Принц
Шрифт:
– Я знаю, и поэтому из твоего офиса пропало досье Элеонор.
– Я никогда не запираю двери по причине. Если обнаружится, что я боюсь этого города, то мне придется начать бояться этого города. Все знают, что я не запираю двери, и это пугает их больше, чем любые силы безопасности в мире не смогли бы.
Сорен направил на него строгий взгляд.
– Речь идет не о твоем имидже, Кингсли. Речь о твоей безопасности. Делай, как я говорю.
Кингсли сделал несколько шагов в сторону Сорена.
– Я не отвечаю больше перед тобой. Я бы продал то, что
Только Сорен когда-либо осмеливался указывать ему, что делать. Даже его Джульетта не позволяла себе такой вольности.
– Я не буду подчиняться твоим приказам, пока ты не заработал право давать их мне снова. Теперь ты должен идти. И я обязательно оставлю дверь незапертой.
– Как ты дожил до своих лет до сих пор остается за гранью моего воображения.
– Твое воображение исчезло, когда исчезла твоя писательница. Может, тебе стоит пойти забрать ее у ее нового богатого молодого любовника.
– У меня отличное воображение.
Сорен встал лицом к лицу с Кингсли, который прекрасно знал, что священник сделал это просто, чтобы подчеркнуть четыре дюйма разницы в их росте. Мужчина был настоящей задницей, невыносимо высокомерной задницей.
– Я сейчас воображаю несколько креативных способов причинить тебе чрезвычайное количество боли.
Кингсли поднял подбородок. Считанные сантиметры отделяли их лица.
– Хватит флиртовать. Ты же знаешь, у нас нет на это времени.
– Я не флиртовал. От той боли, что я бы причинил тебе сейчас, получил бы удовольствие только один из нас.
– Только один из нас, как и всегда.
– Не смеши меня. Ты умолял об этом. Ночь за ночью, ты молил об этом.
– Конечно, молил. Боль - это единственный известный тебе способ проявлять любовь.
– Это не единственный известный мне способ проявлять любовь. Это единственный способ, который я выбрал для тебя. Ты появился в школе Святого Игнатия и решил стать королем школы. Кто-то должен был превратить тебя в маленького принца, кем ты на самом деле являлся.
– Не таким уж и маленьким. Я думаю, мы достаточно хорошо подходили друг другу в одной определенной области.
– Твое высокомерие, Кингсли, выходило и выходит за рамки всего, что я когда-либо видел в своей жизни.
– Все, что ты когда-либо видел помимо твоего собственного отражения, ты имеешь в виду.
– Ты пытаешься затеять со мной ссору. Это не сработает.
– Это уже сработало. Ты уже угрожал причинить мне телесные увечья. Я уже возбужден. Думаю, это уместно назвать одной из наших типичных ссор.
– Я ухожу.
– Доброй ночи, сэр.
Сорен открыл дверь спальни и остановился на пороге. Кингсли смотрел и ждал. Руки его дрожали по причине, которой он не понимал, поэтому он засунул их в задние карманы брюк, подняв подбородок и уставившись на Сорена.
– Что-то забыл?
Положив руку на дверную ручку, Сорен повернулся к нему.
– Ты действительно думал тогда, что Господь не хотел иметь с нами ничего общего?
Кингсли тихо рассмеялся.
– Глупо брошенная фраза. Если бы я знал, что она так сильно ранит тебя… я все равно бы ее сказал.
Теперь Сорен рассмеялся и покачал головой.
– Мне нужно было поверить в то, что Бог свел нас вместе.
Кингсли тяжело выдохнул.
– Пожалуй, он так и сделал. У него было чутье в отношении тебя и меня. Господь свел нас. Только когда мы были вместе, я думаю, он старался не смотреть.
Сорен кивнул.
– Не могу винить Его за это.
Улыбаясь, Кингсли вынул руки из задних карманов и подошел к Сорену. Взял его запястье и разжал пальцы. В его ладонь он положил крошечный крестик на разорванной серебряной цепочке. Сорен уставился на крестик в своей руке, крестик, что Кингсли успел сорвать с его шеи в ночь, когда они впервые занимались любовью. Время остановилось. Миру пришел конец. Никто не заметил этого, кроме Кинга. Потянувшись к шее, Сорен сорвал с себя воротничок. Он шагнул обратно в спальню Кингсли и запер за собой дверь.
Господь закрыл глаза.
Глава 24
Юг
Уесли сделал глубокий вдох, позволяя себе потерять голову от того, что момент, которого он ждал, молился, вожделел и мечтал, наступил.
Прямо сейчас.
Он выдохнул, отпуская свои страхи. Глубокое и прочное спокойствие поселилось в его существе. Это была Нора, его Нора. Женщина, которую он любил, да. Но более того, она была его лучшим другом. Он доверял ей, хотя и не мог сказать почему. Никто в мире не заставлял его чувствовать себя более комфортно. Он достаточно долго ждал. Они оба ждали.
Уесли приблизил рот к ее губам, и она подалась к нему навстречу. Теплый… ее рот был таким теплым... он любил тепло ее тела. Однажды, она заявила, что является медицинской аномалией. Ее естественной температурой тела, даже в здоровом состоянии была тридцать-семь и пять, а не типичной тридцать-шесть и шесть. Она говорила, что это служило доказательством того, что она была горячее других женщин – в буквальном смысле. Но это была не шутка. Ее кожа горела на ощупь. И сегодня, он хотел быть поглощен ее огнем.
Ее язык толкнулся в его рот, но Уесли толкнул его обратно, не желая торопить момент. Он любил Нору в течение трех лет, он жил ею. И теперь Уес собирался потерять с ней свою девственность. Нет, не потерять… подарить.
– Ты уверен?
– прошептала она ему на ухо, когда он опрокинул ее на стол в центре беседки, среди еще горящих вокруг них свечей.
– Уверен больше, чем я когда-либо был в своей жизни.
Нора обвила руками его спину и притянула парня ближе. Да, вот что ему требовалось больше всего. Уверенность, что дарили ее руки.