Принц
Шрифт:
– Хорошо. Я здесь, Уес. Я никуда не уйду.
Лишенный дара речи, он кивнул, желая выразить то, как ее слова заставляли его чувствовать себя. Ему хотелось владеть словом, как она. Когда ему нужно было написать эссе на урок, он всегда шел к ней за помощью. “Я хочу это сказать, но не знаю как”, - говорил он ей, и она брала его неуклюжие попытки согласовать свои мысли и обращала их в красивые предложения, краткие и мощные. Сейчас он нуждался в ней, чтобы помочь ему высказать, как сильно он хотел ее, но не только в сексуальном плане. И как он ее любил, и не просто в какой-то тупой открытко-поздравительной
– Все нормально, Уес. Не бойся.
– Нора провела руками вдоль его рук.
– Просто поговори со мной, и продолжай говорить.
– Скажи мне, что делать, - сказал он, когда Нора начала расстегивать его рубашку.
– Все, что хочешь.
Она улыбнулась ему. Дюжина прожекторов окружали причал и беседку, они бросали мягкий белый свет на пруд. И в этом свете Уесли мог видеть счастье, сверкающее в глазах Норы. Счастье… не чувство вины, не страх, не стыд и не Сорена.
– Мне нужно немного больше, чем это. Я…
– Нервничаешь?
– О, черт возьми, да, - сказал он и рассмеялся.
Боже, она так хорошо ощущалась в его руках. Такая мягкая и теплая и настоящая. Настоящая и цельная. Ее грудь прижата к груди. Нора пробралась руками под его рубашку, и ее ногти слегка впились в чувствительную кожу его предплечий, куда он время от времени делал себе уколы инсулина. Должно быть, она заметила легкое вздрагивание, потому что тут же передвинула руки ему на плечи.
– Хорошо. Мы можем сделать это. Нет необходимости нервничать. Ты уверен, что хочешь сделать это здесь?
Она окинула взглядом беседку. Они были на виду. Всякий, кто бы шел к пруду смог их увидеть.
– Да. Ни в коем случае я не хотел бы делать это дома. Все уже спят. Мама и папа, по крайней мере. Мы в безопасности.
Он пытался казаться увереннее, чем он себя чувствовал.
– Хорошо. Пронесло.
– Нора рассмеялась, и он услышал тончайший намек на нервозность в ее голосе. Вместо того, чтобы обеспокоить его, это дало ему утешение от знания того, что одна и единственная Нора Сатерлин нервничала в его присутствии.
– Давай посмотрим… В первый раз нам лучше все упростить. Стол?
– Стол.
Уесли скользнул руками вниз по ее спине и обхватил обеими ладонями ее мягкие ягодицы. Она вцепилась в его плечи, когда он поднял ее и усадил на краю. Он уже полыхал от желания погрузиться в нее.
– Нам нужно…
– Неа.
– Она покачала головой.
– Я проверялась. Все чисто. Хорошо, что на контрацептивах. А ты девственник. Правильно?
Уесли усмехнулся.
– Ненадолго… я надеюсь.
– Нет, ненадолго.
Она принялась за его рубашку снова, и, достигнув низа, попыталась выдернуть ткань из его штанов. Пуговица зацепилась за его пояс, и Нора застонала от разочарования.
– Такого никогда не случается в моих книгах, - сказала она, осторожнее потянув рубашку Уесли, чтобы высвободить ее. – Ничьи рубашки никогда не застревают ни в чьих штанах. И никому не нужно беспокоиться, что их чертовы родители застукают их. И ты никогда не встретишь там парня, который поднимет голову и скажет: “Хм, я думаю, ты подхватила грибковую инфекцию”.
Уесли чуть не свалился на пол от смеси отвращения и смеха.
– Что? Ты говоришь, что в любовных и эротических романах не на сто процентов реалистичные сцены секса? Я в шоке.
Он положил голову ей на плечо, и она зарылась пальцами в его волосы.
– Боюсь, что нет, малой. Ни у кого нет несвежего дыхания по утрам. Ни у кого никогда не бывает судорог. Парни всегда могут делать это беспрестанно. Не бывает никаких ЭД сцен.
– ЭД?
– Эректильная дисфункция.
– Ну, я не могу представить, что ты сталкивалась с большинством из этого в реальной жизни. Кроме, наверное, утреннего дыхания, - поддразнил он.
Он жил с Норой в течение полутора лет. Он видел Сатерлин в ее абсолютно наихудших состояниях, сразу после сна, с торчащими волосами, несвежим дыханием, после работы. Она выглядела еще более шикарно, просто вылезая из постели, нежели большинство женщин, выглядели после двух часов прихорашивания.
– О, у меня было все это. Однажды у меня была судорога во время секса с Кингсли. Я кричала так громко, что его секретарша вызвала скорую помощь.
– ЭД?
– Не так уж и много. Если не считать Сорена.
Уесли наблюдал, как с лица Норы сошла улыбка.
– Сорена?
Кусая нижнюю губу, она кивнула.
– Если он не причинит боль мне… или кому-то другому, он не может довести дело до конца.
– Не может или не хочет?
– Не может. Он. Не. Может. – Нора слабо улыбнулась. – Знаешь, он не причинял мне боль просто ради веселья. Это прелюдия. Я говорила тебе об этом.
Уесли вспомнил тот разговор. Он даже еще не переехал к Норе. Ему еще не исполнилось восемнадцать, на первом курсе в Йорке, был декабрь, почти Рождественские каникулы. И он не мог вынести мысли о жизни без Норы во время его учебы в следующем семестре. Но она была приглашена преподавать только этот единственный курс. С наступлением весеннего семестра она бы ушла.
Он немного приврал и сказал, что его родители могут забрать его из самого дорогого гуманитарного колледжа. Нора не пропустила шанс. Сразу же, она сказала ему, что он может переехать к ней, за проживание и питание по цене, по крайней мере, половины от той, что студенты платили в Йорке. Но, она предупредила его, что она была не просто писательницей. А также, что она работала Госпожой. Взгляд, который она расценила как шок, был просто замешательством. Он никогда в своей жизни не слышал о понятии Госпожа.
Тогда, она рассказала ему о Сорене, ее сложных отношениях с ним, их прошлом и дальше, и дальше... и Уесли вспомнил всплеск тестостерона, который он почувствовал от одной мысли, о мужчине, поднявшем руку на Нору, женщину, которую он любил со страстью, настолько неистовой, что едва мог дышать в ее присутствии.
“Только не позволяй ему оказаться поблизости”, - сказал он, выпячивая грудь.
Даже сейчас он не мог думать о том моменте, не краснея. Он был настолько самоуверенным, настолько дерзким. И у него не было ни малейшего представления о том, каким по-настоящему устрашающим может быть Сорен.