Принцесса-невеста

Моргенштерн С.

– Я вижу, что ты понимаешь мои затруднения, – снова начал дворянин.

Но Доминго был уже там, где слова не могли достать его. Иниго никогда не видел своего отца таким взволнованным.

– Мерки… конечно… каждый палец и обхват запястья, и расстояние от шестого ногтя до подушечки указательного пальца… столько мерок… и ваши предпочтения… Вы предпочитаете рубить или резать? Если рубить, вы предпочитаете движение справа налево или, может быть, параллельное?.. Когда вы режете, нравится ли вам движение вверх, и сколько силы вы бы предпочли прикладывать

с плеча, а сколько с запястья?.. Хотите ли вы, чтобы я покрыл наконечник, чтобы он легче входил, или же вам нравится смотреть, как лицо противника искривляется от боли?.. Столько нужно сделать, столько нужно сделать… – и он продолжал и продолжал в том же духе, там что дворянину пришлось спешиться и практически схватить его за плечи, чтобы заставить замолчать.

– Ты тот, о ком говорят слухи.

Доминго кивнул.

– И ты выкуешь мне лучшее оружие со времён Экскалибура.

– Я превращу своё тело в руины для вас. Вероятно, я потерплю неудачу. Но никто не будет стараться сильнее.

– И оплата?

– Когда получите шпагу, тогда и заплатите. Теперь мне нужно снять мерки. Иниго – мои инструменты.

Иниго кинулся в самый тёмный угол хижины.

– Я настаиваю на том, чтобы оставить что-нибудь как аванс.

– В этом нет необходимости; я могу не справиться.

– Я настаиваю.

– Хорошо. Один золотой. Оставьте его. Но больше не беспокойте меня насчёт денег, когда есть работа, которую надо начать.

Благородный господин достал одну золотую монету.

Доминго положил её в ящик стола и оставил, даже не взглянув.

– Сейчас вы должны ощутить свои пальцы, – велел он. – Сильно потрите руки, потрясите пальцами – вы будете взволнованы во время дуэли, и рукоять должна соответствовать вашей руке, когда вы возбуждены; если бы я снял мерки, когда вы расслаблены, то была бы разница, где-то тысячная доля дюйма, и это лишило бы нас совершенства. А мне нужно именно оно. Совершенство. На меньшее я не согласен.

Дворянин не сдержал улыбки.

– И сколько времени тебе надо, чтобы достичь его?

– Возвращайтесь через год, – сказал Доминго и начал работу.

Что за год.

Доминго спал только тогда, когда падал от усталости. Он ел только тогда, когда Иниго заставлял его. Он изучал, раздражался, жаловался. Ему не стоило и браться за эту работу; она была невыполнима. На следующий день он чуть ли не летал: ему не стоило и браться за эту работу, она была слишком проста и не стоила его трудов. От ликования к отчаянию, от ликования к отчаянию, день за днём, час за часом. Иногда Иниго заставал его в слезах:

– Что случилось, отец?

– Я не могу её сделать. Я не могу сделать эту шпагу. Я не могу заставить свои руки слушаться меня. Я бы покончил с собой, но что тогда ты будешь делать?

–

Отец, иди поспи.

– Нет, мне не нужен сон. Неудачникам не нужен сон. И к тому же я спал вчера.

– Пожалуйста, отец, хотя бы вздремни немного.

– Хорошо, несколько минут; только чтобы ты не ворчал.

Иногда Иниго, проснувшись, видел его танцующим.

– Что случилось, отец?

– Я нашёл свои ошибки, исправил свои просчёты.

– Тогда она скоро будет готова, отец?

– Она будет готова завтра, и это будет чудо.

– Ты поразителен, отец.

– Я поразительнее чем поразителен, как смеешь ты оскорблять меня.

Но на следующую ночь снова слёзы.

– Что теперь, отец?

– Эта шпага, эта шпага, я не могу сделать эту шпагу.

– Но прошлой ночью ты сказал, что обнаружил свои ошибки, отец.

– Я ошибался; сегодня я нашёл новые, ещё худшие. Я – самое жалкое создание на земле. Скажи, что не против того, чтобы я убил себя, и я прекращу это существование.

– Но я против, отец. Я люблю тебя и умру, если ты перестанешь дышать.

– Ты не любишь меня на самом деле; ты говоришь это лишь из жалости.

– Кто может жалеть человека, делающего лучшие шпаги в мире?

– Спасибо, Иниго.

– Пожалуйста, отец.

– Я тоже люблю тебя, Иниго.

– Спи, отец.

– Да. Спать.

И так целый год. Год, когда рукоять была хороша, но баланс был неверен, когда баланс был верен, но лезвие слишком тупо, когда лезвие стало острее, но это снова нарушило баланс, когда баланс вернулся, но теперь кончик шпаги был толстым, когда кончик заострился, но теперь всё лезвие стало слишком коротко и совершенно непригодно, всё надо было выкинуть, всё надо было начать заново. Заново. Заново. Здоровье стало покидать Доминго. Теперь у него был неспадающий жар, но он заставлял свою хрупкую оболочку двигаться, потому что оружие должно было стать лучшим со времен Экскалибура. Доминго сражался с легендой, и это разрушало его.

Что за год.

Однажды ночью Иниго проснулся и увидел, что его отец сидит. Смотрит куда-то. Спокойно. Иниго проследил за его взглядом.

Шестипалая шпага была завершёна.

Она сверкала даже в темноте хижины.

– Наконец, – прошептал Доминго. Он не мог оторвать глаз от великолепия шпаги. – Вся моя жизнь ушла на это, Иниго. Иниго. Теперь я мастер.

Широкоплечий господин с этим не согласился. Вернувшись забрать шпагу, он лишь на секунду остановил на ней взгляд.