит она.
Я кладу руки в карманы, большой палец касается шершавого края спичечного коробка.
— Для большинства из них так и есть.
— Что Вы здесь делаете… — её глаза стекленеют, когда она встречает мой взгляд. — Вы очень отличаетесь от того, что они говорят.