Принцесса Иляна

Лыжина Светлана

– Благодарю, госпожа. Благодарю, что нашли его.

Илона обернулась и увидела молодую горожанку, весьма опрятную, которая держала за руку маленькую девочку - очевидно, свою дочь.

– Он убежал, - продолжала женщина взволнованным голосом.
– Я звала его, а он не откликался, и я не могла найти его в толпе. Благодарю. Вы очень хорошо сделали, что подняли его на руки. Я сразу его увидела.

Женщина подошла ближе, чтобы взять ребёнка, а ребёнок потянулся к ней и произнёс:

– Мама!

Илона испытала неизвестное ей доселе чувство. Получалось,

что она сделала доброе дело, но это принесло не радость, а разочарование и досаду. Ребёнка не хотелось отдавать. Хотелось оставить себе, несмотря на то, что он явно стремился вернуться к матери, чуть ли не вырывался из рук, а ведь ещё несколько мгновений назад так крепко обнимал незнакомую ему женщину.

"Так же несправедливо! Я нашла его. Он мой", - Илона еле сдержалась, чтобы не произнести этого вслух и еле заставила себя разжать руки. Она вдруг почувствовала себя очень жадной, готовой забрать то, что ей не принадлежит. Это было так на неё не похоже, и потому показалось очень стыдно!

"Хочешь детей - выходи замуж", - подсказывал разум, и в те дни Илона не раз задумывалась, почему бы ни выйти за вдовца, у которого уже есть дети, и воспитывать их... Но ведь следовало помнить о Вацлаве!

Ребёнок, найденный на улице, не помешал бы Илоне продолжать хранить верность покойному мужу, а если бы она снова вышла замуж и воспитывала чужих детей, то могла бы незаметно для себя привязаться к их отцу, если б он оказался хорошим, добрым человеком.

Любой священник сказал бы, что в этом нет ничего предосудительного, и что это даже правильно, но Илона держалась иного мнения. "Если я забуду Вашека, то уже не увижусь с ним на небесах. А ведь он ждёт меня и очень огорчится, если я не проявлю достаточно стойкости и терпения", - так она говорила себе, а затем обращалась с отчаянной молитвой к Богу: "Господь, я совсем запуталась. Я уже не знаю, о чём Тебя просить, но подари мне хоть немного счастья!"

Часть II

Кузен Матьяш

I

На следующий день после приезда в столицу Илоне следовало навестить отца, но этот визит, как и вся поездка, казался тягостным, будто визит к чужому человеку.

Отец жил неподалёку от королевского дворца, в доме, когда-то принадлежавшем Михаю Силадьи, но Михай ведь погиб много лет назад, поэтому столичное жилище вместе с имениями в Эрдели и местом в королевском совете перешло к младшему из двух братьев.

Конечно, отец радовался своему возвышению, о котором не мог и мечтать, но оказалось ли оно к лучшему? Он постепенно изменился и начал так ценить своё положение, что уже не мыслил себя отдельно от него. В прежние времена Ошват мог назвать себя добропорядочным семьянином, заядлым охотником, умелым воином, рачительным хозяином в своих десяти деревеньках, а теперь всем своим поведением говорил: "Без наследства, которое оставил мне старший брат, я никто". А ещё он стал часто задумываться о том, что "закончит как Михай", то есть умрёт, не продолжив рода, потому что в таком деле важны только сыновья, а дочери не в счёт.

Возможно, перемена в характере и стала причиной того, что родители Илоны мало-помалу отдалились друг от друга, то есть теперь жили раздельно, хоть и переписывались по делам. Пока отец являлся всего лишь младшим братом всесильного Михая и обладателем весьма скромных имений, он не слишком печалился из-за того, что остался без наследника. Единственный сын, который родился в браке, Ференц, умер вскоре после рождения.

Насколько помнила Илона, её брата Ференца едва успели окрестить, но отец, глядя на маленькую надгробную плиту в часовне своего маленького замка, не очень печалился. Зачем сыну влачить полубедное существование в глухом углу Эрдели? А вот теперь, когда к родителю нежданно пришли богатство и власть, наверное, стало очень досадно, что некому всё это оставить.

Вдобавок к этому мать Илоны постарела быстрее, чем отец. Агота, урождённая Сери-Поша, уже вышла из того возраста, когда женщина способна забеременеть, а её супруг ещё не растратил всех сил. Он не потерял вкуса к жизни и даже не терял надежду оставить после себя сына - пусть незаконного, но всё-таки наследника, которому можно завещать кое-что, если похлопотать перед королём.

В итоге родители Илоны почли за лучшее разъехаться, не поднимая шума и не давая особого повода для сплетен. Точно так же поступали во многих благородных семьях. А если б родители Илоны, прожив более тридцати лет в браке, проявляли друг к другу такую же сердечную привязанность, как в первые годы, это показалось бы даже странным. Главная цель брака - рождение детей, а если это уже не возможно, то и чувства должны угаснуть, потому что они уже ни к чему.

Для Илоны всё это казалось довольно грустным, поскольку означало, что время проходит, и что она уже не та "отцова доченька", которой всегда рады. Конечно, отец выказал радость при новой встрече, но дочь, вступая под сень отцовского дома, не могла не думать о том, что стала помехой, ведь где-то в дальних комнатах сидела женщина, которую мать Илоны называла не иначе как "эта шлюха".

Илона знала, что "шлюха" лет на пятнадцать младше матери, да и не шлюха вовсе, а миловидная вдова, которая вела в отцовском доме хозяйство и исполняла ещё одну обязанность, весьма деликатного свойства.

Илона знала, что эта домоправительница не выйдет из дальних комнат, не покажется гостье, и отец ни разу не упомянёт об этой женщине, но отцова вежливость не избавляла от мысли: "Это не твой дом".

– Ну? Как тебя приняла тётя?
– меж тем расспрашивал отец, ведя свою дочь в столовую, где уже был накрыт обед на двоих.
– Она довольна?

– Да, отец. Тётя сказала, что очень рада меня видеть, и что Матьяш тоже будет рад.

– Король будет рад тебя видеть?
– переспросил отец и улыбнулся.
– Что ж. Это хорошо. А обо мне тётя упоминала?

– Нет, отец, - ответила Илона.

Ошват Силадьи призадумался, а затем произнёс:

– Что ж. Тоже неплохо. Пусть уж лучше молчит, чем рассуждает о том, что во мне не так.

Илона промолчала, а отец продолжал:

– Навещай меня почаще, дочка. Навещай и рассказывай, о чём с тобой говорит моя сестра. А ещё лучше - заведи-ка с ней сама разговор обо мне. Невзначай заведи. Посмотрим, что она скажет.

– Хорошо, отец. Я это сделаю.

Во время обеда он продолжал расспрашивать дочь, а Илона отвечала, в то время как пища на её тарелке оставалась почти не тронутой. Как это часто случалось, Илона не чувствовала вкуса еды. Просто понимала, что сейчас нужно обедать, и ела, а по окончании трапезы не чувствовала ни сытости, ни голода и думала только о том, что при встрече с сестрой есть не придётся.