Принц со шрамом
Шрифт:
Дерево глубокого коричневого цвета подчеркивает красные и кремовые обои, а в центре комнаты потрескивает огонь. Два бордовых дивана стоят друг напротив друга, а во главе — два коричневых кожаных кресла, окружающих маленький круглый столик, на котором уже стоит поднос с чаем и белый фарфор с синими птицами и золотой отделкой.
Однако все это не привлекает моего внимания. Потому что с той секунды, как я вошла в комнату, я почувствовала его. Гул, который витает в воздухе и танцует на моей коже, обвиваясь
Я пытаюсь не смотреть в его сторону, правда, но сдаюсь, признавая — возможно впервые — что мой самоконтроль явно проседает рядом с принцем.
Кулон моего отца тяжелым грузом висит у меня на шее.
Наши глаза встречаются. Тристан смотрит на меня так, словно я животное в цирке, и хотя он находится в другом конце комнаты, кажется, что я выставлена напоказ только для него. Мое и без того неглубокое дыхание сбивается, когда он переводит взгляд на мое декольте, мои бедра напрягаются, чтобы сдержать боль, вспыхивающую между ними.
Тимоти прочищает горло, его рука касается моего локтя, и только тогда я вырываюсь из этого состояния, отводя взгляд и сосредотачиваясь на женщине, которую я здесь вижу.
Королева Гертруда Фааса: женщина, которая стояла в стороне, пока ее сын убивал моего отца, наблюдая, как его вешают за то, что он посмел усомниться в короне.
Ярость ярко пылает в моем нутре.
Я делаю шаг вперед и делаю реверанс, бледно-розовый подол моего платья развевается на земле у моих ног.
— Ваше Величество.
— Иди сюда, девочка, — огрызается она. — Встань прямо и дай мне хорошенько рассмотреть тебя.
Ее слова режут воздух, как нож, требовательный и почти жестокий тон. Я двигаюсь вперед, и когда я останавливаюсь перед ней, ее глаза прищуриваются, а челюсть напрягается, пока она рассматривает каждую мою деталь — мне никогда еще не хотелось так бунтовать.
— Значит, Вы девушка, которая хочет выйти замуж за моего сына, — её глаза пробегают по моей фигуре. — Неужели никто из Ваших дам не знает, как укротить эти дикие кудри?
Моя спина напряглась от ее грубого оскорбления, но моя уверенность возрастает, когда я понимаю, что она прибегает к мелким замечаниям, а не к глубоким уколам.
Я издаю небольшой смешок.
— Такие кудри, как у меня, трудно укротить, мэм. Мои дамы делают все возможное с тем, что дал мне Бог, — я наклоняю голову. — Возможно, Вы могли бы однажды сделать мне прическу и показать им, как надо.
Ее губы сжались.
— И что делает Вас достойной носить корону, мисс Беатро? — она улыбается, и я, не дожидаясь ее приглашения, сажусь на диван рядом с ней.
— Пожалуйста, чувствуйте себя как дома, — говорит она.
Я улыбаюсь так широко, что щеки болят.
— Спасибо.
— Расскажите мне, — она кивает в сторону одной из своих фрейлин. — Вы происходите
— Мой отец был герцогом.
Та же девушка, что открыла дверь, делает шаг вперед, наливает чай в изящный фарфор и возвращается на свое место у дальней стены.
— И чем он занимается сейчас? — продолжает королева-мать.
Яма в моем желудке расширяется.
— Гниёт в земле, к сожалению.
Резкий смех сзади нас привлекает мое внимание, и от этого звука мой желудок вздрагивает. Я поворачиваю голову и смотрю на Тристана, который прислонился к двери, его черные ботинки скрещены в лодыжках. Я не знаю, почему он все еще здесь, но, как ни странно, его присутствие меня успокаивает. Как будто он стоит у меня за спиной, а не у нее.
— Значит, он мертв? — спрашивает она.
Я обращаю на нее свой взор, и бабочки в моем животе рассеиваются, как только она говорит.
— Да, мэм, — подтверждаю я, хотя от этого разговора по моим венам прокатывается волна гнева.
Она не помнит его. Она знает мое имя, знает, откуда я, но даже не не может вспомнить.
Было много моментов, когда жизнь била меня по лицу и открывала глаза на реалии, которые лишают тебя невинности, но это первый раз, когда я понимаю, как один опыт может быть настолько разным для двух людей.
Для меня убийство моего отца изменило всю жизнь. А для нее это был просто очередной день.
Я клянусь прямо здесь никогда не принимать смерть как должное; что даже если жизнь людей закончится, я буду молиться за них и за семьи тех, кто их любил. Каждый человек заслуживает, чтобы его помнили, даже если это будут представления о том, как его душа горит в аду.
— Хм, жаль, — она берет свой чай, долго вертит ложку в жидкости, прежде чем стукнуть ею о край чашки, издавая резкий звон.
— Оба моих мальчика тоже потеряли отца, — она качает головой. — Но, конечно, Вы уже знаете об этом.
Я киваю, сцепив пальцы на коленях.
— Это был действительно знаменательный день, когда мы узнали о смерти короля Майкла.
— Мы все еще скорбим, — вздыхает она.
— Да, — вклинивается Тристан. — Трагично. Если ты хочешь снова зациклиться на своем муже, мама, то, конечно, давай продолжим наш прежний разговор.
Мое сердце замирает при звуке его голоса, и любопытство прокладывает себе путь через мое сердце, пока я смотрю туда-сюда между ними. Он говорит с ней так, словно не может даже смотреть на неё, что так отличается от всего, что я узнала о них за эти годы.
Я всегда думала, что семья Фааса — это сплоченная единица, преданная друг другу до самого горького конца. И хотя я знала, что король и его брат не ладят друг с другом, я никогда не думала, что это распространяется и на вдовствующую королеву.