Принц со шрамом
Шрифт:
Его голова склоняется набок.
— Это сводит меня с ума, — я упираюсь тупым краем металла в его колено. — Заставляет меня чесаться. С тобой такое бывает?
Его крики становятся еще более восхитительными после второго удара, слезы текут по его лицу и смешиваются с соплями, каждая частичка того человека, которым он был, исчезает, пока он задыхается от боли.
Я отбрасываю молот в сторону, наклоняюсь вперед и провожу кончиком пальца по ране на его горле, той самой, которую оставила Сара, гордость вспыхивает в моей груди, как фейерверк.
Встав,
Крест, с кожаными наручниками, прикрепленными к нижней части и обеим сторонам.
Ворча, я поднимаю хромого Клавдия и прижимаю его к балкам, опираясь весом своего тела на него, чтобы удержать его на месте, хватаю одну из его рук и заключаю ее в кожаный наручник.
Он вдыхает, кровь стекает по его лбу.
— Тристан, — шепчет он, икая на полуслове. — Пожалуйста.
Я улыбаюсь его мольбе, работая над тем, чтобы прикрепить его второе запястье.
— Ты больше не хочешь играть?
— Нет, — шепчет он хриплым голосом.
Я опускаюсь на корточки, сводя его ноги вместе и заставляя его снова кричать, пока я привязываю лодыжки к нижней части креста.
Встав на ноги, я смотрю ему в глаза, в моем взгляде сквозит отвращение.
— Я тоже не хотел, чтобы ты играл с леди Беатро. Но вот мы здесь, потому что ты это и сделал.
— Я не…
— Ш-ш-ш, — я прижимаю пальцы к его рту. — Больше никаких слов, или я отрежу твой член и заставлю тебя подавиться им.
Я отступаю назад, осматривая свою работу и убеждаясь, что он связан крепко.
— Должен признаться, я предпочитаю огонь, — перемещаясь по маленькой комнате к шкафам, я роюсь на полках, пока не нахожу разделочный нож, верчу его перед лицом, чтобы осмотреть острый край. — Но наказание должно соответствовать преступлению.
— Я не совершал никакого преступления, — хрипит он, его голос слабый и жалкий.
— Ты прикоснулся к тому, к чему не имел права прикасаться. На самом деле, я недавно пришел к выводу, что она принадлежит мне, — возвращаясь к нему, я провожу лезвием по его руке, пока не дохожу до указательного пальца его левой руки. — И то, что ты знаешь, какова на ощупь её кожа? Ну… для меня это неприемлемо.
Я вдавливаю изогнутую часть ножа в кончик его пальца и провожу им по нижней стороне, чувствуя, как его плоть отслаивается от кости, словно кожура от яблока. Он кричит, тело бьется о тугие кожаные крепления.
— Уже больно? — спрашиваю я, наклоняя голову. Как только тонкий кусок оказывается у ладони, я отрываю его у него с руки и подношу к его лицу. — Довольно мерзко выглядит, не так ли?
Тело Клавдия сотрясается так сильно, что заставляет
— Один есть, осталось девять! — я понижаю голос. — Знаешь… это так весело. Напоминает мне о том, как мы были детьми… когда ты помогал моему брату, пока он избивал меня до полусмерти.
Ярость захлестывает мой желудок и разливается по груди, и я бросаю кусок кожи, придвигаясь еще ближе к его руке.
— Пожалуйста, Боже, — плачет он.
Усмехаясь, я хватаю его второй палец.
— Теперь я твой бог. И я не слышу твоей мольбы.
32. Сара Б.
Мои глаза сканируют бальный зал. Снова и снова они перебегают из одного угла в другой, ожидая увидеть коренастую фигуру лорда Клавдия, но его нигде нет. Это не облегчает моего беспокойства и не успокаивает угли гнева, пылающие в моей груди.
Сожаление о том, что я не убила его, когда у меня была возможность, уже поселилось в моей душе; страх шепчет, что, возможно, он нашел кого-то другого, на кого можно охотиться, кого-то, кто не прячет кинжалы на бедре.
Майкл сидит рядом со мной, мы смотрим на площадку для танцев, его мать и мой дядя уже ушли отдыхать. В блестящей плитке отражаются улыбающиеся лица людей, которые пьют и танцуют всю ночь напролет, и я не могу отделаться от ощущения, что смотрю шоу. Сотни людей живут в альтернативной реальности, столь отличающейся от той, в которой живу я.
Но разве не так происходит почти со всем? Мы рассказываем сказки и плетем истории, создавая повествование, диктующее, как нас воспринимают. Или, в некоторых случаях, как живут другие.
— Вы хорошо проводите время? — спрашивает Майкл, впервые за весь вечер вступая со мной в диалог.
Я ухмыляюсь.
— Прекрасно.
Он встает, протягивая руку.
— Потанцуем?
Мои брови поднимаются, тошнота дразнит мой пищевод, но я кладу свою ладонь в его и позволяю ему вести меня на танцпол, надеясь, что никто не увидит небольшой разрыв на подоле моего платья.
Бальный зал освобождается, люди отходят на задворки, чтобы освободить место для нас, и меня начинает мутить.
Мне тошнит от того, как его рука обвивается вокруг моей талии, притягивая меня ближе.
Мне тошнит от того, как его рука обхватывает мою.
И мне тошнит от того, что он улыбается.
— Вы — настоящий приз, леди Беатро.
Желчь подкатывает к горлу.
Ничей я не приз.
Музыканты заканчивают песню, тут же начиная другую, и я стону от мысли, что мне придется продолжать этот танец. Мои ноги болят, а душа изнывает от боли.