Принцесса Иляна
Шрифт:
Он заплакал громче и не перестал даже тогда, когда мокрая пелёнка сменилась сухой, поэтому Илона вылезла из кровати, чтобы самой его укачивать:
– Ну, что ты, моя крошечка? Что ты плачешь?
– ласково спрашивала она, держа сына на руках, а затем поцеловала в лоб, проверяя, не горячий ли.
– Может, отнести его кормилице?
– с трудом подавляя зевоту, спросила служанка.
– Нет. С прошлого раза прошло мало времени. А то перекормим, - ответила госпожа, потому что за окнами было ещё очень темно, и значит, короткая летняя ночь едва ли дошла до середины. Если б забрезжил рассвет, Илона могла бы согласиться, что надо разбудить и кормилицу, но сейчас велела служанке погасить свечу и продолжать спать:
– Я сама его покачаю.
Михня, по счастью, капризничал не более получаса, а затем уснул, после чего мать аккуратно положила его в колыбель и вернулась к своей постели, но спать уже не могла. Некоторое время она молча сидела на краю кровати, задумчиво глядя то на колыбельку, едва видную в сумерках, то на тёмное пятно двери, видной на фоне светлых стен спальни.
Наконец Илона накинула халат и босиком, чтобы не стучать деревянными подошвами домашних шлёпанцев, вышла в коридор, а там, несмотря на темноту, довольно быстро нашла требуемую дверь - в мужнину спальню.
Как и ожидалось, было не заперто, а в спальне Влада в отличие от спальни Илоны, слуги не ночевали, поэтому казалось возможным прийти к нему без предупреждения.
Муж спал крепко. Его не разбудил звук открывающейся двери, которую у Илоны не получилось открыть бесшумно. И шорох шагов по полу, застеленному коврами, тоже не разбудил спящего Влада. А может, он только делал вид, что спит? Как тогда, во дворце минувшим ноябрём, когда ему пришлось ночевать в одной комнате с беременной супругой...
Стараясь в потёмках ни на что не наткнуться, Илона остановилась с той стороны кровати, куда было обращено лицо мужа, и, наклонившись, тихо позвала:
– Вла-ад.
Его голос был хриплым, как будто и впрямь спросонья:
– Что? Это ты? Что случилось?
– Ничего не случилось, - ответила Илона, присев на край кровати и погладив мужа по плечу.
– Ничего кроме того, что я хочу побыть с тобой. Можно?
– Зачем?
– спросил муж.
– Ну... как тебе сказать...
– ответила жена, теперь погладив его по голове. Илона сознавала, что кокетничать у неё не получается, но всё равно продолжала своё: - Помнишь, когда-то давно ты говорил, что я в постели холодна, а я отвечала, что веду себя как положено католичке? Так вот я подумала, что вела себя чересчур холодно даже для католички, а теперь мне бы хотелось стать другой.
Влад сел на постели, стараясь стряхнуть с себя сон:
– Мы уже говорили об этом прежде. Тебе рано снова беременеть. Ты поступаешь безрассудно, но этому безрассудству я не буду потакать. Возвращайся к себе.
Илона вздохнула, но по-прежнему оставалась сидеть на краю его постели:
– Разумеется, я хотела бы, чтобы у меня были ещё дети, но сейчас я гораздо больше желаю, чтобы у меня был муж. Влад...
– теперь она провела ладонью по его щеке. Горячая шершавая щека. И ничуть не колючая.
Супруг, мягко сжав запястье супруги, отстранил её руку от своего лица:
– Не нужно.
– Но почему? Если ты скоро уедешь, то, может, мы хоть напоследок...
– Иди к себе, - твёрдо повторил он.
– Дорогу найдёшь или тебя проводить?
– Найду, не беспокойся, - обиженно ответила Илона, поднялась на ноги и пошла к выходу.
Ух, как же она злилась в эти мгновения! Ей было известно, что в мужниной спальне где-то на столике стоит кувшин, полный воды, чтобы утром умыться... Так вот Илоне вдруг страшно захотелось схватить этот кувшин и плеснуть водой со всего размаху на своего супруга, который снова улёгся спать! А пока он будет соображать, что случилось, и убирать мокрые пряди волос, прилипших к лицу, можно схватить полотенце, которое лежит там же, рядом с кувшином, и огреть несколько раз. "Думаешь, я не знаю, почему ты спать хочешь!?
– воскликнула бы Илона.
– Если по девкам ходить, так и супруга не нужна! Конечно! Все силы на них потратил! Изверг! Сколько ты ещё будешь мучить меня!? Супружеский долг, между прочим, это не только долг жены перед мужем, но и - мужа перед женой. А ты что делаешь, а? Весь город судачит об этом! Сколько ещё я должна выносить такой позор!? Отвечай!"
И всё же Илона сдержалась. Бить мужа полотенцем - это слишком. Влад бы терпеть не стал. Мог и сдачи дать. В лучшем случае - тем же самым полотенцем, отобранным у развоевавшейся супруги. А в худшем мог бы и оплеуху отвесить. Но следовало ли устраивать рукопашный бой со своим супругом так, как это делала Маргит со своим?
* * *
Проснувшись на следующее утро, Илона поняла, что не может обижаться на своего супруга. Конечно, он был прав. Но как же это казалось грустно: видеть мужа рядом, но вести себя так, как будто сейчас Великий пост!
Тем грустнее было собирать Влада в дорогу. Да и сам он не особенно радовался тому, что Матьяш выполняет своё обещание вернуть "кузену" трон.
Однажды, когда Илона вытащила из сундука тёплые вещи, которые мужу следовало на всякий случай с собой взять, он хмуро спросил:
– Ты меня на целый год хочешь из дому отправить? Зачем мне зимний плащ? Сейчас ведь лето.
Влад, очевидно, не хотел вспоминать, что уезжает надолго, поэтому она в шутку спросила:
– А может, не поедешь?
Он оглянулся, не слышит ли кто из слуг, и серьёзно ответил:
– Матьяшу не говори, но, будь моя воля, наверное, и не поехал бы, остался здесь. Наверное, это и есть старость, когда никуда не тянет ехать, а хочется дома кости греть на мягкой перине.
Илона повернулась к нему:
– При чём тут старость?
– Да притом, что голова всё белее, - Влад глянул вправо-влево, на пряди своих волос, спускавшихся на плечи, и небрежно покрутил в пальцах кончик одной из прядей. В ней ясно виднелись серебряные нити.
– Зато здесь, - Илона положила ладонь ему на грудь чуть ниже того места, где начинался ворот его рубашки, поддетой под кафтан, - здесь ни одного седого волоса. Ты не стар. Ты просто не хочешь уезжать от меня. Обещай, что мы увидимся осенью. Если нужно, я приеду в Эрдели. Вот тогда и привезу тебе твои тёплые вещи, чтобы ты сейчас не таскал их с собой.
– А сын?
– Влад имел в виду Михню, поскольку Ласло, как всегда, должен был сопровождать отца в походе.
– Как же ты его оставишь?